Убийство в четыре хода - Андраш Тотис
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Улица Афин проходила поблизости от вокзала Сен-Лазар, в округе которого все улицы носят имена разных городов мира: Милана, Пармы, Лондона, Амстердама, Москвы… Ни один из этих городов не поблагодарит за оказанную им честь. Альбер любил свой город, хотя иной раз, глядя на его улицы, удивлялся, почему он так нравится иностранцам. Проспекты, конечно, хороши. Триумфальная арка, площадь Согласия, музеи, Собор Парижской богоматери, мосты над Сеной прекрасны… Но что можно любить в самом городе? Знать бы, что это за штука такая «атмосфера Парижа», ведь, произнося эти слова, люди улыбаются, примерно как старики-супруги при воспоминании о медовом месяце. Грязная жижа, стекающая по крутым улочкам вдоль тротуаров? Канализационные решетки, прикрытые рогожей, чтобы задерживать крупный мусор? Подворотни, из которых разит миазмами? Дурно воспитанные люди, норовящие вас толкнуть? Официант, обсчитывающий иностранца и возводящий свое жульничество в ранг патриотического поступка? Слащавые продавцы с медоточивыми голосами и взглядами, полными холодного презрения? Это, что ли, считается очарованием города?
Восхищаются прошлым Парижа. Да, парижане провозгласили республику, чтобы в итоге заиметь императора. Им всегда больше нравилось фланировать по улицам, нежели работать, а город всегда с распростертыми объятиями принимал чужеземцев, по которым на родине тюрьма плачет. Да и сейчас они норовят пасть ниц перед рангом и титулом — в большей степени, чем жители любого другого города. Шлепают корону на всем подряд, вплоть до упаковок для масла, какие повсюду в мире украшает морда теленка. На улицах стреляют в людей, подкладывают бомбы в автомобили и рестораны, а в вечерней хронике новостей кровавых событий упоминается больше, чем в зарубежных военных сводках.
Альбер любил этот город, но иногда чувствовал, что сыт им по горло. Например, когда Буасси прокладывал себе путь в плотном потоке машин, обгоняя остальных не менее нетерпеливых водителей. Или сейчас, когда они вышли из машины у какого-то обшарпанного дома. Чуть поодаль, в угловом Доме находился магазин подержанных вещей, на противоположной стороне улицы смуглые, темноволосые, усатые мужчины разговаривали между собой, сверля взглядом прохожих. Кто-то мимоходом толкнул Альбера: узкий тротуар не рассчитан был на зевак. Альбер шагнул на мостовую и облюбовал себе место среди припаркованных машин. У него издавна укоренилась эта привычка: прежде чем приступить к очередному расследованию, несколько минут постоять молча, присматриваясь к окружающей обстановке. Когда коллеги интересовались, зачем он это делает, Альбер отвечал, что и сам не знает. Когда тот же вопрос задал ему Корентэн, Альбер загнул, что он, мол, таким образом настраивается на дело, проникается окружающей атмосферой, наблюдает за людьми. По мнению Марты, в такие моменты он попросту собирается с духом, чтобы приняться за работу. Буасси знал об этом обыкновении коллеги и не мешал ему. Какое-то время Альбер глазел на двух беременных женщин, которые, по всей видимости, уже не первый час стояли на холоде, не в силах прервать увлекательную болтовню. Затем его внимание привлек атлетического сложения мужчина с широченными плечами, отчего руки его, казалось, выпирали из плеч. Стоявшие на тротуаре расступались перед здоровяком, даже смуглые типы с колючим взглядом. Альбер приметил машину, со спущенным правым передним колесом и наконец перевел взгляд на подъезд дома номер одиннадцать.
Вздохнув, он вошел внутрь и очутился в длинном, прямоугольном дворе, в дальнем конце которого у черного хода со скучающим видом торчал полицейский. Слева находилась лестничная клетка, вдоль стен тянулся ряд дверей, к которым вели несколько ступенек. Квартиры явно дешевые, наверняка населены стариками, среди которых несомненно отыщется хотя бы один любитель целыми днями просиживать у окна, высматривая чужих. Альбер пробежался взглядом по окнам, однако не заметил, что бы где-то колыхнулась занавеска.
Полицейский, козырнув, направился к нему.
Альбер показал удостоверение, но полицейский даже не взглянул на него. Как только Лелак и Буасси появились во дворе, он сразу признал в них коллег.
— Тело все еще находится здесь? — Альбер знал, что тело убитой старухи уже увезли, но ведь нужно же было с чего-то начать разговор.
