Имперский раб - Валерий Сосновцев

Правитель Бухары Данияр-бек был человек решительный, храбрый воин и весьма неглупый человек. Когда убили его племянника, он получил возможность воссесть на престол. Но Данияр-бек стал только правителем при малолетнем хане. Упрекнуть его было не в чем – он всего лишь правитель. Фактически же Данияр-бек был самодержцем Бухарского ханства. Ловко играя воинами, всячески задабривая их и набирая в войско людей из разных народов, часто из пленных рабов, он сумел купить их преданность, а с нею и фактическую власть. Пользуясь разноплеменностью воинов, он сделал многих из них своими шпионами друг против друга. Шпионство в те поры в Бухаре превратилось в обыденное, почти открытое дело. Правитель с годами из-за своей подозрительности стал вспыльчивым и порой впадал в страшную ярость. При этом летели головы бывших любимцев и освобождались места для новых.

Более двух лет пребывал Ефрем в Бухаре. Он хорошо узнал город, многие местные порядки и обычаи. Ходжа Гафур, призванный своим тестем по каким-то делам, привел с собой и Ефрема. Так он оказался у порога, за которым были такие тайные и истинные замыслы, ради которых многие соседи Бухары дорого заплатили бы…

Стояла середина лета. Ранним утром в дворцовом саду было прохладно. Журчала вода в фонтане. Над вершинами карагачей, пирамидальных тополей и искусственно взращенных сосен, в просветах между кронами сияло небо чистейшего лазоревого цвета.

Данияр-бек в сопровождении ходжи Гафура прохаживался вдоль бассейна. Они о чем-то неспешно говорили. Ефрем стоял на дорожке у самого входа в сад, за цепью стражников, и внимательно наблюдал за ними, как и подобает слуге. Господин мог позвать в любой момент. Заслышав сзади шаги, Ефрем обернулся. По дорожке, минуя стражу, шел какой-то вельможа в богатой одежде, с охапкой свитков в руках. Вельможа скользнул взглядом по Ефрему и прошел прямо к правителю. Не доходя до него шагов десять, стал кланяться, прикладывая ладони к груди и лбу. Тот о чем-то спросил его. Вельможа ответил. Так беседовали они втроем некоторое время, наконец ходжа Гафур обернулся и сделал знак Ефрему приблизится. Ефрем покосился на стражников. Один из них слегка кивнул, мол – «проходи». Ефрем прошел и шагов за десять до господ, как учил его Гафур, плюхнулся на колени, ткнулся лбом в песок и ждал.

– Поднимись и приблизься, – велел ему Гафур.

Ефрем проворно поднялся, но по-прежнему согнувшись, подошел к ним ближе шагов на пять.

– Ближе! – приказал Гафур.

Ефрем сделал еще два шага и застыл, согнувшись в пояс.

– Встань прямо, – вдруг услышал он басистый бурлящий голос правителя. Он выпрямился во весь рост, но руки держал на животе. Стоял, смиренно потупившись.

Данияр-бек, полнеющий мужчина среднего роста, снизу вверх разглядывал Ефрема, поглаживая крашенную хной густую курчавую длинную бороду. Уперев кулаки в бока, он обошел Ефрема кругом, словно коня рассматривал.

– Ну что же, – наконец сказал он, обращаясь к Гафуру, – спасибо за подарок, дорогой зять!

– Хорошо говоришь на персидском языке? – спросил правитель Ефрема.

– Да, повелитель, – ответил тот, глубоко кланяясь в пояс, подобрав руки.

– Грамоту знаешь? Какую? Читаешь, пишешь? Можешь сразу перевести?

– Да, повелитель, уйгурскую знаю, персидскую грамоты, здесь выучил.

– Вот как. Так, та-а-к! – протянул правитель.

Он еще раз молча оглядел нового раба.

– Уважаемый Ирназар-бай, – обратился он к вельможе с бумагами. – Ну-ка, покажи ему грамоту с птицей. А ты сказывай нам, что это за бумага?

Ирназар-бай, – недавно пришедший вельможа, развернул небольшой свиток и поднес его на уровень лица Ефрема. Тот быстро пробежал текст глазами.

– Пачпорт это, – сказал Ефрем. – Дается такая бумага для беспрепятственного проезда по пределам Российской империи. Дан сей пачпорт, великочтимого хана Бухарского послу Абдульгази Ирназар-баю…

– Верно, – перебил его Данияр-бек. – А это что?

Он выхватил из-под руки вельможи другой свиток, быстро развернул его, поднес к лицу Ефрема. На белом листе чернело кружево арабского текста. Ефрем быстро сообразил и стал читать вслух:

– Милостью Аллаха всемогущего, повелителя вселенной, и по повелению великого хана Бухары, мы, ныне правитель славного…

– Довольно! – остановил Данияр-бек. – Теперь верю.

Помолчал, пристально глядя на Ефрема, снова спросил:

– Неужто твои начальники в России не нашли тебе дела приличнее, чем за разбойниками гоняться?

– Я человек воинский. Исполнял, что прикажут. А разбойники опаснее вражеского нашествия…

– Ишь ты!.. Мудрец! По лицу твоему судя, – кивнул правитель на шрамы на лице Ефрема, – воин ты не из трусливых. Это я ценю… Хочешь ли мне служить, как зятю моему служил?

– Как прикажешь, повелитель.

– Прикажешь?!.. Не-е-т, приказывать в этом деле – плодить измену себе! Только если сам захочешь. В таком случае я награждаю за верную службу щедрее, чем кто-либо!

– Ежели против России не пошлешь воевать, тогда со всей душой послужу тебе, а в остальном выбор у меня не велик.

– Ответ достойный хорошего воина… У меня много их из России… и рабов тоже. Все воины не хотят биться против своих, а других не берем. Другим – тем все едино, кого резать! Такие и хозяина продадут!.. А тебя мы еще проверим. Пока в стражниках послужи.

Он жестом подозвал слугу и приказал увести нового гуляма.

Так ходжа Гафур подарил своего раба и, как ему казалось, подсунул своего человека аталыку. Тогда Ефрем впервые увидел Ирназар-бая. Но вопреки ожиданиям Гафура, Ефрема назначили рядовым стражником у входа в сераль – женскую дворцовую половину. Одели в добротный халат, на голову островерхий шлем с козырьком, в руки дали копье и щит.

Еще с сотню таких же, как и Ефрем, рабов-воинов несли караульную службу на второстепенных постах. Жили в просторном помещении в одну большую комнату. Это напомнило Ефрему казарму. Спали на полу, на тюфяках. Ели в общей трапезной, тоже на полу, на большой кошме. Кормили сытно. Содержали в чистоте. Имущества никакого не было, кроме кошельков, заворачиваемых в пояса из широкого куска материи. В город выпускали, но всегда под тайным присмотром. Заставляли доносить друг на друга.

Рабами они уже вроде не считались, но и свободы полной тоже не обрели. Аталык мог наградить, что не забывал делать. Он жил по вековому правилу – большой покой находится под большой грудой золота. Но правило это оказывалось из века в век миражем. Груда золота, чем больше она была, тем глубже хоронила саму надежду на ожидаемый покой. Начинались интриги, за ними заговоры и всегда кровь, реки крови.