Безмятежное зло - Яна Розова

Все свое детство Феня мучилась, пытаясь сломать себя под Майю, добиться идентичности и – похвалы от старшей сестры. Майя этих усилий намеренно не замечала – таков был ее способ добиваться внимания: а я тебя не вижу! На парней способ производило сильнейшее впечатление, но младшая сестра, ощутив, что идол холоден к ней, перестала ему молиться. Вместо этого она перевела взгляд на себя и увиденное ей вдруг понравилось: «Я такая, как есть, и никакая другая», – решила она.

Следом пришли перемены. Догадавшись о бунте на корабле, Майя испугалась, что Феня перетянет к себе и семейные ценности, например, бабушкину квартиру или финансовую помощь родителей. С того момента старшая внимательно следила, чтобы младшая ни в чем не оказалась первой.

Долгое время ей это удавалось, но в двадцать три года Феня вышла замуж. Майя ощутила себя настолько уязвленной, что не пожалела сил и переспала с мужем сестры. Так был зачат старший Фенин племянник Илья. После этого Валерка ушел к Майе. В последовавшие пять лет они произвели еще двоих детей, упрочив Майину позицию Самой Нуждающейся в поддержке…

«Хватит уже воспоминаний!», – повелела себе Феня и стала выгружать покупки на стол в кухне.

– Богдан, мне так неудобно, что ты…

Он просиял глазами.

«Какой он, все-таки, красивый», – невольно восхитилась она.

– Александра… Саша… Я должен как-то отплатить за добро! Ну кто бы меня принял в свой дом, заботился, если бы не ты? Да и занять себя следовало чем-нибудь. Сидеть дома, смотреть в стену – это не по мне.

На ужин Феня разогрела копченую курицу, порезала овощи, налила детям молока. Парни поели неплохо, хоть и сильно шумели за столом. Вымыв посуду, стала собираться домой. Илья в это время взялся помогать с математикой Степке, а Даня уселся за компьютер, планируя порубиться в «Сталкера».

Богдан хотел вызвать такси, но Феня не согласилась. По своей нищебродской привычке она всегда пользовалась общественным транспортом, если не была при смерти. Тогда Богдан вышел проводить Феню к остановке троллейбуса

– Саша, тут вопрос у меня деликатный, – сказал он, как только они вышли из квартиры. – Я так понял из слов твоего папы, что Майя вроде в тюрьме?

– Ага.

– Но, что детям говорить о ней?

– А им все уже сказано, – отмахнулась Феня. – Или ты тоже хотел бы знать?

– Хотел бы.

Вздохнув, Феня сказала:

– Понимаешь ли, я с ней не слишком дружила. Мы очень разные, общих тем нет. Может, мама больше ее понимала, не знаю. Майя как-то влипла в финансовую пирамиду. То есть, стала одним из организаторов. Валерка узнал об этом, отвез ее в прокуратору, она написала повинную. Майю все равно посадили…

– Понятно. Ну а деньги жулики людям вернули?

– Нет, насколько я знаю. Майя заявила, что она к деньгам доступа не имела, что ее подельник все спрятал.

– А его поймали?

– Нет, увы. Наверняка смылся за границу – с такими-то деньжищами!

– А сколько денег-то?

– И это мне тоже неведомо, но я думаю – очень много! Эта их пирамида, кажется СБК она называлась, по всей России филиалы имела.

Богдан сочувственно покачал головой. А тут уже и троллейбус подкатил…

Этот долгий-долгий день подходил к финалу.

Оказавшись дома, Феня первым делом позвонила Кате.

– Значит, он укатил в Грецию, – в голосе брошенной жены впервые прозвучала обида.

Катя хотела, чтобы Лукас не утонул, она верила в это. Но теперь, с каждым новым фактом убеждаясь, что муж жив, Катя не могла не задавать себе самый главный вопрос: почему же он бросил ее? Как он мог так поступить с ней? Разве не понимал, что почувствует Катя, узнав о его смерти? Зачем он доставил ей столько боли…

– Катя, ты знаешь родственников Лукаса в Греции? – Спросила Феня.

– Почти нет. Мы собирались съездить туда в гости, но не успели. Он рассказывал, что в Греции остались только родственники матери. Фамилия… лошадиная. Не могу вспомнить, он всего раз упоминал.

– Ты говоришь «лошадиная» – в шутку или по ассоциации?

– Мне кажется и то, и другое. Я постараюсь вспомнить.

– Ты что-нибудь знаешь о родителях Лукаса?

– Да! – Наконец-то Катя слегка повеселела. – Он рассказывал. Мама и отец родились в СССР, а их семьи приехали в Россию еще до революции. В точности я историю не помню. Кто-то из родственников вел бизнес с Россией, что-то продавал-покупал, а потом открыл лавку в каком-то южном городе. После революции все связи прервались, и только после перестройки мама Лукаса стала делать запросы через консульство и нашла дальних родственников в Греции. Она поддерживала отношения через социальный сайт. Фотками делилась, переписывалась.

