Всеволод Большое Гнездо - Алексей Юрьевич Карпов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Впрочем, настоящее восстановление порядка пока что оставалось делом отдалённого будущего. Когда Всеволод вместе с братом Михаилом появится в Суздальской земле, тело Андрея Боголюбского уже будет покоиться под сводами Владимирского собора. Но спокойствия и порядка ещё очень долго не будет ни во Владимире, ни в других городах княжества. Ибо трагическая смерть князя Андрея и погромы в Боголюбове и Владимире стали лишь началом того глубочайшего кризиса, в пучину которого на несколько лет погрузилась Владимиро-Суздальская Русь.
Дядья и племянники
Итак, все четыре князя, участники будущей войны за Владимир — Михалко и Всеволод Юрьевичи и Мстислав и Ярополк Ростиславичи, — к моменту гибели Андрея Боголюбского находились в Чернигове. Племянники были заметно старше своих дядьёв, однако по общепринятому династическому счёту уступали им первенство. Старший из Юрьевичей, Михалко, и старший из Ростиславичей, Мстислав, ещё недавно владели самостоятельными уделами, то есть считались полноценными князьями; трое из чё тырёх князей были женаты, а у Михалка и Мстислава имелись и сыновья. Младшие князья, Всеволод и Ярополк, прежде находились на положении «подручников» у старших, но оба тоже успели проявить себя на княжеском поприще, в войне. Все четверо привыкли действовать заодно друг с другом, хотя полного доверия между ними не существовало. Вспомним, что в недавней войне на юге все четверо выступали на одной стороне, да и исход войны оказался для всех одинаков. Однако по ходу войны судьбы князей складывались по-разному. Так, Всеволод и Ярополк вместе оказались в плену — но Михалко, заключив мир со смоленскими Ростиславичами, сумел вызволить из плена лишь брата; племянник же остался в заточении и получил свободу позднее, при неясных для нас обстоятельствах. И Михалко, и Мстислав равно потерпели поражение от Ростиславичей — но за первым остался его город и волость его даже была увеличена; когда же Мстислав, потерявший всё, пришёл к нему просить убежище, Михалко отказал ему. Такие вещи, конечно же, не забываются.
Ещё важнее другое. Противоречия между дядьями и племянниками — вообще одна из «вечных» и «больных» тем в истории древней Руси. Ещё знаменитое завещание киевского князя Ярослава Мудрого не принимало в расчёт его старших внуков — сыновей умершего при его жизни старшего сына Владимира, — и тем, равно как и их сыновьям, правнукам Ярослава, пришлось с оружием в руках, в ходе долгих войн добиваться от дядьёв признания своих прав и выделения им городов для княжения. Нечто подобное повторялось потом из поколения в поколение. Вот и сыновья первенца Юрия Долгорукого, рано умершего князя Ростислава Юрьевича, должны были сами позаботиться о том, чтобы их интересы были соблюдены и чтобы они не остались князьями-изгоями, лишёнными «причастия», то есть своей доли власти в Северо-Восточной Руси. Противоречия между Юрьевичами и Ростиславичами пока что носили скрытый характер — но неизбежно и очень скоро должны были вырваться наружу.
Между тем судьба осиротевшего княжества решалась во Владимире, где собрались представители всех главных городов Суздальской земли. «Уведали же смерть княжию ростовцы, и суздальцы, и переяславцы, и вся дружина от мала и до велика съехалась во Владимир», — свидетельствует летописец6. Так практически сразу после смерти князя вече вновь обрело силу и значение, утерянные им в годы княжения Андрея Боголюбского. Именно вече — в соответствии со старым, уходящим в прошлое, но пока ещё действующим обычаем — и должно было избрать нового князя на освободившийся княжеский стол. Примечательно, что хотя вече и собралось во Владимире, первыми среди его участников летописец называет ростовцев — очевидно, они и заправляли на вече. Не забудем, что именно ростовцы более других были недовольны умалением роли и значения своего города при Андрее. После смерти князя они должны были напомнить всем, что именно их город — «старейший» и первенствующий в княжестве.
Ситуация складывалась следующим образом. Единственный оставшийся в живых сын Боголюбского Юрий находился в Новгороде. Его кандидатуру на освободившийся княжеский стол, может быть, и рассматривали, но сразу отвергли — прежде всего потому, что княжич был слишком юн, а ещё потому, что он не мог пользоваться любовью и доверием дружины и горожан как сын только что убитого князя, способный в скором времени жестоко отомстить за смерть отца. Неизвестно, приводил ли Андрей Боголюбский жителей княжества — по примеру отца — к крестному целованию своему сыну. Скорее всего, нет — ибо подобное крестное целование могло быть дано лишь на вече, а вече при Андрее, кажется, не собиралось. Но даже если бы клятва на кресте и была дана, действительной силой она не обладала — недавняя история Владимиро-Суздальской Руси доказала это. Андрей, несомненно, видел в сыне своего прямого наследника — не случайно он поставил его во главе огромного войска, посланного на Киев. Но войско это потерпело сокрушительное поражение, да и участвовавшие в походе князья совершенно не считались с формальным первенством юного Андреевича.
Оставалось выбирать из сыновей и старших внуков Юрия Долгорукого. Заметим, что все четверо были людьми чужими для Северо-Восточной Руси. Их здесь не знали, ибо все четверо покинули Суздальскую землю ещё в детстве или ранней юности. Покинули, оборвав связи как с местным боярством, так и с дружиной. Андрей сознательно шёл на это, не допуская какой-либо конкуренции в борьбе за власть для своих сыновей. Но теперь, когда его единственный сын оказался исключён из борьбы за власть, это обстоятельство самым негативным образом должно было сказаться на судьбах княжества. Получалось, что почти двадцать лет самовластного княжения Андрея Боголюбского выпадали из естественного хода событий, нарушали преемственность власти.
О крестном целовании, данном двадцать лет назад младшим сыновьям Юрия, здесь, конечно же, помнили — и не только Михалко со Всеволодом. Но помнили и о том, что крестное целование это было сразу же нарушено, а потому и Михалко, и
