Настоящий я - Ли Хиён

Из груди по всему телу разливался жар, я никак не мог ни повлиять на те события, ни стереть их из памяти.

– Когда он проснется, никого рядом уже не будет, – грустно ответил я.

На следующее утро маленький Рю проснулся в пустой комнате – мамы и Вана не было. Он побежал на кухню, где кто-то готовил завтрак, и увидел бабушку. Та улыбнулась внуку и сказала:

– Доброе утро, уже встал?

Внезапно Рю начал икать. Стояла середина июля, солнце нещадно палило. Икота гулко отдавалась в груди, где-то под сердцем. Она длилась так долго, что начала болеть голова.

Я снова закрыл глаза. Голоса постепенно затихали.

– Тебе тогда было лет семь, почему ты не заплакал?

Услышав слова Проводника, я тут же очнулся. Мы оказались дома, по обеим сторонам гостиной стояли торшеры. Вдобавок ко многим своим страхам Ван боялся темноты, поэтому даже ночью свет в гостиной не выключался. Так было заведено.

В этом году на окне не светились гирлянды – обычно мама украшала именно его. Рождественской елки у нас никогда не было: Ван, которому с каждым днем становилось все хуже, мог споткнуться и уронить ее на себя. По этой же причине в гостиной не ставили цветочных горшков.

Длинные пальцы Проводника коснулись абажура, и вдруг его глаза четко выделились под капюшоном. Совсем скоро я последую за этим существом в иной мир.

– Решил тогда, что нельзя плакать.

Сегодня я нахожусь в этом доме в последний раз. Думаю, после моего исчезновения атмосфера здесь не изменится. Интересно, мама сможет когда-нибудь снова широко улыбаться?

Я обернулся и посмотрел на кухню: там горел свет. Стеклянная бутылка была разбита, роза исчезла. Что бы мое тело ответило на прощание? Наверное, что-то вроде «Я буду не таким, как ты, обещаю».

– Нет, твое тело не корило бы тебя за прошлые ошибки. Ты вряд ли услышишь от него хоть слово упрека, – заметил Проводник, прочитав мои мысли.

Не верю. Мое тело не могло рассказать маме все то, о чем я так долго умалчивал. Не могло, ведь оно – это все тот же я! От удивления мои глаза широко раскрылись, и Проводник Душ подошел ближе. В свете электрических ламп его лицо странно подергивалось.

– Это не ты, а твое тело. Думаешь, оно не изменилось? Оно отлично приспособилось к твоей повседневной жизни и лишь с одним человеком ведет себя крайне необычно, и этот человек – твоя мама.

О таких переменах говорила Сури?

– И это все? Ну и ладно. Главное, что в школе все как всегда.

Проводник вздохнул и продолжил:

– Ну я же не твое тело, откуда мне знать?

Я резко потер лицо руками, уже ничего не понимая. Мысли роились в голове, и казалось, она вот-вот взорвется. Однако Проводник, по-прежнему холодно улыбаясь, рассуждал:

– Завтра ты отправишься за мной в другой мир. Зачем бояться, что твое тело будет спорить с мамой? Думаешь, оно выведет ее из себя? Тебя это так пугает?

– Нет, просто я…

– Поэтому ты не заплакал? Точнее, не смог. Думал, что мама больше никогда за тобой не вернется. Так забеспокоился, что начал икать, но даже тогда не нашел в себе сил выразить свои истинные чувства. Я прав?

С того дня прошло больше десяти лет, воспоминания о нем были наглухо запечатаны в моем сознании. Зачем Проводник вернул меня туда? Я сжал кулаки.

– Мам, я пришла.

Как только Проводник услышал ее голос, он одобрительно кивнул.

– Вы с братиком уехали три дня назад, – сказал семилетний Ын Рю.

– Да, я здесь, чтобы забрать тебя домой.

– Бабушка против, но ты все равно приехала, чтобы меня…

Проводник душ смотрел на меня, скрестив руки на груди и наклонив голову влево, будто подталкивая меня к какому-то выводу.

– Ну и в чем твоя проблема?

– Ни в чем.

– Тогда почему твое тело выкинуло тебя наружу?

– Откуда мне это знать?

Проводник поднял руки вверх, словно успокаивая меня.

– Не огрызайся, ты не дикий зверь. Сегодня канун Рождества, благословенный день, наполненный любовью. Кто знает, может быть, и душа Ын Рю проникнется этой радостью и добротой…

Мне неизвестно, как выглядит иной мир, но я знаю, что в моем настоящем мире люди так просто не меняют своих решений. Именно поэтому каждый их день тяжел и полон одиночества.

– Ты совсем не изменился. Посмотри, с какой любовью тебя обнимает мама, ты для нее очень дорог. И еще раз повторяю: хватит ругаться в своих мыслях. У тебя так хорошо получается, скажи уже вслух все, что думаешь, – причитал Проводник.

Хорошо, что он мог читать мои мысли. Оказалось, так общаться намного удобнее.

– Никогда не называй себя такими словами, которые не смог бы сказать другому в лицо, – продолжал Проводник.

– Не переживайте, я никогда так не ругал себя.

– Правда? Хочешь сказать, ты никогда ни в чем не винил себя?

Он положил руку на солнечное сплетение и продолжил:

– Я охотник за душами, но не могу вернуть тебя в мир живых исключительно по своему желанию. Если бы мог, то людей в этом шумном и хаотичном мире было бы…

Проводник прервался и откашлялся.

– В любом случае ничто не может изменить человека, кроме него самого. Люди оценивают себя по собственным критериям и зачастую не видят объективной истины. Любят говорить, что недостойны жизни и у них нет права что-либо менять. Но это заблуждение, не стоит ему следовать.

Я услышал грохот: тарелки разбились, еда разлетелась по полу. В день, когда Ван уснул вечным сном, люди шептались: «Ну и хорошо, он прожил достаточно». Они не понимали, что говорили. Казалось, сердце пронзила острая ледяная стрела. Я никогда не смог бы их понять: они не знали настоящего Вана так, как знал его я, его старший брат. Голоса становились громче, мне пришлось закрыть уши. Вспомнилась фраза, которую мне сказали на церемонии прощания: «И тебе будет лучше. Ван целых четырнадцать лет прожил, этого более чем достаточно».

Проводник Душ медленно качал головой.

– Я тебе уже объяснял: мы видим происходящее не таким, каким оно является. Тебе надо понять, что тебя беспокоит: твои чувства или то, что произошло на самом деле. Сначала надо разобраться в этом.

Ван умер – это правда. Я все еще жив – это тоже правда. Все остальное… Да когда, наконец, прекратится эта головная боль?!

По щелчку пальцев в руке Проводника Душ оказалась стеклянная бутылка с железным шариком внутри.

– Рю, как мне вытащить этот шарик?

Размером он был меньше монеты.

– Ход твоих мыслей верен: