Странствие за Фарадоунами (ЛП) - Форд Рик

В конце концов желудки напомнили им, что они проголодались, и звери неохотно отвернулись и направились в угол, в котором, по словам Риива, должно найтись кое-что съестное. Там они обнаружили множество кушаний и напитков в резных деревянных мисках и чашах. Яства поражали своим разнообразием. В тарелках можно было найти всю вполне обычную и привычную им еду, но не только зимнюю, а пришедшую изо всех времен года, и Наб дивился ее тонкому вкусу и тому странному обстоятельству, что она казалась на вкус намного лучше, чем дома. Попадались блюда, в которых лежали кушанья хотя и знакомые, но теплые, как будто их нагрели на солнце. Горячие кусочки дождевиков и белых грибов таяли во рту, их даже не приходилось жевать, и на вкус они сильно отличались от холодных грибов. А еще тут была еда, никогда ранее им не встречавшаяся, и они долго и осторожно изучали эти новые ароматы и ощущения, делясь друг с другом своим мнением о содержимом той или иной миски, и в ответ получая совет попробовать из миски, которую только что обследовал другой.

Среди блюд были расставлены чаши с кристально чистой водой, искрившейся и, казалось, наполнявшей пьющего энергией. Животные обнаружили, что даже она разнилась; в одних чашах она была нежно-розового цвета и сладко отдавала шиповником, в то время как в других носила красноватый оттенок и напоминала зверям о клевере. Одна Броку особенно понравилась — насыщенно золотистого цвета, а вкус именно такой, какой, по представлениям барсука, следовало иметь напитку с лабазником. Он обнаружил, что она особенно хорошо сочетается со вкусом горячих кусочков дождевика, и провел немалое время у двух чаш с этими деликатесами, набивая полный рот беловатых грибов и запивая глотком золотистой воды.

В конце концов, когда луна в ночном небе взошла высоко, животные прекратили объедаться и с ощущением того же довольства и защищенности, что и обычно, устроились на ночлег. Брока и Наба окружал освежающий аромат лабазника, напоминавший Броку о Таре и логове, а Набу о тех днях, когда он был малышом и, свернувшись калачиком, прижимался к теплому меху Тары. Уорригал же сидел на ветке, прикрыв светло-коричневые глаза, и думал об Уизене и о том, сколько раз его отец, должно быть, останавливался здесь, приходя к эльфам. Продолжительное путешествие и волнения, которые пережили путники, измотали их сильнее, чем они себе представляли, и, закрыв глаза, они сразу же погрузились в легкий, но спокойный сон диких животных; и было ли дело в еде, напитках или луне — трудно сказать, но их сны полнились серебристым светом, как того пожелал им Риив.

На следующее утро их разбудило льющееся в окно солнечное сияние, и когда они выглянули наружу, то увидели на деревьях и земле толстый слой инея, одевающий все в белый убор. В этот момент вошел Риив.

— Добро пожаловать в новый день, — сказал он, и певучие звуки его голоса прогнали остатки сонливости. — Вы выглядывали наружу? Нас одарило морозцем — прекрасное утро! Хороший день для встречи с лордом Викнором. — Он, пританцовывая, скользнул к пустым чашам на полу и тихонько хихикнул. — Ну вы и проголодались! Вижу, еда пришлась вам по нраву. — Он потянул за вересковую ветвь, вошли три эльфа, принесли с собой еще несколько полных мисок с едой и поставили их на место вчерашних, которые они унесли на деревянных подносах.

— Утро в вашем распоряжении, — сказал он. — Когда поедите, можете делать что хотите: прогуляйтесь снаружи, познакомьтесь с прудом; а в Солнце-Высоко жду вас в зале внизу и оттуда отведу на встречу с Повелителем эльфов. — Он вышел так же внезапно, как и вошел, а животные, к собственному удивлению, обнаружили, что опять голодны, и снова принялись уписывать за обе щеки.

— Скоро забуду, каково это — ходить и искать еду, — сказал Брок с полной пастью черники, но, вопреки собственным словам и всем чудесам и магии этого места, вдруг подумал о Серебряном Лесе с легкой тоской по дому.

