Тени сна (сборник) - Виталий Забирко

Калеция ойкнула. Она стояла голая, чуть откинувшись назад, с невыразимой мукой на лице, а перед ней, держась руками за ее талию, плотоядно ухмылялся старик.

Волоча за собой завесь, Крон подошел к ним. Он протянул руку к писцу и с удивлением обнаружил накрутившуюся на кулак ткань. Крон отшвырнул ее в сторону, молча взял писца за грудки и легко поднял его над землей. Лицо старика посерело, затем покраснело — ворот туники сдавил ему горло. Все так же молча Крон понес конвульсивно дергающегося писца из каморки через анфилады комнат людской. Выйдя из виллы, он хотел швырнуть писца по ступеням вниз, но в это время ветхая туника не выдержала, и полузадохнувшийся старик шлепнулся на четвереньки у его ног.

Выбежавшая прислуга смотрела на них во все глаза. Старик тяжело, с надрывом дышал, ловя посиневшими губами воздух.

— Если этот человек… — Крон споткнулся на слове и замотал головой. — Если это животное еще раз покажется в окрестностях моей виллы, — проговорил он, глядя мимо прислуги, стражников и рабов в сторону парка, — убейте его! За его смерть буду отвечать я. А тому, кто это сделает, я заплачу за его смерть столько же, сколько Сенат потребует с меня за его жизнь!

Он толкнул писца ногой. Еще не отдышавшийся старик скатился по ступеням и, прихрамывая, припустил по аллее прочь. Крон повернулся и быстро пошел назад.

Калеция сидела на полу среди своих одежд. Обхватив руками колени, она плакала навзрыд. Крон остановился перед ней.

— Встань! — приказал он.

Она вздрогнула и, подавляя рыдания, встала. На сенатора старалась не смотреть, все время прикрывая лицо тыльной стороной руки.

— Одевайся!

Калеция резко покраснела и перестала рыдать. Она поспешно бросилась одеваться.

Крон стоял перед рабыней и в упор смотрел на нее. Последний раз мелькнула перед ним ее обнаженная грудь, и он неожиданно для себя вспомнил прикосновение ее мокрых, холодных от дождя сосков к своей груди.

— Оделась? — спросил Крон.

Калеция стояла перед ним, потупившаяся, все еще вздрагивающая после пережитого. И тогда Крон закатил ей увесистую оплеуху. Калеция пошатнулась и испуганно посмотрела на него.

— Ты выбрала не лучший способ спасти Атрана, — жестко сказал сенатор.

В проем двери нахально заглядывала любопытствующая прислуга.

— Валурга ко мне! — крикнул он в коридор. Начальник стражи вырос перед ним словно из-под земли.

— За этой рабыней, — приказал сенатор, — установить строгий надзор. Из дома не выпускать. Все свидания с ней посторонних лиц — только с моего разрешения. Не допускать к ней никого, даже по требованию Сената. Всех лиц, пытающихся подкупить стражу, задерживать — я буду платить вдвое больше предложенной суммы. В случае ее исчезновения, независимо от того, сбежала ли она, выкрали ее, отбили в бою, либо она выдана представителям властей без моего разрешения, — вы отвечаете головой.

— Да, сенатор, — кивнул головой Валург.

Крон посмотрел в спокойные глаза начальника стражи. Этот сделает все, что приказано. И даже больше. Костьми ляжет. Не из страха перед наказанием — он не знает такого слова, а потому, что для него выше его жизни стоит воинская честь.

Крон вышел из каморки и поднялся в свои апартаменты. В гостевой комнате рабыня накрывала на столик. Сенатор подошел, взял с блюда что-то запеченное в тесте и стал стоя есть. Рабыня хотела налить ему в кубок вина, но он досадливо отмахнулся, и она поспешно выбежала за завесь.

Не ощущая вкуса, Крон механически дожевал и запил водой прямо из кувшина. Затем бросил взгляд на клепсидру.

— Шекро!

Раб тенью скользнул из-за колонны.

— Да, мой господин.

— Собирайся. Будешь меня сопровождать.

— Я готов, мой господин.

Даже не удостоив его взглядом, сенатор пошел к выходу.

Храм богини любви и плодородия Ликарпии располагался на пологом склоне холма, поросшем зарослями чигарника и густой травой. Стены храма, сложенные из мягкого серо-желтого песчаника то ли во времена бастархов, то ли еще в мифическое царствование Земляной Клодархи, испещряли древние карикатурные сцены любовных утех и нецензурные надписи. Позже ваятели возвели у стен скульптурные группы (их гипсовые копии экспонировались в Музее искусств внеземных культур на Земле, и многие искусствоведы, отдавая должное мастерству неизвестных ваятелей, сравнивали их с творениями Родена), но старые надписи и рисунки никто не затирал — их считали своеобразной реликвией храма. За скульптурами же следили, постоянно подновляя на них краску, украшая гирляндами цветов. Храм посещали, и он приносил хороший доход.

Напротив храма Ликарпии, через дорогу, на склоне глинистого лысого холма, возвышался пирамидальный храм Алоны, богини справедливости, благочестия и целомудрия. Возвели его лет пятьдесят назад на пожертвования посадника Сипра Сипола в связи с ранней кончиной его дочери, но, несмотря на недавнюю постройку и дорогой тестрийский камень, выглядел храм запущенным и старым: отчасти из-за своей архитектуры и планировки. — высокий, черный, с узкими прорезями окон на фоне голого серо-красного холма, отчасти из-за отсутствия паломников и пожертвований.

Так же разительно, как и храмы, отличались их жрицы. Жрицы Ликарпии красивые, бойкие, развязные девицы, само воплощение порока — и жрицы Алоны, зачастую ущербные, потерявшие всякую надежду выйти замуж и потому посвятившие себя служению храму женщины.

Располагались храмы вдали от города, на полпути от Пата до селения Коронпо. Широкая проселочная дорога пересекала долину и вползала между холмами, как бы размежевывая храмовые территории. Возле самых холмов, огибая их, протекал неширокий, в десять-пятнадцать патских граней, ручей Любс с чистой и прозрачной водой, через который был переброшен старый, деревянный, ставший уже беспошлинным пешеходный мостик, — всадники и повозки переправлялись через ручей вброд. Чуть в стороне от мостика, около пятидесяти патских граней вверх по течению, ручей вымыл широкий плес — здесь жрицы обоих храмов брали воду, купались в летнее время, стирали. И здесь же зачастую, как и водилось во все времена между соседями, происходили стычки служительниц разных культов, сопровождавшиеся отборной бранью а иногда и просто потасовкой. Учитывая физическую немощь жриц Алоны, слабых, немощных, уродливых и большей частью старых женщин (жрицы же Ликарпии служили своей богине от шестнадцати до тридцати лет), благочестию и целомудрию в таких стычках приходилось несладко.

Когда сенатор Крон в сопровождении Шекро подходил к мостику, у ручья как раз закончилась подобная потасовка. Жрицы Алоны поспешно взбирались на Лысый холм, подхватив полы своих хламидников, а у плеса стояла толпа голых победительниц и улюлюкала им вслед. Заметив приближающихся путников, они на мгновение умолкли, а затем переключились на них.