Гелиополь - Эрнст Юнгер

Улицы уже оживились. Я бросился в людскую толчею, чтобы поскорее скрыться. Страх еще держал меня в плену. Ни за какие деньги я не повторил бы этого эксперимента. Я кинулся в общественный парк и опустился в изнеможении на скамейку. Только сунув руку в карман, я вспомнил про пачку денег. Я вытащил их и осторожно пересчитал. Банкноты, без сомнения, были настоящими и сумма внушительной — данное обстоятельство делало историю загадочной. Однако я не стал дольше ломать себе голову. На душе у меня было, как у человека, только что терпевшего кораблекрушение и вновь стоявшего на твердой земле.

Утро было чудесным и теплым. Постепенно я выпрямился, отогревшись на солнце, поднял голову. У доктора Фэнси определенно ослабли винтики, а его близкие просто еще ничего не заметили. Он свихнулся, а я от этого только выиграл. Вся авантюра могла, конечно, принять скверный оборот — но мне выпало счастье. Время от времени я незаметно перебирал банкноты.

Я стал размышлять об открывшихся мне новых возможностях. Первым делом нужно было, приняв меры предосторожности, выкарабкаться из того нищенского состояния, в которое я себя загнал. Я пойду на барахолку в Старом городе и по дешевке приоденусь. Потом опять сниму ту маленькую комнатенку, в которой я жил до своего босячества. Уже оттуда можно будет заказать себе костюм у портного и только потом переехать в другое место. Так постепенно, словно через шлюзы, я и выберусь из клоаки.

С новым приливом сил я направился к городской электричке, чтобы поехать в центр — в Старый город. К перрону подошел желтый поезд, двери автоматически открылись. Толпа ринулась занимать купе, а меня словно пригвоздило какое-то наваждение. Ощущение было такое, будто я должен войти в катафалк с живыми мертвецами. Кондуктор и пассажиры смотрели на меня невидящими глазами. Возможно, все еще действовал пережитый мною страх обрывки угарных видений полупьяного бреда. Однако мне стало как-то не по себе, и я решил пойти пешком. Я шел вдоль высокой эстакады, по которой были проложены рельсы, направляясь в центр города. В одном месте путепровода, вблизи поворотного треугольника, мне преградила путь толпа людей. Произошло большое несчастье — потерпела крушение городская электричка. И тут я увидел того кондуктора с размозженным черепом, когда его проносили мимо меня на носилках. Я быстро ушел, словно я не только предвидел катастрофу, но и вызвал ее.

Вечером я сидел за чашкой чая в своей каморке. Прежде всего я решил отныне избегать употребления крепких спиртных напитков. На мне были теперь матросские штаны и шерстяной свитер, я уже помылся и побрился. Рядом со мной стоял чемоданчик, полный белья. Я без конца щупал свой бумажник. Я набил себе трубку табаком «вирджиния». Хозяйка встретила меня с недоверием, однако, когда я сполна оплатил ей все свои просроченные долги, она с удовольствием пустила меня на квартиру, приведя для меня комнату в порядок. Она не была столь уж разборчива, ведь постоялец, который жил там до меня, был осужден за растрату, а она тем не менее навещала его в тюрьме, где он сидел уже два года. Он долго жил у нее, выдавая себя за мелкого служащего, находящегося в стесненных обстоятельствах, а потом вдруг выяснилось, что его судили за присвоение крупных сумм государственных денег.

Пока я об этом думал, мне в голову пришла странная мысль. В результате дознания так ведь и не было установлено, на что он потратил деньги. Вполне вероятно, что он спрятал их. А что если они спрятаны где-то совсем поблизости, возможно, даже в этой самой комнате? Заинтересованность, которую он проявлял к своей хозяйке, тоже была по меньшей мере странной. Я почувствовал, как во мне просыпается жадность и усиливается острота зрения. Совсем иначе, чем до сих пор, огляделся я в хорошо знакомых мне четырех стенах, стремясь мысленно поставить себя на место человека, который хочет устроить здесь тайник. Я тут же понял, что речь может идти только о камине, другого подходящего места в комнате не было. Правда, полиция, конечно, уже тщательно все обыскала, однако эти субъекты не отличаются самостоятельностью мышления.

Я без шума закрыл дверь и приступил к делу. Сняв два подсвечника и часы, стоявшие на камине, я попробовал приподнять мраморную плиту, лежавшую сверху. Она была укреплена, однако слегка приподнималась, как крышка запертого сундука. Похоже, что ее держал какой-то запор, и действительно — одна из завитушек декора, если ее повернуть, давала плите свободу. Та легко поднялась, и обнаружилось углубление, доверху заполненное пачками купюр и мешочками золотых монет. Я нашел потайной сейф.

