Несчастливое имя. Фёдор Алексеевич - Андрей Гришин-Алмазов

   — Все слишком долго ждали старого выведа борьбы с бунтовщиками.

   — Што за вывед такой?

   — Ещё в древности мудрые мужи говорили, что время от времени среди бедноты происходят бунты. И если появляется сильный человек во главе бунта, то бунт как наводнение. Но истинно борящихся с властью мало. Большинство из тех, кто близко стоит к тому, кто возглавляет бунт, начинают обогащаться, постепенно становясь теми, противу кого бунтовали. Своя рубашка ближе к телу. Офицеры Кромвеля награбили земель в Англии, Шотландии, Ирландии, но при Кромвеле законно не могли ими владеть. Король, возвращённый ими к власти, закрепил за ними их приобретения, вернув всё в старое русло.

Царевич Фёдор во все глаза смотрел на Брюса, сказанная мысль была столь проста, и странно, что раньше не приходила в голову.

   — Значит, есля Стенька победил бы, годков через десять всё бы вновь пошло по-старому?

   — Што может изменить человека? Он низок и подл, замечая за другими дела, Богу неугодные, за собою не видит. Вот даже князь Барятинский, коий за победу над Стенькой боярство получил, третьим воеводой при царе стал, всё ж таки половину денег, што на рекрутство солдат выдали, себе присвоил.

Фёдор хотел что-то ещё спросить, но в это время часы на Фроловской башне пробили шесть по полудню. На это время было назначено чествование того самого нового боярина Юрия Никитича Барятинского, стольника Кирилла Полуэктовича Нарышкина, отца новой царицы.

   — Идём, Вилиим, будешь за столом сзади меня стояти. Узришь, как безродные Нарышкины будут сегодня стольниками пожалованы.

Как Фёдор ни старался, но никаких тёплых чувств к новой жене отца, государя, он не испытывал.

Туман сгустился, и улиц, лучами расходившихся во все стороны от Кремля и Китай-города, не было видно. Андрей брёл, не ведая куда, стараясь ни о чём не думать, но острая боль не уходила из души. Неужели это он, менявший девок в заречье дюжинами, не может выкинуть ту, что ужалила змеёй? Он, который гордился тем, что может легко забывать.

Солнце старалось протиснуть свои лучи сквозь туман, из которого редкие прохожие выныривали как привидения.

«Наверное, будет жаркий день, — неизвестно почему пронеслось в голове, и опять перехватило дыхание: из тумана появилась жёнка, и ликом и фигурой напоминающая Алёну. — Скоро мне будет мниться, шо они вси на неё схожи».

Он свернул в переулок и побрёл с улицы на улицу, не выбирая направления. Впереди показался собор архангела Гавриила, церковный староста которого содержал питейный дом, платя пошлину соседнему царёву кабаку. Староста был мужик прижимистый и опившихся обирал безбожно. Он и сейчас стоял возле крыльца, не пуская тех, с кого нечего было взять. Не разобрав в тумане дворянского кафтана, зло рявкнул:

   — Ни свет ни заря, а ужо пити прутися.

   — А ты хайло заткни, чёрт смурной, а то я тебе его сворочу, — так же озлобленно заорал Андрей.

   — Ои, барыч, не признал в тумане.

Андрей вошёл в питейный дом, после слов хозяина думая, что там безлюдно. Но здесь уже с утра с синюшными, оплывшими лицами за столами сидело дюжины две соседских мужиков, завсегдаев. Хозяйская дочь лет четырнадцати разносила в кружках наливку вперемешку с брагой, вертя обтянутым сарафаном задом. Один из мужиков посмотрел ей вслед масленым взглядом.

   — А девка як зазрела, а нябось яще никто не мял.

   — У, оттопырил губу, нябось ужо давно хто-нибудь на сеновале заволил. Селивану только гони копейку, а с чаво — бёз разницы.

Мужик сплюнул на пол, усыпанный опилками, и, взяв кружку, потянул наливку.

На душе Андрея стало ещё поганей, не став пить, он развернулся и вновь вышел на улицу. Домой он почти бежал, а войдя на двор, оседлал жеребца и погнал за город. Лишь выехав в знакомую рощу, он соскочил с седла и повёл коня в поводу.

