Войку, сын Тудора - Анатолий Коган

Господарь вспомнил один из набегов на секейщину, когда он охотился на укрывавшегося в Семиградье убийцу своего отца, собственного дядю Арона. Сжигая городки и села, отряд чуть было не настиг Каина-воеводу. Помешала, внезапно навалившись из-за горы, чета секеев, сущих дьяволов, среди которых был и этот многократно меченный молодец.

— Значит, свиделись, — улыбнулся воевода. — Не держишь, стало быть, зла?

— К чему, государь? — горец странно усмехнулся. — Ты свое дело делал, мы — свое. С соседом случается и подраться, но ежели у него — пожар, можно ли не поспешить на помощь?

— А погасили огонь, — опять друг друга за грудки? — подмигнул ему Штефан.

— Только не мы, государь, — с той же усмешкой промолвил семиградский воин, кивнув в сторону своих товарищей. — Мы дали клятву: кто покажет спину — тому от своих же смерть. Мы с тобой уже не соседи, а земляки: всем, наверно, оставаться в твоей земле.

Сердце сурового воеводы дрогнуло. Штефан снял с шеи золотой крест и надел его на шею былого противника.

— Спасибо, друг. И всем вам, друзья, спасибо. Бог милостив, еще встретимся, да на братском пиру, не в сече.

Оставив пана Костю внизу, воевода осмотрел пушки на второй возвышенности у дороги, а затем поднялся на длинный лесистый холм, где собрались главные силы его небольшой армии. Наверху туман был реже. Штефан объехал боевые порядки польских витязей, поставленных ближе к шляху, — резерв расположившегося ниже заставного полка. Потом повернул коня к собственному войску.

Серо-бурые, под стать древесной коре, молдавские отряды стояли в лесу, враги не могли их увидеть, даже если бы рассеялся туман. В естественной маскировке простого платья воины совсем растворились за кустарниками опушки, но князь видел их хорошо, ибо сам указал накануне место каждому стягу. Затаились городские четы, возглавленные пыркэлабами и капитанами гарнизонов. Нетерпеливо переминались боярские четы, набранные владетелями поместий из числа их холопов. И ждали своего часа, сжимая оружие, бойцы крестьянских полков.

Штефан знал, где они теперь, словно мог разглядеть каждого в лесу и тумане — от главной заставы на пути Гадымба, где за секеями стояли мадьяры, до дальнего склона, куда он отправил два замыкающих полка из лучших воинов.

Рядом с ним были стойкие в бою, хотя и малоповоротливые соединения горожан, прибывшие из Сучавы, Орхея, Белгорода, Тигины, Васлуя, Романа, Кымпулунга, Килии. На свой счет снарядившиеся, по собственной воле выступившие жители его городов; наемные отряды на бешляг они отправили еще раньше и теперь явились сами — неуклюжие, преданные, готовые к любой жертве. Гонимые на землях дедов своих за веру свою или племя, либо просто в поисках счастья, эти люди, при Штефане или его предшественниках, поселились на Молдове, где их не спрашивали, ни кто они, ни какому богу молятся. И вот пришли защищать свое общее гостеприимное убежище от опасности.

Позади них стояли гынсары. Самая храбрая часть городской голытьбы да вышедшие из лесных убежищ отчаянные лотры, грабители с больших дорог. Война несла прощение этим висельникам, а с ним — возможность пограбить, на сей раз — врага. Гынсары, под крепким надзором княжьих капитанов, были добрыми бойцами в чужой земле, во время набегов, но худшей частью войска, когда надо было защищать страну. Вот и поставил их ныне господарь позади мирных, но честных своих воинов-горожан.

Левее, в небольшой седловине на гребне высоты, было место липканцев — жителей татарских сел, оставшихся на Молдове со времен владычества чингисидов. Часть их занялась хлебопашеством и разводила сады, но многие сохранили кочевые обычаи и пасли по пустынным долинам вдоль Днестра стада овец и табуны коней. Немногие крестились, большинство осталось верным исламу. Но татары поклялись ему в верности, и Штефан знал, что эту клятву они сдержат.

В центре воевода поставил главную надежду своей земли — воинов крестьян, которыми, по обычаю, командовал великий ворник Верхней земли, вельможный пан Гоян. Впереди выстроились воины-пахари боярских и монастырских сел. Каждое выставило чету во главе с опытным сотником. Несколько таких чет вливались в отряд, ведомый окольничьим капитаном, несколько отрядов — в полк во главе с капитаном государевым, в иных землях звавшимся полковником. Орхейские селяне, знаменитые лучники, имели свой полк, тигинские и сорокские — тоже, крестьяне северных уездов прибыли под командованием одного из пыркэлабов Хотина и тоже стояли отдельным полком. Некоторые из сохранивших до сих пор свободу землячеств порубежных воинов-крестьян просились под начало земляков-бояр, если те славились умом и храбростью, хотя и не ладили с ними в мирные дни. Другие били челом господарю — чтобы князь дал им командиров из их же чет. Орхейцы, к примеру, встали под стяг вельможного пана Гангура, их соседи тигечцы с гордостью подчинялись капитану Занче, прилежному землепашцу и хранителю рубежа. Войники-крестьяне прибыли верхом. Но для боя спешились и отвели лошадей в лес.

Далеко протянулась вдоль вершины холма темная, неразличимая в чаще главная масса войска. На ее правом фланге Штефан отвел место двум отборным полкам куртян, несшим княжью службу с самого воцарения воеводы на отчем столе. Только что к ним отправился москвитин Володимер, чтобы передать капитанам последний наказ господаря и оставаться при них до конца сражения. В дни мира Штефан держал верных людей при себе, в час боя рассылал их по ключевым местам схватки, особенно молодых, готовя их к будущим самостоятельным действиям. Так Володимер, сам того не зная, оказался как раз напротив того места, где ждал условного часа его белгородский спаситель.

Позади Штефана и его небольшой свиты расположилась личная хоругвь господаря — полдюжины чет наемников и витязей-куртян.

Воевода подал знак, и над ним распустилось красное, шитое золотом полотнище главного княжьего знамени. В ту пору флаги полков и значки воинских чет несли еще службу, для которой их измыслили, то есть были ориентирами для воинов в сумятице сражения, показывая, где их начальники и в какую сторону следует наступать или убегать. Полковые стяги, самолично розданные воеводой после сбора войска, были довольно скромны, но главное знамя блистало великолепием. На одной стороне его была вышита голова зубра — герб государства. На другой — покровитель Молдовы святой Георгий, копьем пронзающий дракона, извивающегося под ногами его коня.

Все было сделано, оставалось только ждать. И надеяться, будучи, однако, готовым к смерти.

За кустами, совсем рядом, вдруг зазвучали возбужденные голоса. Говорили по-молдавски. Один из капитанов свиты взялся за саблю и неслышно двинул коня в ту сторону, но господарь остановил его знаком и прислушался.