Бессмертная история, или Жизнь Сони Троцкой-Заммлер - Иржи Кратохвил
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— И где же я бы тебя отыскала?
Но не успела я таким образом проявить свой интерес к Бруно, как Бруно проявил интерес ко мне. Он нашел кладовую сердца моего и отволок меня под дуб, нижние ветки которого располагались так низко, что мы благоговейно забрались под них, и весь дуб потом раскачивался, точно плюмаж на голове у белой лошади, кружащей по цирковому манежу.
Много веков назад блуждал по нашей галактике космический корабль, надеясь отыскать яйцеклетки будущих цивилизаций, дабы вселенский бык впоследствии оплодотворил их, а потом смог бы возвращаться к ним в разные эпохи и оберегать от распоясавшихся сил зла и неласковых времен.
Тогда (в мае 1942) я, разумеется, не могла еще предполагать, что Бруно пересказывает мне самый популярный сюжет нашего века. Если предыдущие столетия принесли в сокровищницу человечества, к примеру, эпикурейство, стоицизм, таоизм, буддизм, христианство и декартовский рационализм, то двадцатый век принес идею близких контактов третьей степени, триумф космического гуманизма, который был растиражирован миллионами изданий в ярких обложках, а также голливудскими фабриками по производству грез и заводами по производству компьютерных игр и стал поистине самой народной из всех религий, ну а Бруно, сам того не подозревая, выступил как один из ее первых апостолов.
— Так значит ты — представитель этого космического народа? Тогда скажи, чего вы ждете? Неужели вам мало военных жертв, пылающих городов, концентрационных лагерей, женщин и детей, умерщвленных в газовых камерах? Когда же вы в конце концов вмешаетесь?
Бруно развел руками:
— Меня не спрашивай, я в этой шкуре только гость. А они полагают, что время пока не пришло. Что вы еще можете справиться сами.
Миновали месяцы, и я снова повстречалась с Бруно, и снова атаковала его:
— Ты знаешь, что стало с батюшкой? И что теперь грозит ему в психушке? Гюнтер способен на все.
— Постой, это, кажется, годится. Пожалуй, я с ними договорюсь. Тем более что можно устроить так, чтобы батюшка после своего возвращения вообще ничего не знал. Он точно очнется от сна без сновидений, и в его памяти не застрянет ни одной межзвездной пылинки.
— Но ты должен мне пообещать, что инопланетяне не будут ставить на нем какие-нибудь опыты. Потому что если опыты, так лучше сразу в лагерь.
— Ты что, рехнулась? Опыты! Они будут его уважать. Они станут обходиться с ним как джентльмены с джентльменом. И вот еще что: скучно ему не будет. Он первым из людей ступит на поверхность Луны, коснется колец Сатурна, полетает среди Магеллановых облаков и узнает еще много всяческой ерунды — к примеру, как размеры и форма черной дыры соотносятся с ее плотностью и скоростью вращения. Правда, фиг ему это пригодится, потому что после своего возвращения он тут же все позабудет.
31) Ум и глупость инопланетян
Потом все уже пошло как по маслу. Инопланетяне похитили батюшку прямо из сада черновицкого сумасшедшего дома (когда он спал под шелковицей), и никто даже не заметил, как они подняли его на свой космический корабль, а на его место тут же отправили пять изумительных батюшкиных копий. Пять их оказалось потому, что инопланетяне, наверное, подумали, что одна копия — это как-то неубедительно, а вот если подменить его пять раз, то и сомнений в подлинности будет в пять раз меньше!!! Сами видите: умные, как обезьяны, да только тупые, как бревно.
Я попробовала немедленно вступить в контакт с Бруно, чтобы он что-нибудь придумал и исправил чушь, сотворенную инопланетянами, но Бруно больше не было! Он уже пробирался к своей следующей реинкарнации, торопясь появиться в следующем обличии! Он несся по веку бешеным галопом, спеша снова стать человеком, так что звериные остановки нужны были лишь для того, чтобы мы могли ненадолго встретиться и в течение семи минут спариться, перекинувшись при этом несколькими задушевными словами… а на большее времени никогда не хватало.
Когда из сада вернулись пять батюшкиных дублей, психи приняли это как должное, но зато санитары с ужасом глядели на трусивших одного за другим Львов. Был извещен Гюнтер Заммлер, и заместитель начальника брненского гестапо немедленно приехал самолично убедиться во всем. Он стоял за дверью и в глазок наблюдал, как один Лев жует краюху военного времени — из отрубей, намазанную маргарином, а второй Лев читает «Похождения бравого солдата Швейка во время мировой войны», а третий Лев читает роман Гете Die Wahlverwandtschaften[20], а четвертый Лев читает «ЗАПИСКИ СУМАСШЕДШЕГО» Гоголя, а пятый Лев, да-да, пятый Лев, не зная, что за ним наблюдают в глазок, не зная, что является объектом наблюдения, как раз погрузил свой левый мизинец в правую ноздрю и производил там… э-э… глубочайшие раскопки.
