Почувствуй это снова - Ольга Вечная

– Юля–я! – кричит Славик. – Малышка, где ты? Пошли париться! Ну же, иди сюда, не обидим.

Приглушенные смешки.

– Твою мать, здесь только я! – рявкает Матвей так, что эхо по полупустому помещению. – Уваров, орать, блть, хватит. Ты съе*ешься уже или нет? Мешаешь.

Агрессия топит мир в адреналине. Голова кружится. Я делаю движение бедрами, клянусь, неосознанное! Матвей легко, но обжигающе шлепает по ягодице, призывая прекратить.

Застываю. Прижимаюсь, льну. Глаза всё еще закрыты, я просто чувствую. И хочу, чтобы однажды почувствовал и Матвей тоже. Снова. Эту адскую смесь из любви и похоти.

– Блдь, Адомайтис, ты? – выкрикивает Славик. – Ты чего здесь один, дрочишь, что ли?

– Да и ты мне мешаешь, – грубит вызывающе. Удар сердца, и Матвей продолжает: – Чего ждешь–то? Я щас решу, что помочь напрашиваешься.

Снова хохот.

– Что ты там вякаешь? Выходи поговорим. Я весь день собираюсь, бесишь ты меня.

Я целую его в щеку, потом в уголок губ. Матвей чуть раздраженно отклоняется. Но держит на весу крепко.

Пульс стучит. Я нахожу у Матвея на виске венку и прижимаюсь к ней губами. Касаюсь языком.

– Подожди в доме. – Резко. Сквозь зубы. С угрозой. – Я закончу через пять минут. И приду.

Дверь дергается. Замок хилый–хилый, с одного рывка почти вырывается. Матвей опускает меня на ноги и наваливается сверху, прижимая к стене так, чтобы за ним меня не видно было.

Дверь вновь дергается и распахивается. Но следом поспешно захлопывается.

– О, ты с кем–то. Сорян. Не с Юлькой? А то она нам кое–что обещала и смылась.

Вцепляюсь в Матвея намертво, обнимаю руками, а следом и ногами тоже. Не пущу, Господи!

– А ты, блдь, как думаешь, с кем я? – рявкает Мот. Его руки и плечи твердые, кажется, из камня. Дальше Матвей выдает такой поток мата, что у меня уши в трубочку сворачивают. Смысл теряется в середине предложения. Я склоняю голову и крепко зажмуриваюсь.

Смех.

– Да с Кристинкой он. Пошли, Слав. Поищем ее в доме.

– С нашей Юлькой у них такая ненависть после Костика, что в кабинке точно не она, ставлю свои яйца, – тише, но разобраться можно. С мерзким смешком.

– Крис, ты как там? – голос Славы такой пьяный и безумный, что жутко. Ощущение, что чувак вообще не соображает, что делает. Не в адеквате. – Помощь нужна? А то тут жалобы на Адомайтиса сыпятся, что е*аться нормально не умеет.

Сжимаю зубы изо всех сил.

– Всё–всё! Идем, Слав. Это уже перебор.

– Я не договорил! Блть, не трогайте меня! – звук доносится уже издалека. Парни всё же утаскивают другана, захлопывают дверь в комнату с душевыми. Уже из коридора: – Я хочу боя! Да где мой нож, блд! Он Костику нашему нос сломал, пусть будет бой!

Матвей качает головой.

– Пздц, идиоты, – ругается сквозь зубы, отходя от меня на шаг. – Упившиеся вхлам неадекватные дебилы, сука. Утром я из него всё дерьмо вытрясу, гребаные животные.

В его тоне агрессия. Она же в жестах, исходящей энергетике. Она во всем. При этом я нахожусь в круге безопасности. Понимаю четко: он никогда ничего мне не сделает. Пришел, чтобы защитить.

Не понимаю, пьян он или нет. Наверное, слегка.

– Что они собирались мне сделать, как ты думаешь? – спрашиваю.

– Влили бы водку в горло и раздели. Может, пофотали, может, отжарили. Я не знаю, – выплевывает слова. – Обсуждали разное, я курил, слышал. Подумал — ну Юля умная, она от коллектива ни на шаг. Юля, блть, одна ночью в бане в одном белье! – всплескивает руками.

И совсем он не страшный, хоть и рычит злобно. Злится, психует, но при этом–то хочет.

– Матвей, – окликаю тихо–тихо. – Мот, я бы это не пережила.

– Этого бы не пережил я, – перебивает жестче.

Мое сердце разрывается. Почему? Почему не пережил бы?

– Ты меня ненавидишь?

Он хмыкает тянется к полотенцу. Дрожу и продолжаю:

– Все так думают. Что ты меня ненавидишь, за то, что я тебе изменила. Но это неправда. Я никогда тебе не изменяла. Клянусь, что никогда. Тот поцелуй был ничего не значащим недоразумением, я рот потом полоскала... я... честное слово, мне противно было. Я не знаю, почему он так всем сказал. Я вообще ничего не знала.

Матвей делает шаг в мою сторону, обхватывает подбородок. Не больно, но ощутимо. Приподнимает. Смотрит на губы.

– Всю душу мне вымотала. Тебе нужно пошире открыть глаза, Юля. Ничего вокруг себя не замечаешь. Живешь как слепой котенок. Над тобой весь день стебутся, делят тебя, унижают, ты только дрова в костер подкидываешь. Свалить гордость не позволяет? Чуть до беды себя не довела.

Сглатываю.

– Как ты мог связаться с моей подругой?! Как ты мог так поступить со мной?! Это ты! Ты мне всю душу вымотал! Я весь день в кипятке варюсь заживо. А на них всех мне плевать, я никого не замечаю. Только как тебя шлюхи всякие трогают!

Он делает движение головой. Хмыкает.

– В кипятке варишься? – с вызовом.

– В нем самом! Ты когда узнаешь всё, ты... ты... – начинаю задыхаться, подбирая слова. – Ты жалеть будешь! – И добавляю жалобно: – А я уж отыграюсь!

В этот момент он наклоняется и целует. Сразу в губы. Накрывает их, сминает, прикусывает. Затыкает меня, заставляя не злиться, а чувствовать.

Наши языка касаются, а вкусы смешивается. Потребность мгновенно достигает максимума, будто фитиль подожгли и назад дороги нету.

Мы льнем друг другу.

Голодные, дики, бешеные. Адски соскучившиеся

А дальше тормоза отключаются.