Паутина вероятности - Алексей Колентьев

– Мишка, чего делать теперь будем? – Голос Поповича окреп, но глаза бегали, а руки теребили ремень АКМ. – Не по-людски получилось.

– Отстань! Горло сейчас этому умнику перережем и посмотрим, что будет.

Одессит подошел к телу проводника, но тот уже очнулся и извивался как мог. Одессит коротко и профессионально ударил его ножом в сердце. Крови было не много, тело тут же обмякло и вытянулось. Неожиданно Камень посветлел, и дальше произошло НЕЧТО. Оружейник развязал путы Шахова и бухнулся перед Камнем на колени, его примеру последовал и Попович. То, что говорил Обелиск, мне не озвучили, но слова обоих приятелей я слышал четко. Первым просил Попович. Голос его уже не дрожал, он успокоился, предвкушая богатство и достаток:

– Хочу, чтобы богатым быть и чтобы никто меня с хабаром надуть не смог. Дом хочу неприступный и жить долго и без болезней. Что? – Торгаш как бы прислушивался к кому-то, чьего голоса я не слышал. – Да. Это все, и сразу домой хочу, не хочу по Зоне больше шататься, хватит с меня, оседлой жизни желаю! – С этими словами и негромким хлопком он исчез.

Одессит сначала огляделся, потрясенный демонстрацией силы Обелиска, но потом глаза его упрямо сверкнули, и он заговорил:

– Хочу, чтобы никто не мог меня убить, а в оружейном деле не было мне равных. Пусть удача вот этого, – оружейник пнул мертвое тело старателя, – перейдет ко мне, и Зону лучше меня бы никто не знал, тайны все ее и ходы-выходы знать желаю!.. Ладно, – видимо, откликаясь на некие ответные слова, Одессит снял с плеча АКСУ и положил рядом с телом Шахова, – будь по-твоему. Тогда хочу, чтобы дело, которое я себе изберу, было успешным только у меня. И в нем я не имел бы равных… По крайней мере, здесь. Вот и договорились.

Мерзкий оскал вместо улыбки исказил его синее от причудливого освещения лицо. Цвирня теперь был похож на упыря из сказок. С резким хлопком он тоже пропал, и Камень вдруг засветился ярчайшим белым светом, на который было невозможно смотреть. Тело Шахова тоже исчезло в яркой вспышке. Потом все вокруг затряслось, земля и небо перемешались в невообразимой свистопляске, слышались крики животных и людей, разбросанных по всей Зоне. Они либо гибли, либо менялись, я этого не знал, но ощущение, что это именно так, пришло как бы само собой, со стороны.

Сон закончился, я разлепил ставшие тяжелыми веки. В двух метрах от меня стоял Одессит. Глаза его были красными, чего не скрывали даже сумерки, а лицо заросло рыжевато-седой щетиной. Мощный перегарный «выхлоп» окутывал оружейника, словно защитное поле. Хриплым голосом он произнес:

– Ну, вот вы и знаете нашу маленькую тайну, молодой человек. Пойдемте уже внутрь, я расскажу вам то, чего вы не увидели в кино. Будь оно проклято все.

Я поднялся с земли и, подхватив автомат, направился вслед за потерявшей импозантность сгорбленной фигурой Оружейника. Тот даже не оглядывался. Медленно спустившись по ступенькам, он отпер дверь, пропустил меня внутрь и шагнул следом, снова закрыв ее на все засовы. Потом прошел за стойку, недрогнувшей рукой разлил по стопкам перцовую настойку и без всякого выражения заглянул мне в глаза.

В помещении магазинчика было не то чтобы грязно, однако есть в природе такой особый вид беспорядка, какой случается только в доме человека, чей пунктик – аккуратность и чистота. При нем все тяжелые предметы и вещи остаются на своих местах, а вот мелочи вываливаются из ниш, покидают свои назначенные хозяйской рукой места и разбрасываются повсеместно, создавая некий диссонанс в общей обстановке, показывая, подобно барометру, на некие отклонения и изменения «погоды в доме».

Так было и в магазине: «бумбокс» криво стоял на прилавке справа, почти на краю столешницы, помимо него там валялись бумаги и детали от трех разных «стволов». Бутылка «перцовки» стояла прямо на полу, тут же на газетке примостился растерзанный шмат сала, пара соленых сморщенных огурцов и перо зеленого лука. Повсюду были рассеяны обертки, пластиковые поддончики, в каких продают нарезки копченостей, и куча всякого трапезного мусора. Все говорило о как минимум трехдневном запое, хотя бутылка наблюдалась всего одна, и то полная на четверть. Либо Одессит убирал пустую тару куда-то, либо его организм вообще не шибко устойчив к алкоголю, что было немного странно. Впрочем, меня не волновала степень трезвости Цвирни – время поджимало, а действовать нужно было в темпе.

