Душа в лунном свете - Дин Кунц

Криспин открывает дверь и оказывается перед полицейским, который может быть в каждом месте одновременно.

— Бесполезно, жалкий трус, — заявляет массивный коп и машет своей дубинкой, которая разбивается, когда он ударяет ей по изображению святого Михаила на обложке книги.

Когда полицейский тянется к нему, он уклоняется и бежит прочь от дома. Он перебегает тротуар, перепрыгивает бордюр и врывается в дорожное движение.

На дальней стороне Улицы Теней стоит «Пендлтон», даже больший, чем «Терон Холл», когда-то особняк для единственной семьи, теперь многоквартирный дом. Он никого не знает из «Пендлтона». Это место не выглядит приветливым, похоже на ещё одно воплощение ужаса, поджидающее, чтобы поглотить его.

Визжат тормоза, и машина сигналит звуком трубы, как доисторические твари, автомобили объезжают его всего лишь с дюймовым запасом, но Криспина больше не беспокоит, что с ним случится. Он бежит по центру дороги, вниз с Холма Теней, задние фонари с одной стороны и передние фары с другой, и море огней, которые город, кажется, зажигает набегающей волной, встречая его.

Одну улицу сменяет другая, потом ещё одна и ещё. Переулки заманивают, и в одном из них мужчина, от которого несёт застарелым потом и виски, хватает его — «Погоди, Хак Финн[32], ты принёс что-нибудь для меня?» — но Криспин вырывается.

Он бежит, бежит, пока не начинает болеть в груди, пока его горло не сдирается от дыхания через рот. Когда он, наконец, останавливается, то стоит на тротуаре перед входом на кладбище святой Марии Саломеи.

Несмотря на то, что он не помнит, что бросал её, книга со святым Михаилом на обложке исчезла. Он даже не помнит о том, что вытащил смятые банкноты из кармана, но держат в правой руке две пятёрки и доллар, которые взял из конверта на мелкие расходы на столе дворецких.

Столько всего опустошительного случилось за последний час, что Криспин не в состоянии распутать сложный клубок мыслей в его умственном и эмоциональном гнезде кошмаров. Но когда он обращает внимание на деньги в руке, то осознаёт, что в момент, когда взял их, он знал, что не умрёт ради спасения брата, что, в конце концов, сбежит от той ситуации. Это были его деньги на побег, ужасно маленький запас, чтобы продержаться в первый день или два на улицах. Он мог взять все шестьдесят один доллар, но он знал уже тогда, что не собирался геройствовать. Он гордился, что взял только одиннадцать долларов, не став вором, чтобы отвлечь себя от правды о собственной трусости. Он пошёл в подвал не для того, чтобы найти и спасти своего маленького брата, совсем нет, а потому что секрет комнаты за стальной дверью манил, как манит роскошь «Терон Холла», как соблазняет жизнь, свободная от работы, такая же притягательная, как нянюшка Сэйо.

Он начинает плакать, а затем неконтролируемо рыдать по Мирабель и по Харли, но также и по себе самому, по тому, что потеряно, так же сильно, как и по тем, кого потерял. Он пытается выкинуть деньги, но его рука действует сама по себе, заталкивая банкноты в карман ещё раз. Он не может убежать от денег, потому что сейчас они часть его, а он не может убежать от себя, никто не может, но он пытается.

Он бежит внутрь кладбища, оббегая надгробия, которые в лунном свете кажутся покрытыми льдом. Он желает, чтобы всё это было настолько же просто, как страшная книжка с комиксами, желает, чтобы кто-то из давно погребённых восстал из земли, чтобы вынести ему приговор несколькими жёсткими словами, схватить его, бросить оземь и отправить к праотцам. Но мёртвые ничего не хотят с ним делать, они не восстанут при нём, как и не заговорят.

Наконец, в центре кладбища, пройдя через ансамбль стен мавзолея, где находится прах вместо тел, преданных земле, в центре круглого газона, он взбирается на круглую массу гранита, которая служит скамейкой, и ложится на спину.

Ни малейшего шёпота города сюда не проникает. Слышны только его тяжёлое дыхание и всхлипывания. Он плачет тишине среди этих памятников потерянным душам.

Он думает, что никогда не заснёт снова, что он слишком грешен для того, чтобы заслужить сон. Он лежит на спине, уставившись на луну, и кратерное лицо старика на луне, кажется, тоже смотрит на него. Ночное небо становится глубже. Ранние звёзды зовут следующие. Он спит.

17

Тяжёлые годы перемен, Криспину теперь тринадцать лет, он уже не совсем мальчик, но ещё и не мужчина…

Добрый пёс Харли сидит на скамейке в кабинке рядом с Эмити Онава, как будто бы часть истории, которая нравится девушке больше всего, также самая любимая и для него. Его глаза дрожат в свете свечек.

— Харли убирает лапу с пустой коробки, — продолжает Криспин, — и я убираю карты. Я ложусь немного поспать, и мне не снятся плохие сны. Утром я думаю подняться по лестнице в магазин магии и игр до начала рабочего дня. Я должен суметь открыть переднюю дверь изнутри, и если не получится, то мы с Харли подождём, пока старик и женщина откроют точку, а затем мы убежим от них во весь опор, без объяснений.

— Звучит просто, — говорит Эмити и снова улыбается.

— Абсолютно просто. За исключением того, что когда мы поднимаемся из кладовой в подвале, то там нет никакого магазина магии, который был прошлым вечером. Магазин пуст, голый, здесь не ведётся никакого бизнеса.

— Нет старика с зелёными глазами и шестью изумрудными кольцами.

— Никого, ничего, — подтверждает Криспин. — Здесь долго ничего не происходило, судя по пыли и паутине.

— Но кладовая…

— Я снова спускаюсь по лестнице. Харли не потрудился пойти со мной, как будто уже знал, что я обнаружу. А именно, — ничего. Все полки и все запасы на них исчезли. Кладовая так же пуста, как и магазин над ней.

— Это было через два дня после того, как ты сбежал из «Терон Холла».

— Два дня, но третья ночь. После всего, что случилось в «Терон Холле», возможно, я должен был быть напуган почти до смерти исчезновением магазина магии, но этого нет.

Она смотрит на него, не моргая. Он не отводит от неё глаз, потому что это самая сложная для него часть рассказа, и будет лучше, если он сможет рассказать её, глядя в глаза.

— У меня получилось открыть дверь изнутри, и мы закрыли её за собой, когда уходили. Для начала октября день оказался тёплым, небо таким голубым, а птицы пели на деревьях вдоль улицы. Я обернулся на магазин и увидел табличку «ПРОДАЁТСЯ», вывешенную на внутренней стороне дверного стекла. Внизу был телефонный номер и имя риэлтора. Имя — мисс Регина Ангелорум. Я был слишком мал для того, чтобы знать, что это было больше, чем просто имя[33]. Пройдут годы, прежде чем я пойму, что это значило, но тогда, в начале третьего дня свободы от «Терон Холла», я был уверен, что, несмотря на все мои недостатки, несмотря на мою трусость и неудачу со спасением Мирабель и Харли, я был способен жить, расти и меняться, а также достигать в этом мире того, что имеет значение.