Одиночка - Кэтрин Ласки

Дункан МакДункан выступил вперед.

– Поклонись, поклонись, – заворчал на Сарк капитан из клана МакДункана, – вырази почтение.

– Какое еще почтение! Ритуалы покорности здесь ни к чему, – устало произнес старый вождь. – Это моя вина. Я слишком стар для вождя.

– Нет, вовсе нет, – запротестовали кое-кто из волков.

– Это так, и не спорьте. Когда наступает старость, память ослабевает настолько, что ты уже забываешь, как в прошлом году рождался малькад с одной кривой лапой.

Волки притихли. МакДункан огляделся и кивком обратился к глодателю, годовалому волку без хвоста и с кривым бедром:

– Ты принес свою кость?

– Конечно, о благороднейший вождь. – Молодой волк по имени Хип пал на колени и прижался мордой к земле.

– Встань. Прекрати валяться в пыли и приступай к работе.

Вождь повернулся к остальным и заговорил дрожащим, срывающимся голосом:

– Пусть глодатель запечатлеет, что в месяц инистых цветов, когда река еще была скована льдом, у Мораг и ее партнера Киннайрда родился волчонок с одной кривой лапой. Его забрала покойная обея Шибаан и отнесла в тумфро. Но он не погиб. Щенок выжил и теперь может занять в клане МакДункана достойное место.

Прежде чем сосредоточиться на кости, Хип украдкой поозирался по сторонам, словно бы что-то искал.

– Где этот волк сейчас? – обратился Дункан МакДункан к Сарк.

– На другой стороне ловушки, с Гвиннет.

– Гвиннет? Это сова-кузнец?

Сарк кивнула.

– Он выжил в пламени?

– Он не просто выжил, – едко ответила волчица. – Он перепрыгнул через огненную стену. Вы все это видели!

Она старалась говорить ровным голосом, но не могла скрыть раздражения.

– Он бросил вызов общему порядку, – прошептал волк из клана МакДаффа.

Хип снова поднял голову, сверкнув глазами. Он уже начал выгладывать рисунок, изображающий звенья Великой Цепи, предусмотрительно расположив его над трещиной, из-за которой кость казалась надломленной.

– Ты можешь привести его сюда? – спросил МакДункан.

Снова кивнув, Сарк ушла и вскоре вернулась с Фаоланом. Странно, но молодой волк выглядел не настолько уставшим, как преследовавшие его загонщики. Он прочно стоял на ногах, и ветерок шевелил его серебристый мех, казавшийся от этого мерцающим и переливающимся. Сейчас, приблизившись к недавним своим преследователям, он отчетливо ощущал их настороженность и смотрел далеко перед собой, на горизонт, не желая переводить взгляд даже на вождей, к которым его подвели.

Дункан МакДункан сделал шаг вперед. Когда волк с кривой лапой не опустился брюхом на землю и не выразил тем самым своего почтения, послышалось глухое ворчание членов клана, оскорбленных таким поведением. Вождь и виду не подал, что оскорблен; его это, казалось, вовсе не заботило.

– Хип, подойди сюда, покажи, что ты успел запечатлеть на кости.

Глодатель угодливо подбежал, выпустил из зубов кость и, беспокойно ерзая, весь прижался к земле, словно его придавило огромным булыжником:

– О благороднейший вождь, наивысший правитель клана МакДункана, в своем нижайшем почтении я предлагаю тебе обратить свой взор на мою недостойную работу.

– Лизоблюды и подхалимы, вот кто они, – тихо прошептала Сарк на ухо Гвиннет.

– Ближе к делу! – резко оборвал глодателя Дункан МакДункан.

Хип начал объяснять, что выгрызено на кости. Последние символы, изображающие Великую Цепь, он не осмелился показать из подозрения, что вождю они не понравятся.

– Хип, покажи кость этому волку.

– Она еще не закончена, господин.

– Неважно. Я просто хочу, чтобы этот волк увидел пример твоей работы, потому что это будет и его работой.

Обнажив зубы, словно из пасти вот-вот вырвется злобный рык, на негнущихся ногах Фаолан подошел поближе. Он еще не пришел в себя после прыжка и пытался разобраться, что происходит. Совсем недавно эти волки хотели его убить, а сейчас взирают на него со смесью тревоги, озабоченности и скрытого почтения. Он все еще не понимал, что от него требуется.

