Темные туннели - Сергей Антонов

Анатолий почувствовал, что взмок от пота. Не от страха, от неизвестности. Он никогда не имел дела с ворами. А ведь, наверное, организация у них была не хуже, чем у анархистов. Пусть не было такого числа боевиков, такого количества «тачанок», зато людишки свои наверняка присутствовали на любой станции — и у красных, и у фашистов, и у сектантов любых. Как лимфатическая система — пронизывающая весь организм и при этом невидимая. Только воспаленная, гнойная.

Что, если воровская сходка сочтет за лучшее просто избавиться от подозрительного незнакомца? У воров найдется множество мест, где за захоронение его трупа никто не получит отпущение трех грехов. Все могло закончиться гораздо раньше, чем он предполагал. Нож в бок и — конец всей истории.

— Эй, анархист! Ну-ка поди… — с воровской напускной вальяжностью позвал его Крест.

Вновь очутившись перед атаманом, Толя больше не хотел ждать, не хотел прятать глаза. Есть у воров слово «терпила». Прогибают того, кто прогибается. И Толя, выпрямившись, заглянул Кресту прямо в матовые его зрачки.

Вор, казалось, намеренно тянул время, продолжая поигрывать своими четками. Наконец широко улыбнулся, обнажив ряд железных зубов.

— Хоть ты и борзой фраер, это по роже видать, но живи пока. Вообще-то с Нестором у меня свои счеты, еще с гражданской войны мы не все проблемы с ним перетерли. Но ты тут ни при делах. Катись себе на Белорусскую. Паспорт не потребуется. Краб куда надо проведет и должок с тебя получит. Только об одном предупреждаю: если мой кореш с пустыми руками вернется или случайно Богу душу отдаст, я тебя в любом конце Метро из-под земли достану. Если что плохое замыслишь — сразу панихиду по своей грешной душонке заказывай.

Выдав Анатолию свое решение, Крест прикрыл глаза и устало махнул рукой.

Толя и сам не заметил, как ноги вынесли его на станцию. Он не слушал Краба, ноющего, что зря связался с Анатолием. Не обращал внимания на снующих рядом людей. Он хотел только одного — спуститься вниз и шагать по туннелю. Быть снова один на один с Метро. К чертям Креста, к чертям Москвина, Никиту, Корбута, Нестора даже к чертям, к дьяволу всех, кто решил, что может распоряжаться его судьбой. Нет больше миссий, нет высоких целей, нет идеологий. Есть только Толя, есть люди, которых он полюбил, и люди, которых он обрек. Есть враги, к которым у него теперь личный счет. Вот настоящая анархия!

Он больше не командир боевого подразделения, а одиночка, жизнь которого не стоит больше пустой гильзы. А его товарищи обращены в чудовищ или уничтожены и утилизированы, как неудачные опытные образцы. И девушку, которую он, кажется, полюбил, лапает предатель и сластолюбивый лжец. Теперь все, что он собирается делать, нужно не абстрактному человечеству, а ему самому. Это теперь не священная народная война, а Толина, личная.

Анатолий спрыгнул вслед за Крабом на рельсы и всей грудью вдохнул воздух туннеля. Разреженый и влажный. Воздух без запаха, но с тысячью настроений. Воздух, которым Толя дышал с детства. Которым будет дышать всю оставшуюся жизнь. Краб уловил настроение Анатолия, прекратил трескотню и включил фонарик. Круг света запрыгал по паутине трещин на бетонных стенах. Начался обратный отсчет.

Глава 11

Черви

Долго хранить молчание Краб не умел. Выдержал всего двадцать минут. Все это время он исподтишка поглядывал на спутника, собираясь сказать что-то, но почему-то воздерживался. Толя это заметил, но виду не подавал. Какого черта! Травить байки или, чего доброго, откровенничать с этим душегубом? Да за ним приглядывать надо в оба, чтобы напильник в почку не всадил или удавку между делом не накинул!

Краба все же расперло.

