Кто косит травы по ночам - Галина Артемьева

Может, открыть дверь и пинком столкнуть этих гадов вниз? Свалятся как миленькие! Нет, не может она на такое решиться. Не боец. Надо ждать, что будет. И будь что будет.

Неожиданно раздался жуткий треск, скрежет, звук грузного рухнувшего тела, хриплый вскрик. И тишина.

Лестница все-таки не выдержала.

Что там внизу теперь происходит?

Она не сразу решилась открыть дверь и выглянуть. Да, теперь Надя точно отрезана от всего мира. Ей ни за что не спуститься вниз. Вместо лестницы – сплошные обломки. Стонет кто-то.

Голос, похоже, женский.

Ничего себе! Так это женщина!

Одна вроде бы. Ну, точно – маньячка. Что ей тут было надо, что она хотела?

– Кто вы? – крикнула Надя.

Никто ей не ответил. Только стоны доносились.

Надин страх полностью испарился.

Она почему-то понимала, что ее кошмар миновал. Хотелось, конечно, разобраться побыстрее со всем этим бредом. Но больше всего жаждала Надя помочь тому «монстру», что стонал под обломками лестницы.

Один раз в жизни ей приснилось, что она убила человека, непонятно даже, каким образом и за что.

Главное – это тотальный ужас, охвативший все ее существо, когда она поняла – во сне, – что стала убийцей. Не наказания, не суда она боялась – это вообще казалось ерундой, пустяком. Она все время спрашивала себя: как же теперь жить, как можно теперь после этого жить.

На нее словно взгромоздили неподъемный груз. Даже проснувшись, она долго не могла прийти в себя: совершенное ею во сне злодеяние, пережитое острее, чем реальное, давило своей неискупаемостью.

После этого она перестала смотреть детективы – они делали уютным и любопытным сам факт убийства, ведь преступление и становилось отправной точкой повествования.

Благодаря пережитому во сне она определилась, что ни при каких условиях не возьмет на себя роль палача. За правое ли дело, не за правое, ей было все равно – душегубство она отвергала целиком и полностью.

Справедливости ради надо сказать, что и роль жертвы ей совсем не улыбалась. Хотелось как-то прожить, не углубляясь в тему «преступление и наказание».

А тут теперь в ее доме такая штука – запросто может оказаться труп. Причем поди еще докажи, что ты не виновата. Не милиции и прокурору, а самой себе. Чем-то же она досадила кому-то, что вызвала к себе такую неутихающую ненависть.

– Помогите! – раздался вдруг снизу страдальческий призыв.

– Я не могу спуститься! – тут же откликнулась Надя. – Лестница рухнула. У телефона батарейка села. Тут наверху темень, сейчас попробую найти выключатель, может, хоть свет будет.

Она тараторила много и быстро. Ей казалось очень важным, чтобы внизу ее понимали и не чувствовали агрессии и злобы с ее стороны. Только желание помочь.

В ответ услышала она опять страдальческий стон.

Раздались писклявые звуки вальса Штрауса – внизу звонил мобильник незваной гостьи. Ах, каким бы он был спасением!

– Вы можете говорить? Отзовитесь, пожалуйста! – крикнула она, надеясь на чудо скорого избавления.

Телефончик голосисто исторгал из себя бессмертный мотив.

И больше ни звука. Даже стоны прекратились.

– Пожалуйста! Пожалуйста! У вас телефон звонит! Очнитесь! Мы сможем позвать на помощь! – верещала Надя изо всех сил.

Ничего не подействовало. Телефон замолчал.

Что там происходит? Что там с ней? Что за тишина такая могильная? Надю объял леденящий ужас. Неужели – все?

– Помогите!!! Помогите!!! – заорала она благим матом. Просто зашлась вся криком.

– Помогите! – откликнулся тихий голос снизу.

Жива! Жива! Это было самым главным сейчас. У нее, конечно, как минимум сотрясение мозга. А Надя читала (или это глюк?), но почему-то вспомнилось, что где-то было написано, что при сотрясении мозга пострадавшим нельзя спать. Так ли это, она уверена не была. Тем не менее уцепилась за мысль, как утопающий за соломинку.

– Вам нельзя спать! У вас наверняка сотрясение, слышите! И поэтому нельзя спать! Говорите со мной! Хоть что-нибудь говорите! Ответьте мне хоть звуком каким-нибудь!

– А-а-а-а-а-а! – донесся до Нади протяжный вздох.

– Молодец! – обрадовалась Надя. – Скажите, как вас зовут? Меня, например, Надя. А вас?

Она хитрила, хотела показать несчастной, что ни о чем не догадывается, ничем не обижена, никаких претензий не имеет и даже была бы счастлива познакомиться, если бы не трагическое недоразумение с лестницей.

– Как вас зовут? – повторяла и повторяла она свой вопрос.

