Византийский манускрипт - Михаил Палев

– Это средневековый сборник магических книг, известный под названием «Лемегетон». Иначе его еще называют «Малый ключ Соломона». Он содержит подробные перечни имен злых и добрых сущностей с их символами, описание магических принадлежностей и методов работы с ними. Первая часть «Лемегетона» называется «Гоэтия» и посвящена работе со злыми духами. Похоже, именно по ней и проходил ритуал в день гибели Кати. Хотя ритуал мог быть проведен и попроще, скажем, по «Псевдомонархии демонов» Иоганна Виера, – объяснила Кайтелер. – Главное: судя по всему, тот, кто инициировал проведение ритуала, достиг своей цели. Он договорился с вызванным духом. А вот о чем он с ним договорился, мы не знаем, к сожалению… а может, и к счастью. Есть такие тайны, которые лучше не знать. Это я вас предупреждаю, Валерий Иванович!

– Поздно меня предупреждать, милая, – усмехнулся Тавров. – Я в Пограничной Зоне, куда меня ввел неизвестно кто и непонятно зачем; дома у меня живет двухголовая собака, распугивающая шляющихся по моей квартире беззаботных эльфов и очень недружелюбных троллей. Поэтому я готов раскрыть все тайны, которые только встречу на своем пути, – и лишь тогда у меня появится шанс покинуть эту проклятую Зону! Короче говоря, я – очень неподходящая компания, особенно для молодых красивых девушек.

– Я не только девушка, но и ведьма, – рассмеялась Кайтелер. – Так что все в порядке, Валерий Иванович!

Итак, имеющиеся факты свидетельствуют о том, что Брен не причастен к смерти Барсуковой. Но он встречался с ней накануне, это несомненно. Следовательно, существует большая вероятность того, что кто-то из окружения Брена имеет прямое отношение к убийству Кати. Поэтому Тавров позвонил Павлову и продиктовал ему список лиц, вероятно, связанных с этим делом. Требовалось лишь выяснить: кто из них находился или мог находиться в то же самое время в Питере? В список Тавров включил Зборовского, Далинского, Семенова, фра Арнольдо и даже Кудасова с Кэсседи. Кроме того, он попросил Павлова проверить, кто из известных ему людей Варежко был в это время в Петербурге.

Присутствовавший при разговоре Кудасов возмущенно засопел и саркастически осведомился:

– А себя не забыли включить?

– Должен же я доверять хотя бы себе, – невозмутимо парировал Тавров. – В противном случае мое расследование теряет всякий смысл.

Прибыв рано утром в Москву и распрощавшись с Кудасовым, Тавров немедленно позвонил Семенову. Тот уже не спал.

– Вы уже в Москве? Ну, слава богу!

Семенов явно побаивался неожиданно объявившегося визитера с посланием от Брена.

– Я буду у вас через час, – сказал Тавров Семенову. – Если этот человек опять вам позвонит, то назначьте ему время с таким расчетом, чтобы я успел подъехать до его прихода. Если же он не позвонит, то ни в коем случае никому не открывайте дверь! Запритесь на задвижку, на все запоры, которые нельзя открыть снаружи, и сидите тихо. Не хочу вас пугать, но это действительно разумная предосторожность в сложившихся обстоятельствах.

Тавров прямо с вокзала поехал к Семенову. Семенов еле держался: он нервно курил сигарету за сигаретой, от него ощутимо попахивало спиртным – а еще и полдень не наступил! – и Тавров даже пожалел, что так настропалил Семенова по телефону.

Посланец позвонил в начале первого. Он сказал, что заскочит в ближайшие полчаса и времени у него в обрез, поэтому попросил Семенова никуда не выходить. Посланец оказался точен: появился ровно через двадцать пять минут после звонка. Мужчина лет шестидесяти, весьма бодрый для своих лет; одетый скромно, в вещички с вьетнамского рынка, но добротно. Семенов открыл ему дверь и впустил в квартиру. Впрочем, гость не пошел дальше коридора: он спросил у Семенова паспорт, тщательно сверил фотографию и, оставшись удовлетворенным процессом опознания, положил на столик у зеркала полиэтиленовый пакет.

– Минуточку, товарищ! – сказал ему появившийся из комнаты Тавров. – У нас с товарищем Семеновым будет несколько вопросов к вам. Так что вам придется задержаться.

Не дожидаясь вопросов, Тавров продемонстрировал гостю свое удостоверение пенсионера МВД и карточку частного детектива: именно в такой последовательности, потому что в визитере он сразу распознал отставного опера.

– Подполковник Внутренних войск в отставке Захаров Михаил Егорович, – представился визитер. – Всегда рад помочь, коллега!