— Думаю, мы уйдем, как только повидаемся с лордом Викнором, — сказал Наб; он понимал чувства барсука, но у него самого все мысли о доме вытеснялись возбуждением. Он знал, что вот-вот многое узнает о себе, и понимание этого, вместе с сильнейшим любопытством, заставляло его ужасно нервничать, а кроме того он заметил, что, увлекшись всем окружающим, они позабыли о главной цели своего прихода.

Когда миски снова опустели, а животные наелись до отвала, Наб распахнул дверь комнаты, и они пошли обратно — вдоль по коридору, вниз по лестницам — в зал, где ожидали прошлой ночью. Теперь помещение, когда в него сквозь вход вливался солнечный свет, выглядело иначе. Солнце бросало огромные светлые полосы на устланный мхом пол, делая его ярко-изумрудным, цвета молодых буковых листьев, когда они только начинают разворачиваться весной; по контрасту углы, до которых оно не добралось, казались темными. Здесь сновало множество занятых своими делами эльфов, они поспешно появлялись из дверей, ведущих в зал, и скрывались в других дверях, встречались, разговаривали и смеялись, выходили наружу и входили вновь. У животных создалось впечатление, что они ни на миг не останавливаются; эльфы были существами, которых наполняла неугомонная кипучая энергия, их мысли перетекали как ртуть, а тела беспрестанно танцевали. Их голоса наполняли зал музыкой и напоминали Набу о звуках речушки за Серебряным Лесом, журчавшей и позвякивавшей камешками на песчаном ложе. В солнечном свете свечение, исходящее от тел эльфов, казалось не таким ярким, как вчера вечером, но тем не менее оно никуда не делось. Казалось, что, двигаясь, эльфы оставляли за собой след, так что было трудно рассмотреть, где именно они находились в каждый отдельный миг — кроме случаев, когда они спокойно стояли на месте, а это ни разу надолго не затягивалось.

Животные медленно пробирались через зал, ощущая себя громоздкими и неуклюжими, а еще — чрезвычайно бросающимися в глаза. Похоже, о том, что они находятся здесь, известили решительно всех эльфов, и никто не удивлялся, когда звери проходили мимо; каждый здоровался с ними на свой манер, но все их обязательно приветствовали, прежде чем идти дальше своим путем.

Первым на солнце выбрался Наб; ему пришлось прищуриться, но вскоре он освоился. Затем гости спустились к берегу, похрустывая все еще ломкими от заморозка дубовым листьями, устилавшими землю, и пошли вдоль кромки пруда. Немного пройдясь, звери поняли, что от входа их уже не видно, и тогда они почувствовали странное облегчение. Расположившись на камне за каким-то высоким камышом, они долго сидели, не произнося ни слова и уставившись на воду, и слушали, как плещут мелкие волны, нагоняемые легким бризом на берег. Было хорошо снова остаться одним, и под конец они чуть расслабились и стали судачить обо всем, что с ними произошло с того момента, когда они вошли в Элмондрилл. Вскоре все уже говорили одновременно, причем у всех оказались разные мысли, взгляды и мнения, пока Уорригал не прервал их:

— Пойдемте, нам лучше возвратиться. Уже почти Солнце-Высоко, — сказал он. Животные с легким сожалением встали и, повернувшись спиной к солнцу, вернулись в зал.

Утренняя суета стихла, и через зал спешили лишь несколько эльфов. После яркого солнечного света казалось, что внутри очень темно, и глаза животных не сразу приспособились. С другой стороны зала Риив углядел их и прежде, чем они успели обнаружить его, сам подошел к ним.

— Вижу, вы провели утро в свое удовольствие, — отметил он. — Пахнете солнечным светом. Идемте, лорд Викнор ожидает. — И он тронулся вверх по главной лестнице. Животные последовали за ним той же дорогой, которой шли прошлой ночью, мимо своей двери и в конец коридора, а затем по новой, казавшейся бесконечной, лестнице. Время от времени в стене попадалась трещина или дыра, и, когда они осторожно в нее выглядывали, то по тому, как уменьшалась под ними поляна, понимали, что поднимаются все выше и выше. Вскоре они оказались на одном уровне с верхушками деревьев по ту сторону пруда. Они видели огромные беличьи гнезда, пристроившиеся среди черных зимних веток, а иногда им на глаза попадалась белка, терпеливо сидящая на застывшем суку и вглядывающаяся поверх верхушек деревьев в поля за ними.