— Вот ты, Толян, с Войковской. Не в первый раз по этим туннелям топаешь и, небось, думаешь, что каждую дыру вдоль и поперек облазил. Считаешь, что шугаться здесь нечего. А я так скажу: то, что в Метро было вчера, сегодня может и не быть. А назавтра новое родится. Я даже не про чудищ базарю. Про туннели и подсобки. Они, поверь, как живые. Могут исчезать в одном месте, а появляться в другом. Сам, врать не буду, не видел, зато один мужик рассказывал. Митричем его звали. Не из нашей братвы — сын врага народа. Политический. Он малолеткой Метрополитен строить начал, а когда реабилитировали, остался уже вольнонаемным. По любому туннелю мог с завязанными глазами пройти, а все равно с опаской к Метро относился. Рассказывал, что, когда строили участок от «Белорусской» до «Динамо», на старое кладбище напоролись. Прямо из стены кости торчали. Целыми рядами. Тут же, на ровном месте несчастные случаи начались. То кто-то из метростроевцев прямиком под бурильную установку угодит, то кого-то током убьет. Им бы, дуракам, священника позвать, да перезахоронить косточки. Нет. Проще сделали — все под цемент и сталь закатали и думали, что от мертвяков избавились. Прошли еще метров пятьдесят — новое кладбище. Опять концы в цемент. Митрич уже тогда смекнул, что дело нечисто. Он хорошо запомнил, в каком порядке кости на первом кладбище лежали, и увидел, что на втором — все один к одному. Когда ж через пятьдесят метров картинка опять повторилась, то уже и начальство за голову схватилось. Пробовали опять тем же макаром проблему решить. Какое там! Рухнула стена, и вход в боковой туннель открылся. Митрич туда заглядывал. Своды не из кирпича, из камня сделаны. Через каждые десять метров в стенах ниши, а в них — по скелету на ржавых цепях болтается. Что за подземелье, кто построил — разбираться не стали. Взорвали к чертовой бабушке. Но этим дело не кончилось. Митрич говорил, что после того бродячий туннель начал на этой линии в разных местах появляться. Вроде как ловушка, западня. Войдет в него человек, увидит все страсти и назад ринется. Только выхода уже нет. Вместо него — прочная каменная кладка. Снарядом не прошибешь. Лупит бедняга по ней кулаками, орет, а все без толку. Если не робкого десятка — пробует вперед по туннелю пройти. Только быстро назад возвращается. Потому что впереди нет для живых дороги. А денька через два находят болезного. Лежит в самом обычном туннеле, а руки до костей разбиты…

— А рядом трехлитровая банка из-под самогона, пустая! — скривился Толя.

— Дурак, если не веришь, — пожал плечами Краб. — Неверующих Метро наказывает.

И тут, будто в подтверждение его слов, из темноты вынырнула табличка «Завал — 100 метров».

— Быть такого не может! — переполошился Краб. — Это ж знакомый туннель! Я тут только вот шел… Какой завал?

Он рванул вперед, тыча своим фонарем в темноту, причитая и кляня Толю, Креста, шесть рожков патронов и Богоматерь. Толя покачал головой и огляделся. Шагов через десять в стене чернел боковой лаз. Краб, ослепленный паникой, промчался мимо, даже не заметив его. Сам себя напугал, хмыкнул Толя.

Лаз — тесноватый, будто прокопанный вручную — заканчивался нагромождением породы как раз метров через сто. К нему-то табличка и относилась.

В Метро частенько взрывали туннели, считавшиеся опасными. Для этого вовсе не требовалось, чтобы туннель вел к блуждающему кладбищу. Хватало и угроз, никак не связанных с мистикой. Метро ветшало. Попадавшая в трещины бетона вода рвала некогда прочные конструкции, как гнилую ткань. Образовавшиеся на поверхности водоемы тоже искали выход в туннели, грозя их затопить. Много туннелей было взорвано в годы гражданской войны между Ганзой и Красной линией из сугубо военно-тактических соображений. В послевоенные годы их принялись восстанавливать, но без строительной техники работа шла тяжко.

Нет, здешних туннелей можно было не бояться: ничего дурного в них не было. Это уже по табличке с предупреждением можно было догадаться. О серьезных опасностями предупреждали обычно черной или красной краской. Тут же предостережение было просто выцарапано кое-как на стене острым предметом. Так, времянка.

Вернулся из разведки Краб — успокоенный, снова обретший уверенность в себе. Стараясь загладить впечатление, он напустил на себя борзой вид и принялся учить Анатолия тому, как следует вести себя на Белорусской.

— Рта не раскрывай. Все, что надо, сам скажу. Ходи сзади хвостом и сопи в две дырочки.

Кулаки Толины сжались сами собой, стало слышно, как бьется сердце… Но он удержался.

Краб развинченной походочкой приблизился к блокпосту, перекинулся с часовыми парой слов и вскоре уже беседовал с ними, как со старыми знакомыми. Удивительно, какая дружба! Нет, не удивительно. Краб вытащил из своего бездонного кармана очень легкий на вид бумажный сверток и передал его старшему пограничнику. Тот развернул бумагу, понюхал содержимое, улыбнулся и дружески хлопнул Краба по плечу. «Дурь», — понял Толя. Им такой партии на месяц хватит. Служба напряженная, нужна и разрядка время от времени. Свести короткое знакомство с зелеными чертями всегда помогает.