— Нет, мосье. — Полицейский открыл квартиру и провел их внутрь. Две комнаты, обставленные старой мебелью, стены увешаны пожелтевшими фотографиями, каких Альбер порядком насмотрелся за годы своей полицейской практики. Во французских фильмах преступники, как правило, выглядят этакими рыцарями без страха и упрека, а по опыту Альбера они в большинстве своем из-за нескольких сот франков готовы убить старуху, ютящуюся в таком вот убогом жилище.
— Кто-нибудь опрашивал соседей?
— Да. Инспектор Бополе из окружного участка.
— Удалось что-либо выведать? — Альбер, проклиная в душе Корентэна, приготовился изучать пространные протоколы допросов, но Бополе, видимо, предпочитал работать с прохладцей.
— Нет. Инспектор Бополе просил передать, что никто, мол, ничего не видел.
Лелак только хмыкнул в ответ. Выходит, этот Бополе даже с прохладцей и то не желал трудиться. Чтобы в таком многонаселенном доме и никто ничего не видел?
— А еще посоветовал вам поговорить с мадам Дюбуа. Она живет на первом этаже.
Альбер тотчас повернул в указанном направлении. Дело казалось ему скучным и неинтересным, хотелось поскорее уйти из комнаты, заляпанной пятнами крови, и вернуться к расследованию загадочной истории со взорванным шахматным автоматом. Все же мадам Дюбуа наверняка что-то видела. Но Альбер спешил не только потому. Даже четырнадцати лет оказалось недостаточно, чтобы душа его очерствела окончательно. Теперь он был в состоянии созерцать мертвеца с разбитым черепом и не испытывать дурноты при этом, а в случае крайней необходимости помогал санитарам укладывать в фургон останки утопленника, несколько недель пробывшего в воде. Конечно, ему это не по душе, но он мог это вынести. Он способен был обмениваться с судебно-медицинским экспертом шуточками в квартире, где была погублена целая семья. Он был способен на это, поскольку расследование кошмарных преступлений стало его профессией и впору было спятить, если всегда и все принимать близко к сердцу. Но иногда он вдруг испытывал тот же парализующий ужас, как и любой нормальный человек. Ведь недвижный труп совсем недавно был таким же живым существом, как он сам, со своими жизненными планами, со своими надеждами, вот ведь с утра этот человек побрился, почистил ботинки, сейчас рубашка у него выбилась из брюк, но он уже не заправит ее на место.
В такие моменты Альбер попросту был бессилен уразуметь, как это люди способны убивать себе подобных. Он не понимал, зачем ему носить при себе служебный револьвер, если он все равно не пустит его в ход. Оружие было противно ему, даже кобура словно жгла бедро. В фильмах и в книгах все выглядело куда как романтично. В действительности же ты сжимаешь в руке небольшой, злобный кусок металла, и достаточно одного движения, чтобы в кого-то впилась пуля, проникая в сердце, печень или легкие, вызывая внутреннее кровоизлияние и превращая живого человека в бездыханный труп.
Как же он ухитрился выстрелить в Фонтэна? Пули из пистолета Бришо отыскались все до единой: валялись на земле или вонзились в стену, а одной пули из пистолета Альбера недосчитались. Куда он ранил террориста? Мучительна ли была боль?
Альбер торопливо покинул эту удручающе убогую квартиру, чувствуя приближение очередного приступа мягкосердечия.
Мадам Дюбуа оказалась поджарой, пожилой женщиной лет пятидесяти. По ее измученному лицу нельзя было определить, была ли она хороша собой в молодости, да и вообще была ли она когда-либо молодой. Комбинированный шкаф, дешевый гарнитур, стол, стулья и неглубокие кресла составляли обстановку комнаты. На полке выстроилась небольшая шеренга книг: довоенные издания популярных романов, пособия по садоводству, «Справочник винодела». Альбер невольно шагнул поближе. Пожалуй, не мешало бы обзавестись такой полезной книгой. Книжную полку украшали фарфоровые безделушки, вазы, фигурки животных.
Хозяйка предложила им сесть и, не спрашивая, желают ли посетители угоститься, выставила на стол бутылку вина и блюдо с сырами разных сортов.
— Простите за беспокойство, но…
— Ваш коллега, который был здесь вчера, предупредил, что вы обязательно зайдете…
Альбер понял, что женщина ждала их. Не успели они нажать кнопку звонка, как дверь тотчас распахнулась. Да и вино было приготовлено заранее, бутылка откупорена, бокалы расставлены на столе.
— Заметили вы что-нибудь?
— Нет.
Лелак вздохнул. Женщина наверняка что-то углядела. Значит, начнем не спеша, по порядку.