Он шёл к своей светящейся в деревне часовне излить душу, тихо ступая зелёными сапогами с загнутыми носами на зелёный мох и траву, лежащую пушистым ковром, машинально обрывая орехи с орешни и складывая в карманы кафтана, когда тишину прорезал сумасшедший перезвон бубенцов. Через мгновение на широкой дороге он увидел огромную колымагу, запряжённую шестёркой коней, которые рысью бежали ему навстречу. Вероятно чем-то напуганные, они понесли. Сзади скакали разодетые всадники и стрельцы. Между Андреем и каретой поперёк дороги лежала поваленная сосна. Встав на дыбы, лошади развернули карету наискось к поваленному дереву. Один из всадников смог ухватить лошадей под уздцы и повис на них так, чтобы его не могли достать копытами. Сделав несколько рывков, лошади остановились. Они дрожали, над мордами поднимался пар от их дыхания, а глаза были дикие, безумные. Всадник ещё какое-то время висел на узде, потом осторожно отпустил ремни. Животные не двигались с места, только фыркали и позванивали бубенчиками. Андрей сразу узнал прыщавого вельможу, остановившего лошадей, — это был царевич Пётр Сибирский. В это время дверца кареты открылась, и из неё выскочила сестра царя, царевна Татьяна Михайловна, которая сразу, размахивая руками, закричала на возничего:

   — Червь, раб, тебе уж раз пороли за то, шо ты не умеешь справлятися с конями, видать, мало.

   — Государыня, царевна, ну чаво я могу поделати, как везу во карете вас, чуть погоню, кони бесютси, не любят они вас, видно.

Царевна, выпучив глаза, в ярости заорала на стрельцов:

   — В плети его, смутьяна, в плети. Чаво удумал, царскую дочь кони не любят.

Стрельцы схватили возничего, свалили тут же у дороги и, не снимая кафтана, начали охаживать кнутами и нагайками. Удара с сорокового возничий испустил дух.

Смерть возничего ещё сильнее разъярила царевну, и тут ей на глаза попался Андрей.

   — Ты хто такой? — давясь слюной, зло спросила она.

Встав на колени, смотря в землю и не отпуская повод коня, Андрей ответил:

   — Стрелецкий сотник, приказа Матвеева, Андрей Алмазов, государыня-царевна.

   — А что деешь на лесной дороге?

   — Орехи собираю.

   — Бездельем мытаришься, вот ты и заменишь мене возничего.

   — На то воля твоя, государыня-царевна. Позволь коня в повод кому из стрельцов отдати.

   — Дозволяю.

Андрей встал с колен и отдал повод близстоявшему стрельцу. Успокоившаяся царевна внимательнее взглянула на него и неожиданно заговорила милостивым, бархатным голосом:

   — Мы следуема во Хотьковский монастырь, ко вечерней службе во честь преподобной Макрины-избавительницы. Дорогу-то ведаешь?

   — Да, государыня-царевна.

Андрей залез на козлы, царевна в карету, стрельцы отнесли в сторону сосну, и все тронулись в путь.

Хотьковский монастырь был крупнейшим в Московском княжестве, пока не появился Троицко-Сергиевский, туда-то и перебрались впоследствии большая часть монахов. А в опустевших кельях Хотьковского монастыря поселились монахини. Туда-то и гнал карету Андрей и прибыл на место задолго до службы.

Дым ладана кружился над серебряными кадилами священнослужителей.

Отец Евстафий медленно поворачивался к молящимся, держа в руках дароносицу.

Горят свечи, и Бог здесь соприсутствует — в частице святых даров, окружённой золотым сиянием. Вот вскакивает одна больная и направляется на причастие к отцу Евстафию, возле которого бросается на пол. Большинство болящих смотрят неподвижным взглядом на неё и на чудо-дароносицу с мощами. Две сестры-монахини стараются поднять неизлечившуюся больную, которая катается и колотит по полу руками. Отец Евстафий причащает её, а затем возлагает на неё руки, которые только что держали дароносицу. Огни свечи мерцают, отражаясь в его парчовом облачении, на котором выткан большой восьмиконечный крест. И странно, больной становится легче.

А служба и причастие всё продолжается. И царевна стоит здесь же, невдалеке от болящих. Андрей смотрел на неё. Странно, в Москве больных близко к Кремлю не допускают. Случайный слух о наговоре, за сглаз или подозрение в колдовстве на царскую семью — и десятки людей на дыбе. А тут царевна стоит среди болящих и не боится заразы, видно, думает, что святое место оберегает.

У выхода из церкви Андрея поджидал царевич Пётр Сибирский. Ревниво оглядев его с головы до ног, он гневно произнёс:

   — Государыня-царевна велела тебе быти старшим во ночном карауле со стрельцами. — Затем, помедлив, добавил: — Проведаю чаво, дело до царя не дойдёт — сам зарублю.

Андрей молча отошёл в сторону, зло смотря вослед царевича: «Да жди, как же, вершок прыщавый, буду я ждать, покедова ты саблю выхватишь. Я тебе быстрей шею сам сломаю».

Сзади приблизился стрелецкий сотник, Егор Обручев:

   — Пойдём, што ли, я теби людей выделю. Удача тебе выпала, ты, видать, царевне приглянулся. Может, она упросит царя, выйдешь в стрелецкие головы.