Ферма - Дмитрий Резаев

Шур отвел взгляд, стараясь не смотреть на спицы в руках Раша. Он уставился в пол, но на нем плясали две кривые тени, извиваясь, они подползали к нему все ближе, пока не коснулись ботинка. Ноги! Нужно ударить носком по надкостнице. А там будь что будет, лишь бы оттянуть финальный момент. Нет, надкостницу скрывает сапог. Лучше в коленную чашечку. Но ноги давно уже стали ватными, словно в них никогда не было костей, которые облегают эластичные тренированные мышцы. Шур отчетливо осознал, что сейчас он умрет. Его обволакивал искаженный голос Спилмена Раша, звучавший так, будто он был записан на плохой пленке. Слова растягивались, как жевательная резинка или оконная замазка.

– Боль – это всего лишь мгновение. Самое страшное, Эдвард, – не боль, а воспоминание о боли. Ты не умрешь. Ты сначала предашь всех, кого только можно, включая самого себя, а потом всю жизнь, как поганый пес, будешь лизать мне сапоги.

Два черных крыла взметнулись вверх и назад. Две серо-синие шпаги блеснули в отраженных лучах переменного тока и огненными струями вонзились Шуру под ребра. Шур закричал и рванулся вперед. Боль была невыносимой. Раш медленно поворачивал спицы, которые были уже внутри того, что называлось Эдвардом Шуром. Сам Шур взмыл под потолок, обогнав свой собственный крик. Его тело билось в нечеловеческих конвульсиях. Спилмен Раш отпустил спицы и, скрестив руки на груди, задумчиво смотрел, как они вихляются из стороны в сторону.

Левая рука Шура, сдирая кожу, с жутким хрустом отодрала наручник и ухватилась за спицу в правом боку. Вращая глазами от бешенства и напряжения, агент МБР вырвал спицу и, замахнувшись, метнул ее в Раша. Раш переступил ногами, легко и изящно уходя с линии атаки. Спица, взвизгнув, воткнулась в деревянную стенную панель. Левая рука Шура продолжала творить чудеса. Она справилась и со вторым наручником, освободив свою правую сестру. Шур выдернул левую спицу и, зажав ее в окровавленной руке, бросился на Спилмена Раша. Тот проворно отскочил в угол и нажал кнопку на запонке. Двери лифта распахнулись, и в комнату, громыхая сапогами, вбежали десантники, держа автоматы на изготовку. Шур остановился. Он даже не мог тяжело дышать, так болели ребра. Ему казалось, что спицы все еще в нем, все еще грызут острыми мелкими зубками нежное, живое мясо. Шур непроизвольно ощупывал себя глазами и каждый раз с облегчением замирал, не замечая спиц. Наконец он успокоился настолько, что смог оценить обстановку. Бросил на пол бесполезную спицу, даже не успев ее как следует рассмотреть. Видимо, она была смазана какой-то кислотой, иначе что же вызывало такую непереносимую боль?

Раш, заметив, что взгляд Шура стал осмысленным, по-отечески улыбнулся ему:

– Ну, что, продолжим?

Этого Шур вынести не мог. Он развернулся и бросился к стеклянному окну. Рефлекторно он поступил так, как учили: пригнул голову и ударил в стекло плечом, а точнее, почти спиной, стараясь не думать о том расстоянии, которое отделяло его от бетона внизу. Осколки рассыпались с веселым звоном, пропуская в комнату ветер и дождь.

– Там внизу воздушный шар, метеозонд. Только что собрались запустить, чтобы измерить силу ветра. Он может остаться в живых, – заметил один из десантников.

Раш развернулся к лифту:

– Я знаю про зонд.

Он летел очень долго. Затем его спина коснулась чего-то мягкого, и он покатился вниз. Больно ударился о бетон и понял, что жив. Дождь лил как из ведра, облепляя со всех сторон его тело, будто стараясь забинтовать, зализать две страшные раны. Шур, едва разогнувшись, побежал сквозь шевелящуюся серую стену.

23. ЛИЦОМ К ЛИЦУ

С рассветом они двинулись дальше. Три тени, три хмурых, небритых лица. Они перебирались через обломки плит и скомканные телеграфные столбы. Солнечные лучи врывались в возникшие сами по себе переулки и шарили по стенам, выискивая путников, словно прожектора береговой охраны. Впереди, сзади и по сторонам находилась разруха. И разруха эта жила. Костюм Трэша уже был изрядно порван, а сигара печально поникла. Летчицкая форма Самарина напоминала о себе лишь остатками цвета. Парик он давно выбросил. У Арчера Харпера под глазами зияли огромные черные круги, делая его похожим на вампира Носферату. Им отчаянно хотелось есть. Самарин предложил поймать крысу, но это не вызвало энтузиазма у его друзей-аристократов.