38) Жизнь со Львами
Гюнтер оторвался от глазка, с отвращением потер собственный глаз и решил, что всего лучше будет как можно скорее отправить этих пятерых Львов домой, ибо, коли уж эта психушка тут откуда-то взялась, дома она будет меньше мозолить глаза. И если, друзья, принять во внимание, что он мог бы без промедления вколоть всем этим Львам dosis letalis[21] и пропустить их через печные трубы, то надо признать, что повел он себя вполне благородно, так что, возможно, прежде я на него клеветала.
Матушка отличалась умением смотреть на все с практической точки зрения, и батюшкина русская юродивость издавна уравновешивалась ее немецкими обстоятельностью и рассудительностью. Так что когда Гюнтер молча вывалил посреди нашей квартиры пятерых Львов, матушка мгновенно сообразила, что спальню теперь придется превратить в некое подобие ночлежки с нарами друг над другом — совсем как в казарме.
Сначала мы этих Львов путали, они все казались нам на одно лицо. Так, собственно, наверняка и было задумано. Но близкое сосуществование с ними со временем привело матушку к выводу, что некоторые особенности ее мужа, хорошо ей знакомые, ярче проявлялись у одного Льва, а другие — у прочих. С одними вопросами в определенных обстоятельствах следовало обращаться вот к этому Льву, а с иными и в иных обстоятельствах — вон к тому. И так далее. И вы, господа, не сердитесь, но подробнее я об этом говорить не стану.
(Матушкину совместную жизнь со Львами я знаю скорее по ее жалобам, так сказать, со стороны. Да, именно так оно и было! И вы скоро узнаете, где и как провела я последние годы войны. Но иногда я все же ненадолго появлялась дома — позабавиться пятью батюшками, каждый из которых льнул ко мне по-своему, это и словами-то выразить нельзя, это как если бы где-то вдалеке, слышите, звучала тихая музыка. Конечно, я отлично знала, что все эти батюшки — ненастоящие, да и кому это было знать, как не мне, однако за годы войны мы успели привыкнуть к эрзацам, к маргарину вместо масла… и еще к какому-то искусственному меду. Да и весь мой путь к Бруно был усеян суррогатами, милыми сердцу суррогатами).
Разумеется, я не замедлила посвятить матушку в суть дела, ведь то, что сказал Бруно, имела право знать и она, хотя кое-какие детали долгое время оставались неясными нам обеим. Например, матушка довольно поздно сообразила, что все Львы питаются одним только воздухом и что их совсем не надо кормить. Они ели, если от них это требовалось, если им давали тарелку, они не могли отказаться, они были запрограммированы на максимальное послушание, но съеденную пищу им потом приходилось перерабатывать без малейшего остатка, это являлось для них дополнительной нагрузкой, так что еда не давала им энергии, а забирала ее у них. Едва матушка поняла, как обстоит дело, она сразу прекратила их кормить, и на сердце у нее стало значительно легче. Потому что прокормить пять Львов было непросто даже при наличии ланшкроунских корзин с провизией, и ей, пока она оставалась в неведении и продолжала давать им еду, приходилось (учитывая всеобщую нищету времен протектората) всячески изворачиваться.
Но, с другой стороны, надо признать, что с появлением пятерых Львов прибавилось не только желудков, о которых матушка совершенно напрасно заботилась, но и батюшкиных умелых рук. Один из Львов отправился с батюшкиной трудовой книжкой (то есть как Лев Заммлер) в паровозное депо в Горних Гершпицах и принялся выполнять там батюшкину работу, другой начал прямо у нас дома изготавливать разные полезные в обиходе предметы, на которые в войну на барахолке был большой спрос (начиная с кухонных мешалок и заканчивая часами с кукушкой), а третий вместе с четвертым общими и нераздельными усилиями исправили дома все то (начиная с водопроводных кранов и заканчивая оконными рамами), что батюшка давно уже хотел исправить, но у него не хватало на это времени, и сколь же радостно было глядеть, как спорится у них работа и как хорошо они ладят между собой. Ну а пятый Лев, да-да, а что же пятый Лев? Он бил баклуши, только и всего, но зато как! Он бил баклуши так, как иные прививают плодовые деревья или разводят ангорских кроликов!