Так значит, в течение долгого времени я влачил свои дни в полной нищете подле несметного клада, находившегося от меня на расстоянии протянутой руки, словно человек, стоящий над скрытым от глаз родником и погибающий от жажды. Как часто ночами напролет ходил я взад и вперед по комнате, взвешивая все шансы, поставив именно на эту мраморную плиту стакан грога. Бессчетное количество раз выбивал я об нее свою трубку. Какой презренной представлялась мне теперь та тупая жизнь, что я вел. Почтительно и с возрастающей гордостью за свой проницательный ум, получивший новое качество, пересчитал я купюры и золотые монеты. Имея такие деньги, в тюрьму не садятся — поделом глупому малому.

Не оставалось никакого сомнения — встреча с доктором Фэнси изменила меня, он был прав: я должен быть благодарен ему. С этого момента я все явственнее чувствовал в себе новую силу, подобно ребенку, прозревающему, учась, с каждым днем все больше и больше. Примерно так же я ежедневно учился все искуснее пользоваться своим вторым «я», дававшим мне огромные преимущества. Сначала — при катастрофе поезда и с каминным тайником — дар этот свалился на меня неожиданно, я ходил, как лунатик, следовал за ним слепо, как во сне. Потом я осознал, что это такое. И научился управлять им по своему желанию, хладнокровно и рассудочно. Прежде всего я пользовался им в приемлемых для меня пределах, поскольку для его проявления я должен был как бы сильно напрягать свое зрение. Я жил словно с микроскопом на глазах среди людей, даже не подозревавших о существовании такого прибора. Однако я пользовался им, только когда появлялось желание. И тогда я видел силы, определяющие ход событий, зародыши нарождающегося счастья и несчастья. Я с осторожностью шел по этому пути, как бы прикрываясь шапкой-невидимкой.

Конечно, я тут же навестил родные картежные притоны и игорные дома. Теперь-то я видел весь расклад карт, знал, какая выпадет цифра. Калейдоскоп мастей и квадратов полей рулетки больше не таил в себе для меня опасности; все комбинации разыгрывались внутри меня, на дне глазного яблока. Теперь меня занимали другие проблемы. Я должен был научиться обуздывать новую силу, вложенную в меня, должен был сам как-нибудь привыкнуть к ней и научиться скрывать ее. Исполненный такого намерения, я поначалу, подолгу испытывая неуверенность в себе, сидел возле зеленого стола, как игрок, у которого при себе только одна золотая монетка и который никак не может решиться рискнуть. Я хотел увериться в своем искусстве. Вскоре я понял, что оно беспроигрышно.

После этого я начал делать ставки, но следил за тем, чтобы проигрывать. Я создал себе славу плохого игрока. Доктор Фэнси выискал для своих опытов не самого последнего дурака. Потом я начал скромно выигрывать — здесь тридцать, там пятьдесят фунтов. Я старался афишировать свои проигрыши, а выигрыши оставлял в тени. Самым важным было замаскировать свое искусство. Правда, никому не могло прийти в голову о его существовании, однако на всякий случай лучше было не обращать на себя внимание непрерываемой серией выигрышей. Впрочем, теперь мне стало известно и то, о чем я постоянно догадывался: каждый счастливчик, часто выигрывавший по-крупному, был мошенником.

Очень скоро я утратил к азартным играм всякий интерес. Дикое напряжение, охватывавшее меня и державшее всю ночь, пролетавшую, как одно мгновение, пропало, уступив место неожиданно появившейся скуке, как только я увидел, что мой шанс — беспроигрышный. Я сидел за игорным столом, как чиновник в конторе, который ждет не дождется, когда кончится рабочий день. Удовольствие доставляли только азарт и страсти других игроков, когда я видел, как беспомощно барахтаются в сетях простофили и как обманщики в свою очередь оказываются обманутыми мною.

Вскоре я увлекся более тонкими делами. Я переехал в западную часть города и снял дом, полный слуг. Первая провидческая трансакция, которую я провел, касалась наследства. Мне стало известно про осиротевшие суда и про бедных наследников канувшего в Лету родственника — исходные данные, сведения о которых я превратил через подставное лицо в чистое золото: я приобрел эти суда, считавшиеся аварийными, и застраховал их на большие суммы. Кроме того, я стал совершать вояжи к местам, где, по преданиям и легендам, лежали зарытые клады, и без труда находил их. Но я не утруждал себя тем, чтобы извлечь их; я оставлял их на старом месте, где они лежали сохраннее, чем в банке. Произведя опись, я присовокуплял чертежи и карты к своим ценным бумагам. По опыту я понял также, что слухи, передаваемые в народе от поколения к поколению, большей частью вполне обоснованны. И число тайных кладов значительно превосходит предполагаемое.