Оружейник, пошатываясь, прошел за прилавок, попутно ловко подхватил с пола бутылку и поставил ее на стойку перед собой.

– Подайте газетку с закуской, молодой человек. – Голос у него был такой же, как и обычно, но проскальзывали некие непонятные мне интонации, самое близкое значение которых были стыд и тоска.

– Извольте, но мне наливать не надо, – остановил я оружейника, положив сало и огурцы на стол рядом с бутылкой. – Впереди еще много дел, Михаил Анатольевич.

– А я выпью. – Он наполнил стопку до краев и одним махом опрокинул в себя, болезненно дернув кадыком. – Зачем вы пришли? Вы все узнали, футляр принесли, и делать вам тут больше нечего. Так было сказано.

– Очень может быть, но только я этих указаний не слышал, возможно, они не для меня. Только зашел вот передать привет от Тихона и…

– Что?! – Напускное спокойствие исчезло, оружейник резво нырнул под стойку и вылез уже с револьвером в дрожащей руке, направленным на меня. Судя по маркировке, это был «кольт», дорогая никелированная игрушка 44-го калибра. – Не надо лечить мне мозг, молодой человек. Эту старую калошу я своими руками сдал ученым, и они затестировали его до смерти…

– Сбежал Тихон и жив-здоров, чего и вам желает. И совет на будущее: не надо направлять в мою сторону оружие, накажу.

– Хе! Меня нельзя убить оружием, даже ваш ножик в рукаве бесполезен, а дернетесь – выстрелить я все равно успею, а уж попаду и подавно. Плевать на все!

– Не сомневаюсь, что это так. Но теперь у меня есть и другие варианты. – Сконцентрировавшись, я послал оружейнику легкое касание мыслеимпульса, но снова не рассчитал, и его отбросило к дальней стене. Пара теплых курток, на ней развешенных, упали Одесситу на голову, скрыв его целиком. Не теряя времени, я метнулся через стойку и в последней фазе движения вырвал оружие из пальцев взбесившегося торговца. Разряжать такой револьвер одно удовольствие – всего одно нажатие на экстрактор, и патроны, глухо звеня, раскатились по полу. Засунув не опасное теперь оружие в карман «разгрузки», я помог оружейнику встать и, обойдя прилавок, вернулся на свое место.

– В следующий раз могу поджарить ваши хитрые мозги, если не образумитесь. В дальнейшем давайте обойдемся без резких движений, лады?

– Договорились. – Цвирня вытер выступивший на лице пот и тяжело навалился на стойку. – Я совсем упустил из виду, с кем говорю. Вы стали сильно иначе смотреть на вещи, не так ли?

– Не думаю. Просто теперь я знаю больше, нежели пять месяцев назад. Человек в моем возрасте уже не меняется.

– Если его не ломают. – Одессит снова, как за страховочный трос, ухватился за стопку и, наполнив ее до краев, заглотил содержимое.

– Не буду спорить, Михаил Анатольевич. Каждый имеет право на отмазку.

– Таки и чего же вы хотите?

В глазах оружейника уже не было лихорадочного блеска, порывистость движений сменилась общей апатией. Видно было, что он уже смирился с ситуацией. На всякий случай я все же не ослаблял контроля за ним: кто его знает, что у старика на уме?

– Не далее как четырнадцать суток тому назад был разгромлен караван «Альфы». Выжили только двое пленных, один из которых очень дорог мне. В налете участвовали уголовники Борова. Думаю, он в курсе, где держат пленников.

Одессит мигом приободрился, и я с удовлетворением отметил, что он снова стал похож на того хладнокровного и расчетливого шустрилу, каким я увидел его в первый свой визит в магазин. Цвирня весь подобрался и внимательно слушал. Изложение событий, восстановленных по показаниям пленных и тем следам, что я нашел на месте боя, заняло примерно двадцать минут. За все это время Одессит ни разу меня не перебил и не задал ни одного вопроса. Наконец он, тщательно выбирая слова, заговорил:

– Что вам сказать, ситуация непростая. Боров, и особенно этот его прихвостень Салим – не шаромыжники с Привоза и на «фу-фу» не поведутся. Даже если я скажу вам, где и как они толкнули поднятый с того каравана хабар, ничего предъявить бандитам нельзя. Мало ли у кого перекупили, скажут. Нужно подойти хитрее: для начала убрать басурманина, иначе Салим подвох раскусит, поломает любую вашу игру, и лишь потом браться за пахана, за Борова то есть. Чурку надо выманить и грохнуть в поле, а потом пойти к Борову и потолковать на предмет вашей ненаглядной.

– Я уже думал об этом. В целом согласен, но выманивать Салима не обязательно, есть методы и гораздо проще. Скажите, есть у вас налаженный канал связи с «блатными»?