К вечеру, когда все трое валились с ног от усталости, Трэш указал на металлический ангар с покореженными, не закрывающимися дверьми. Они вошли в него и увидели костер. Вокруг костра сидело несколько человек в лохмотьях. Они с любопытством рассматривали пришельцев. Один из них радостно замычал, пуская слюну, и затряс здоровенным кулачищем. Трэш, Самарин и Харпер попытались ретироваться, но вход загораживали две значительные фигуры.

– Добро пожаловать, джентльмены, – кривляясь, произнес сухонький старичок и тут же представился, – Сесиль Трот, к вашим услугам.

Две значительные фигуры, оказавшиеся впоследствии Смогом и Дампом, стали бесцеремонно обшаривать пленников. С Самарина сорвали знаки отличия, у Трэша с диким восторгом была отобрана зажигалка, а Харпер лишился очков и вставной челюсти.

– Присаживайтесь, джентльмены, – пригласил Сесиль Трот и широким жестом указал на пол, покрытый ветошью и тряпьем. «Джентльменам» не осталось ничего другого как сесть.

– Извините за обыск без протокола. Но таковы реалии походной жизни. Жаль, что у вас нет еды. А вот зажигалка, очки и вставная челюсть нам очень пригодятся. Особенно вставная челюсть, – Трот с признательностью поклонился Харперу, который сидел, обиженно поджав губы, – Саймунс даст мне за нее плоскогубцы и небольшой пожарный топорик. Или фонарь. Нет, пожалуй, фонарь не даст. А что, Охота в этом году началась раньше?

– На две недели, – буркнул Трэш.

– А-а-а, – понимающе протянул Трот, – новый заговор клонов.

– И даже больше. Они планируют нанять тридцатитысячную армию и восстать против Системы, – объяснил Трэш.

– Ага, – Сесиль Трот внимательно осмотрел пленников. – Ну да, ну да. А я-то думаю, откуда здесь новички? Уж не вы ли организаторы этого благого дела? Дайте-ка посмотреть внимательно. Арчер Харпер и Сигизмунд Трэш, если не ошибаюсь. Они же – клоны Сэмюэль и Альберт. У нас тут есть маленький телевизор. Изображение почти отсутствует, но звук приличный. Мы используем его как радио. А я участвовал в диверсии клонов на фанагорийской подстанции. Может, слыхали?

– Мне в детстве мама рассказывала, – кивнул Трэш.

– Позвольте пожать ваши мужественные руки, джентльмены, – Трот церемонно протянул Харперу, Трэшу и Самарину свою сухую шершавую ладонь.

– А что же сэр Арчер молчит? – спросил он и, спохватившись, добавил, – ах, да! Смог, Дамп! Верните джентльменам их вещи. Черт с ним, с фонарем.

Смог и Дамп протянули Харперу челюсть и очки, Самарину значки, а Трэшу зажигалку. Рука Трота ящерицей выскользнула из засаленного рукава и схватила зажигалку:

– Это я, пожалуй, оставлю себе. На память.

Олигофрен дико захохотал.

– В награду за зажигалку я угощу вас ужином. У нас сегодня летучие мыши в полынном соусе.

Смог и Дамп засуетились, приступив к свежеванию небольших тушек перочинными ножиками. Несколько кусков стальной проволоки служили шампурами.

– А что случилось тогда на подстанции? – спросил Харпер, ощупывая языком вновь обретенную вставную челюсть.

– О-о, это было почти сорок лет назад, – с удовольствием начал рассказывать Трот, – я работал маленьким клерком, но был большим политическим деятелем. Я возглавлял профсоюз. Да, джентльмены, я возглавлял профсоюз и получал неплохую по тем временам зарплату. У меня был домик с садом и один клон. Я слишком часто посылал его вместо себя на работу. Большая общественная нагрузка, знаете ли. Он был отличным малым. Да-а… – Сесиль Трот задумался, принюхиваясь к запаху жарящихся нетопырей. – Я очень любил чай с лимоном. У вас нет лимона? Ах, да… Так вот, я решил, что клоны, раз они принимают участие в работах на подстанции, тоже могут являться членами профсоюза. Это могло бы увеличить взносы. Но однажды ко мне приехали представители ВБС и сказали, что клон не может возглавлять профсоюз. Я, конечно, сказал, что я не клон. Но доказать этого не смог. У меня нет татуировки Изначальных, как у аристократов. Они сканировали мой мозг, тестировали меня, а потом объявили, что мой клон это я, а я – это мой клон. Тоже они проделали и с другими активистами. Я бежал, но меня поймали и отправили в Карфаген. Здесь я и живу почти сорок лет. Так, значит, у вас нет лимона? Может быть кусочек цедры? Нет? Жаль… Единственное, что у меня осталось – это мои организаторские способности. Я ведь был профсоюзным боссом. А ведь мне было всего двадцать пять. Теперь я руковожу этими дебилами. Среди них нет ни одного нормального человека. Смог, Дамп и вот этот организм, – он указал на олигофрена, – по-видимому, результат каких-то экспериментов ВБС. Смог и Дамп более или менее удачны, а организм понимает лишь простейшие команды. Зато эти трое очень сильны. И если вы попытаетесь…