– И что же ты раньше не сказала?

– Не знаю, – снова огорчилась Катя. – Но Лукас все аккаунты удалил…

– Ты вспоминай лошадиную фамилию, а я попробую порыскать на соцсайтах. Там должно быть какое-нибудь сообщество, связанное с Грецией. Может, замечу что интересное.

– Ладно, – согласилась Катя.

Устроившись за ноутбуком, Феня занялась поиском греческих сообществ в социальных сетях. Такие сообщества были, только Марлополусов на них не нашлось.

Феня внесла сообщества в закладочки, потом решила заглянуть на страничку Варьки, надеясь, что ее бывшая подопечная захочет поделиться с друзьями своими новостями и Феня узнает что-нибудь новое о ней. Бросила ли она здоровое питание? Отказалась ли от бега?.. Узнать этого не удалось – Варька на своей страничке не появлялась уже несколько месяцев. Забавно, что в друзьях Вари обнаружились почти все друзья и родные Фени. А среди них нашлась и Фенина родную мать.

На страничке Кристины Петровны Фениной красовалась фотография десятилетней давности, украшенная цветочками и розовым сердечком. Феня заглянула в материнские «Новости», там превалировали фото внуков и Кристины, создающие впечатление, будто бабушка не покладая рук воспитывает своих юных разбойников. Феня мысленно похвалила родительницу за грамотный пиар.

Из общего ряда фотографий с веселыми мальчишьими мордочками выделялось изображение, найденное где-то на раздольях Рунета: влюбленная парочка на фоне заката. Слащавый сюжет иллюстрировал сообщение: «Кто сказал, что любви на закате не может быть? Мне 60 и я встретила свою настоящую любовь. Он молод и любит меня. Если это не продлится долго, то так тому и быть!».

Читая это, Феня покраснела. Потом решила, что это ее не касается – разве она возмутилась романом Марии Ивановны и Вадима Кокаревых? Вовсе нет. Потом решила заехать к матери – просто убедиться, что она не стала жертвой серийного обольстителя старушек, посягающего на их имущество. Кто-то посторонний подумал бы, что Феней правит страх остаться без наследства, но она и так сто лет знала, что мама оставит завещание в пользу Майи и ее детей.

По дороге к маминой квартире Феня работала над собой, предлагая своему мыслительному аппарату различные доводы в пользу поздней любви. А почему это мама не может быть счастлива? Если она встретила кого-то, пусть молодого, но доброго к ней, то Феня не имеет права быть недовольной!

Она помогает обретать семейное счастье (ну, или просто лучше устраиваться в жизни) целой толпе всяких разных людей. Не все эти люди приятны, искренни. Кое-кто и вовсе не заслуживает счастья – как бы по-фашистски ни звучало. Понимая это, Феня не отказывалась от своей работы, причем она-то работала вовсе не ради денег, а только потому, что надеялась – если они станут счастливее, то станут и добрее! Мама ничем не хуже: тоже человек и ее тоже надо пожалеть.

– Мама, ты в соцсети написала, что встретила любовь на всю жизнь, – сказала Феня, едва Кристина Петровна открыла дверь. – Кто этот человек?

Мама рассмеялась с обидной снисходительностью:

– Ох, ну вот именно об этом Слава меня и предупреждал! Сказал: всем только и надо будет знать – что, да как, да почему! А ты, дорогая моя, уже сто лет у меня не появлялась, и вдруг – здрасьте!

Феня, виновато улыбаясь, прошла в прихожую. Она постаралась поскорее прикрыть за собой дверь, стремясь не допустить, чтобы звуковые волны маминого голоса достигли барабанных перепонок соседей. С детства родные интонации свидетельствовали о том, что разговор долго не продлится и приятным он не будет.

– Мама, да я рада за тебя! – Пыталась уверить ее Феня. – Я же вовсе не в оскорбление!.. Просто хочу убедиться, что человек тебе встретился порядочный.

Реакция Кристины Ивановны была более чем нормальной – если судить по дешевым российским сериалам.

– По-твоему, меня и любить уже невозможно? – Уголки губ Кристины Ивановны опустились вниз скорбной подковкой. – Считаешь меня старухой?

– Мама, я же не о том! Ты заботилась о нас с Майей, а теперь мы тоже должны. Майи нет, значит, я… У тебя есть его фото?

Покачав головой, мама закрыла рот и насупилась, упрямо опустив плечи. Это слегка разочаровало Феню – из всех возможных вариантов развития сложных разговоров, склонная к истерии мама обычно предпочитала бурный скандал с обидами, а во время скандала обязательно просочились бы те самые сведения, которые сейчас так интересовали Феню. Замкнутость же никаких просачиваний не обещала: из молчания происходит лишь молчание.