Там, за огненной стеной, Гвиннет вкратце объяснила Фаолану, что случилось, рассказала об ошибке, о том, что волки решили, будто у него пенная пасть. Но никто не извинился, не признался в допущенной оплошности. Тем временем Хип положил свою кость перед вождем, и Фаолан внимательно всмотрелся в нее.

Особого впечатления эта работа не производила: линии были выточены грубо, изображенные события сменяли друг друга непоследовательно, одна сцена совсем не закончена. Фаолан никогда не жил в клане, но уже выгрызал картины гораздо лучше. Он вспомнил, как изобразил на кости Гром-Сердца первую свою историю, историю славного лета, осени и зимней берлоги. Когда поднимался на холм, чтобы взглянуть на Соленые Озера, он закопал ее на той стороне. Наверное, это хорошо, что она хранится в потайном месте. Лучше, если бы молодой глодатель по имени Хип никогда ее не увидел.

Стоящие вокруг волки казались Фаолану подозрительными. Но что-то подсказывало ему, что свои сомнения не следует выражать вслух.

– Чтобы достичь в этом настоящих высот, потребуется много времени, – продолжал вождь. – Глодание – настоящее искусство. Тебе присвоят статус глодателя, и если ты будешь хорошо справляться со своей работой, то сможешь однажды вступить в Стражу Священных Вулканов. Ты станешь членом клана МакДункана. Скоро мы решим, к какой стае ты присоединишься, и дадим тебе имя.

Одиночество, сопровождавшее Фаолана все эти дни, не то чтобы исчезло, но начало постепенно сокращаться и съеживаться, возвращаясь обратно, в ту внутреннюю полость, откуда и расползлось во все стороны. Правда, несмотря на то что Фаолана окружали представители его вида, он пока не ощущал себя одним из них, как будто был совсем другим зверем.

«Ну что ж. Значит, мне суждено присоединиться к стае. А стая – часть клана. Я стану волком из Далеко-Далеко».

Он оглянулся, посмотрел на вождей, на их охранников, охотников бирргиса, который едва не лишил его жизни. Есть ли тут кто-то, хотя бы отдаленно похожий на него? Есть ли среди них его родственники, отец, мать, братья? Вряд ли. Гвиннет говорила, что родителям Фаолана пришлось подыскивать себе другие стаи, подальше от прежней, и он был твердо уверен только в одном: они ни за что бы не отправились в Крайнюю Даль.

Но все-таки каким бы уставшим Фаолан себя ни чувствовал, с каким бы подозрением ни относился к тем, кто сейчас стоял вокруг него, они все же были достойными волками. Не такими, как чужаки.

– Ты вступишь в клан? – Со стороны Дункана МакДункана это был скорее приказ, нежели вопрос.

Фаолан кивнул.

– Ты понимаешь, что это значит?

Еще один кивок.

– У тебя есть вопросы?

Фаолан замялся:

– Не совсем вопрос, господин, но…

– Но что? Какое-то замечание?

– Да, замечание.

И снова раздался недовольный гул: «Да как он смеет? Глодателю не дозволено высказывать свои замечания! Он еще узнает, что за это бывает!»

– Продолжай, – ровным голосом отозвался Дункан МакДункан.

– Пусть на костях, которые я буду выгладывать, упоминается мое имя.

– Имя? – моргнул вождь. – А у тебя есть имя? И как же, интересно, это получилось?

Вопрос чуть не поставил Фаолана в тупик. Ведь свое имя он получил не случайно – его дала ему Гром-Сердце.

– Так меня назвала Кормилица, медведица-гризли по имени Гром-Сердце.

– Тебя воспитывала медведица? – В голосе МакДункана послышались нотки удивления.

– Да, господин. Меня зовут Фаолан. Моя Кормилица, медведица-гризли по имени Гром-Сердце, дала мне это имя.

Он взглянул на Хипа, окинул взором всех собравшихся вокруг волков. В глазах его засветились зеленоватые огоньки.

– Зовите меня Фаоланом.