Всеволод Большое Гнездо - Алексей Юрьевич Карпов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тем временем Ярополк Ростиславич, утвердившись крестным целованием с собравшимися в Переяславле «мужами», двинулся на Владимир. Михалко Юрьевич затворился в городе, изготовившись к осаде. Война между дядьями и племянниками перешла в открытую фазу, превратившись по существу в гражданскую войну во Владимиро-Суздальской Руси.
Тогда же или, может быть, чуть позже к Ярополку присоединился его старший брат Мстислав. Однако оба Ростиславича оставались на вторых ролях, будучи захвачены стихией «ростовцев» и прочих безымянных участников событий. «Приехала же со всею силою Ростовская земля на Михалка ко Владимиру, и много зла створили, муромцев и рязанцев привели, и пожгли около города», — читаем в летописи. Оказался на стороне племянников и бывший первый воевода Андрея Боголюбского Борис Жидиславич: вероятно, это должно было свидетельствовать о преемственности их власти с прежней, Андреевой.
Владимирцы и немногочисленные воины Михалка стойко оборонялись: «бьяхутся с города», по выражению летописца14. Осада продолжалась семь недель. Наконец, в городе начался голод, который и решил судьбу князя. Любопытно, что летописец — писавший уже после окончательного поражения Ростиславичей и вокняжения Михалка Юрьевича во Владимире — объясняет случившееся как новое чудо Владимирской иконы:
«И Святая Богородица избавила град свой. Владимирцы же, не терпя глада, сказали Михалку: “Мирись! Или, княже, промышляй о себе!”».
И Михалку пришлось подчиниться этому требованию. Но в итоге он даже выиграл, добровольно уйдя из Владимира: прекратив бессмысленное разорение города и его окрестностей, князь сумел снискать уважение владимирских «мужей» — и не только тех, кто вместе с ним защищал город, но и тех, кто против своей воли участвовал в его осаде.
Летописец с сочувствием пишет об этом, приводя слова, с которыми князь обратился к владимирцам:
— Ваша правда, что не хотите ради меня погибнуть!
«И поехал в Русь», — продолжает летописец, как и прежде понимая под Русью Черниговскую землю; «и проводили его владимирцы с плачем». А в некоторых летописях к этому прибавлено: «...поехал в Русь ограблен»15. Наверное, осаждавшие город сторонники Ростиславичей не преминули воспользоваться слабостью князя, ограбив и его самого, и его людей. Но Михалко потерял не только какие-то ценности, бывшие у него, — уйдя из Владимира, он потерял княжение, «отчину», на которую имел никак не меньше прав, нежели его племянники. Надо думать, что в Чернигове или каком-то ином городе Святослава Всеволодовича его встретил Всеволод. С разрешения черниговского князя братья обосновались где-то в пределах его владений — наверное, поближе к границам Владимиро-Суздальской земли, — ожидая, как будут там развиваться события. Это новое изгнание должно было уязвить их даже сильнее, чем первое, при Боголюбском. Ибо теперь они были взрослыми, полными сил князьями — но князьями, потерявшими всё, не принятыми собственными подданными, потерпевшими жестокое поражение от тех, кого считали родными себе людьми. На что они могли надеяться? На время, которое рано или поздно расставляет всё по своим местам, на поддержку кого-то из сильных князей (в первую очередь, конечно, черниговского Святослава), да ещё на неопытность своих племянников, которые вполне могли — и должны были! — совершить какую-нибудь оплошность...
Пока же Ростиславичи могли торжествовать. Они не стали мстить жителям Владимира, но, напротив, целовали крест, что не причинят им никакого зла (это, очевидно, стало одним из условий изгнания Михалка из города). Владимирцы с крестами вышли навстречу Мстиславу и Ярополку, и те «утешили» их: ибо не против Ростиславичей бились владимирцы, объясняет летописец, но не желая покоряться ростовцам, и суздальцам, и муромцам, угрожавшим: пожжём Владимир и посадника в нём посадим: то суть холопы наши, каменщики (любопытное указание на преобладание во Владимире ремесленного населения, очевидно, приведённого сюда Андреем Боголюбским).
Братья разделили между собой Ростовскую землю[9]. Ростовцы посадили у себя на княжение старшего, Мстислава, — «на столе дедни и отни, с радостью великою», как пишет летописец. Так сбылась давняя мечта ростовских бояр — вернуть своему городу статус главного, стольного города княжества. Ярополк же занял стол своего дяди — и владимирцы, по летописи, тоже приняли его «с радостью» и посадили «в городе Володимери на столе, в Святей Богородице», то есть во владимирском Успенском соборе. Правда, в той версии летописного рассказа, которая подверглась обработке уже в княжение Всеволода Юрьевича (отразившись, например, в Радзивиловской летописи XV века), слов о «радости» жителей города нет; надо думать, что переписчик вычеркнул их, не желая признаваться в симпатиях к «нелегитимному» Ростиславичу. В действительности же исход войны был для владимирцев вполне приемлемым: выдержав семинедельную осаду, они отстояли свою независимость, получили собственного князя, не превратились в «пригород» других, «старших» городов княжества. Более того, Ярополк сел на владимирский стол, «весь поряд положивше», то есть заключив «ряд», договор с городскими «мужами» и дружиной, — и это должно было отличать его княжение от предшествующего, Андрея Боголюбского, опиравшегося прежде всего на свои наследственные, княжеские права. Так что владимирцы и в самом деле должны были испытать удовлетворение от столь удачного разрешения острого династического кризиса. Другое дело, что последующая политика князя Ярополка не оправдала их ожиданий.
...Рассказывая об этой первой войне между дядьями и племянниками, летописец не приводит никаких дат. Однако о первом же следующем летописном событии — женитьбе князя Ярополка Ростиславича в январе или феврале 1175 года — сказано, что оно случилось «тое же зимы»16. Отсюда следует, что и поражение Михалка, и вокняжение Мстислава и Ярополка Ростиславичей имели место «на зиму», то есть, по нашему счёту, в конце осени 1174-го или в начале зимы 1174/75 года.
Под началом брата
Одержав победу, племянники первым делом поспешили добиться признания её другими князьями. И прежде всего — смоленскими Ростиславичами, сильнейшим княжеским кланом того времени. Для этого был выбран самый надёжный способ — через заключение династического брака. «Тое же зимы женился Ярополк Ростиславич, князь Владимирский», — свидетельствует летописец. Женой Ярополка стала дочь витебского князя Всеслава Васильковича; венчание состоялось во Владимире, в Успенском соборе. Но примечательно, что посылал Ярополк за невестой не в Витебск, а в Смоленск. Что объяснимо: тесть Ярополка всецело зависел от смоленских Ростиславичей, которым был обязан княжением и в Витебске, и (по меньшей мере дважды) в
