Цвет ночи - Алла Грин

Уголки его рта поплыли вверх, и эта мягкая улыбка не касалась его холодных глаз. Ни разу неискренняя, улыбка выглядела довольно жуткой, при том, что я понимала — если он так улыбается, то изо всех сил пытается на меня не злиться. Не выдержав его взгляда, я опустила свой в пол.

— Потрудись выбирать выражения, Алевтина, — с расстановкой произнёс он.

Алевтина? Я резко подняла голову. Алевтина?! Он действительно так сказал? Назвал меня полным именем? Это прозвучало как отчитывание меня.

— Хорошо, дракон, — ответила я с такой же расстановкой, без капли сожаления и с долей удовольствия. — Если тебе это поднимет настроение, дракон.

Он вспыхнул. Он ненавидел, когда я называла его так, а не по имени. Точно не знаю, почему, но предполагаю, что подобное обращение всегда казалось ему недостаточно уважительным, даже оскорбляющим его цмоковскую гордость.

Я заметила, что за нами с интересом, с лёгкой улыбкой задора наблюдает Валентина. Константин же стоял, нахмурив брови и сощурив глаза. Но мне уже было всё равно.

— То есть Велесу можно ходить голым, а мне нет? — добавила я.

То, что в руках Яна был наполненный хрустальный бокал, я заметила уже посреди нашей перепалки, когда он со звоном опустил его на стоящую рядом поверхность, являющуюся столом или скорее высокой тумбой. Взглядом он попытался испепелить меня заживо, но я не поддалась. Не отвела глаз, не уступила.

Валентина расхохоталась, глядя на нас. На её смех сверху наложился голос, звучный и раскатистый:

— Так я привлекаю женщин, девочка. Это же работает, да?

Повернувшись на его звук, я обнаружила Велеса, восседающего на стульях у камина, рядом с Гаем. На плече у Велеса, переминаясь с одной лапы на другую, стоял Кинли. Вот, куда он упорхнул с моих рук. Хоть бы как предупредил…

— Мне нравится эта человеческая девчонка, — всё ещё смеясь, сказала Валентина. — Ян, можно я буду с ней дружить? Никогда не видела прежде, чтобы тебя так кто-либо донимал, кроме меня.

Ян плотно сжал челюсть и на его лице заиграли желваки. На меня он больше не смотрел, направив взгляд поверх моей головы, а его пылающие глаза потухли.

— Ава не игрушка, — ровно произнёс Ян. — Спрашивай у неё, Тина.

Тина, отметила я. Как мягко и красиво он её назвал. Так называл меня отец, когда все остальные сокращали моё имя по-другому. У нас с Валентиной были почти что одинаковые имена.

— Не моя игрушка, — игриво произнесла она, — но твоя?

— И не моя, — отозвался Ян, добавив, — не игрушка.

Он очень быстро сменил тон, и даже вдруг попытался сгладить острые углы.

— Я очень рад, Ава, что ты чувствуешь себя настолько отдохнувшей и освоившейся, что можешь снова мне дерзить, — только и сказал он.

Возможно, он не язвил, и моя попытка ему противостоять, и правда, была хорошим знаком. Но на этом мои испытания не закончились.

Семья драконов не давала мне возможности осмотреться по сторонам. Не давала прояснить, кто все эти собравшиеся, не давала передышки. Сперва на меня обрушился Ян со всем своим негодованием, а теперь — ко мне неожиданно подступил до этих пор молчавший Константин.

На какое-то время я даже успела забыть, что он тоже стоит здесь — намеренно или нет, но он умел оставаться незамеченным, и теперь, кажется, поразилась не только я, но и Ян, потому что он удивлённо поднял брови вверх, когда Константин, склоняясь над моим ухом, обжигая кожу щеки своим дыханием, тихо сказал:

— Позволь пригласить тебя на танец.

Все мысли в моей голове перемешались: страх, изумление, желание бежать, надежда, что его приглашение — шутка… Не помню, как вложила свою ладонь в его руку, не помню, посмотрела ли на Яна, когда уходила с Константином, минуя колонны. Не понимаю, как получилось, что я не отказала ему.

Мелодия рояля сменилась с минуту назад, и сейчас играл вальс. Можно сказать повезло, потому что он был единственным классическим танцем, который я знала. Хотя меня не очень то и волновало, насколько умелой танцоршей я буду выглядеть перед Константином. И откуда вообще умел танцевать он сам? Разве он не бродил по навьему лесу денно и нощно в обществе полусгнивших костомах, нагоняя ужас на человеческий род, веками добиваясь того, чтобы его прозвали Кощеем?

Когда его левая рука коснулась моей ладони и сжала мои пальцы — я ещё держалась из последних сил, но когда правая — легла на мою лопатку, до которой не доставала кожа корсета и сквозь тонкую ткань нижнего платья я ощутила тепло его обжигающего прикосновения — я мысленно воззвала к Яну, я была готова просить у него прощение за то, что не надела дурацкое изумрудное плотное платье, я была готова признать своё поражение, и его правоту. Ян был бы удивлён и польщён, но я бы сейчас многое отдала, чтобы снова оказаться в нём в эту же секунду. Конечно, вероятно, по испуганному и растерянному выражению моего лица Ян мог бы об этом догадаться, но я уже не оборачивалась, не искала его, неуверенно подняв взгляд на своего похитителя. Точнее — на этот раз я пошла за ним сама.

— Наша первая встреча, — шёпотом сказал он, когда мы начали кружиться в танце, — прости за неё.

Это, как и многое другое, я не ожидала от него услышать.

— Я уже забыла о ней, — зачем-то вру я после недолгой паузы. Вероятно, не вижу смысла отвечать что-либо другое. Претензии и обвинения предъявлять я не стану, потому что, естественно, боюсь ответной реакции, которая может оказаться любой.

Я совсем не знала его, не могла предвосхищать его поступки, хотя после моих снов, честное слово, он в некоторой степени стал мне близок. Точнее не он, а вот тот Константин из грёз — добрый, улыбающийся, открыто и искренне любящий кого-то. Некую девушку, которая не является мной, твёрдо сказала себе я.

Тем не менее, я не знала, что ему ещё сказать. У нас не было и не могло быть общих тем. И единственное, что вертелось на языке, пока мы двигались в безмолвном танце — это кем была для него Алена и что с ней случилось. Но вместо этого я сказала, совсем не планируя:

— Мне жаль, что нечто нехорошее, произошедшее в твоей жизни, заставило тебя поступить подобным образом.

Я просто надеялась, что это не звучало грубо. Но так же я и не понимала: я что, пытаюсь проявить к нему сочувствие? Но ведь он виноват. Виноват передо мной. Ничто не оправдает похищение.