– Не помню, – вдруг внятно ответили ей. – Я ничего не помню.

Да-да! У нее точно сотрясение! Это при сотрясениях происходит – пострадавший теряет память. Называется по-научному – амнезия. Иногда память возвращается быстро, иногда нет, все зависит от степени травмы. Но главное – она говорит, отвечает – это уже великолепно.

– У вас сотрясение мозга! – проорала Надя. – Вам сейчас нельзя засыпать. Не отключайтесь! Даже если ничего не помните, все равно говорите какие угодно слова.

– Больно! – тут же отозвался голос. Надя обрадовалась: «Есть контакт!»

– Где больно? Голова болит?

– Везде! Руки, ноги, тяжесть на мне!

– Вы упали! На вас сверху еще обломки лесницы свалились! Все будет в порядке, – успокаивала Надя.

– Помогите! – донеслась до нее тихая просьба. Голос по-нехорошему угасал.

– Я помогу!!! – взревела Надя. – Потерпите!!! Мне надо найти, как спуститься! Тут темно!

Внизу снова невнятно застонали. Надо что-то делать.

Надя на ощупь пошла вдоль стены, надеясь, что ей удастся включить свет.

Дотронулась до выключателя, щелкнула. Безрезультатно.

Все ясно. У нее же с Питиком отдельные счетчики. Чтобы было электричество у него на этаже, надо было сначала кнопочку нажать на распределительном щитке. И щиток этот наверняка внизу, у нового входа на второй этаж. О, если бы удалось найти дверь, ведущую вниз! И спуститься! Тогда бы никакое электричество ей наверху не понадобилось бы. Просто она оказалась бы внизу, прошла к своему крыльцу, взяла бы чужой мобильник, вызвала бы всех, кого только можно: и «скорую», и Иришку (пусть ловит такси и мчится немедленно), и милицию.

Хотя нет – милицию все равно не хочется, без нее как-нибудь управимся.

Дверь нашлась. И была она заперта. Надя подергала со всей силы, побилась об нее плечом (не представляла даже, в какую сторону она открывается). Все безрезультатно. Она вернулась на исходную позицию. Села на пол у выхода. Вот ловушка-то!

– Как вы? – крикнула вниз.

– О-ох!

– У меня не получилось включить свет! И спуститься не смогла, другая дверь заперта!

– О-ох!

– Тут очень высоко! Я не смогу спуститься без посторонней помощи!

– Больно!

– Послушайте! У вас есть телефон! Вдруг вы можете достать его и позвонить, чтоб нам помогли?!

– О-ох! Не-е-ет!

Надя подошла к балконной двери, вышла на лоджию. Сухо и холодно. Звезды морозно сияют, «светит месяц, светит ясный». Красиво, как на детской картинке про времена года.

Тишина такая, что слышно, как где-то далеко-далеко замычала корова. Это в деревне за леском. Ходу минут сорок, а чудится, что рядом.

Что если ей сейчас завопить изо всех сил, вдруг до кого-нибудь донесется? Кто-то же не спит сейчас, как она, смотрит на звезды, наслаждается отсутствием звуков, ночным покоем. Свет звезд позволил ей различить время на часах: три. Только три еще! До утра как минимум пять часов. И что даст утро? Ну, допустим, Никита вернется. Если найдет записку, придет. Возможно, и без записки придет, просто проведать. А если нет?

Ну, хорошо. Утром, при свете, она посмотрит, как можно выбраться отсюда из окна. Выпрыгнуть не получится – это точно. Дом очень высокий. Дед строил его после войны, насмотрелся на дома заграничные. У них в подвале запросто можно жилое помещение обустроить. Андрей все предлагал сделать бильярдный зал и барную стойку. Это, собственно, и не подвал, а полуподвал с небольшими окошками. Спуститься бы сверху – все устроим!

Первый этаж высоченный, потолки под четыре метра, все больше воздуха хотелось. В целом получается больше пяти метров высоты – не спрыгнешь. Скрутить из простынь веревку – и по ней? Очень-очень сомнительно. В школе за лазанье по канату у Нади была твердая безоговорочная двойка. И это еще в лучшие ее годы! При ее наилегчайшем детском весе! Она, конечно, попробует утром, если удастся найти простыни, что маловероятно. Все постельное белье в сундуке внизу. Ну, что? Покричать разве что? Вдруг все-таки не пуст поселок? И если услышат? Пусть даже сами побоятся подойти, так хоть позвонят куда.

– Ого-го-го!!! Люди!!! Сюда!!! На помощь!!! Помогите!!!

Где-то взлаяли собаки.

А вдруг?

– Помогите!!! Сюда!!! Сюда!!!

Она кричала сериями. Потом ждала, вслушивалась в собачий лай. Опять кричала и надеялась хоть на какой-то отклик. Отзывались только представители животного мира: уже даже не лаяли, а выли псы, прокукарекал петух, замычали коровы.