– Давайте пройдем в кухню, Михаил Егорович, – предложил Тавров. – А наш гостеприимный хозяин чайку сообразит.

Пока повеселевший Семенов заваривал чай, Тавров принялся расспрашивать Захарова о деталях его миссии.

– Откуда вы, Михаил Егорович, знаете Виктора Брена?

– Так я же его сосед, – объяснил Захаров. – Мы с Виктором общались иногда. Вначале курили вместе на площадке: супруга моя дома курить не позволяет, а Виктор, хоть и жил один, тоже на площадку подымить выходил. Он не любил, чтобы в квартире табачищем пахло. Ну, и иногда в шахматишки с ним играли.

– Когда вы его последний раз видели?

– А вот с месяц тому назад и будет. Зашел он ко мне и сказал, что уезжает. А если через месяц вернуться не успеет, то просил другу посылочку свезти. Ну, а до друга, товарища Семенова, я недели две дозвониться не мог, а как дозвонился, так вот и привез.

– И что там, в пакете? Вы не знаете?

– Да откуда же мне знать? – пожал плечами Захаров. – Коробка в бумагу завернута, легкая коробка. А что внутри, не знаю: Виктор не сказал, а я, понятное дело, не любопытствовал.

– Кстати, а почему вы звонили Семенову с телефона Брена? – поинтересовался Тавров.

– Не понял? – удивился Захаров. – Я из своей квартиры звонил.

Тавров пододвинул к себе телефонный аппарат, стоявший на кухонном столе. Прокрутил список звонков, нашел нужный день.

– Все правильно, Михаил Егорович. Ваш телефон отличается от телефона Брена на одну последнюю цифру, – сказал Тавров и укоризненно взглянул на Семенова. Тот лишь виновато развел руками.

Захаров выпил чаю с шарлоткой, махнул с Тавровым рюмку водочки на брудершафт, побеседовал с ним на тему «Особенности пенитенциарной системы в условиях Крайнего Севера» и убыл, крайне довольный общением.

– Ну что, Валерий Иванович? Открываем? – с нетерпением спросил Семенов, вертя в руках обернутую в бумагу и заклеенную скотчем коробку.

– Давайте, – разрешил Тавров. – Не похож Егорыч на террориста, да и Брен вряд ли туда бомбу заложил.

Семенов сорвал бумагу, под ней оказалась коробка из-под сигар. Семенов ногтями отодрал крышку и извлек из коробки завернутую в лист поролона металлическую пластину. В первый момент Таврову показалось, что это артефакт, подобный тому, что он видел у Кудасова. Но при ближайшем рассмотрении он увидел, что это совсем небольшой, умещающийся на ладони серебряный складень с двумя откидывающимися на петлях створками.

– Тут в коробке еще бумага какая-то! – объявил Семенов и передал Таврову сложенный вчетверо лист писчей бумаги.

Тавров развернул листок. Он содержал отпечатанный на принтере текст следующего содержания: «Уважаемый Виктор Генрихович! Посылаю Вам свое заключение вместе с переданным Вами для экспертизы складнем.

Складень представляет собой квадратный (пять на пять сантиметров) триптих толщиной 0,5 см в сложенном виде. В центре – изображение Богородицы, справа от нее изображение святого, слева – изображение святой. Под изображением Богородицы надпись: «Божья Матерь Всеблаженнейшая», под изображением святого: «Св. Трифон», под изображением святой: «Св. Сабина». Через весь триптих поверху надпись в две строки. Первая строка: «Тяжкий груз раба Божьего Трифона приняли Матерь Божья со святыми Трифоном и Сабиной». Вторая строка: «Слава тебе, Господи, да исполнится воля твоя. Аминь».

На обороте части триптиха со св. Трифоном надпись: «Тайна в ногах собравшихся к молитве, вера в сердце, и да минет их чаша горького знания».

На обороте части триптиха со св. Сабиной: «Спаситель и два мученика охранят то, чему скрытым быть надлежит».

На обороте центральной части триптиха с Богородицей надпись: «Образ рукотворный серебряного ангела перед Вратами Тьмы прими, Матерь Божья Всеблаженнейшая, и сохрани от глаз любопытных».

Материал складня – чеканное серебро практически без добавок (95 % чистого серебра, 3 % меди, 1 % олова, остальное – примеси различных металлов в крайне незначительном количестве), надписи выполнены на греческом языке, принятом к употреблению в Византийской империи в Х—XIII вв. Анализ изображений с точки зрения прецедентов выполню позднее.

С уважением, П.Ю.Н.»

Тавров перечитал текст еще раз. Похоже, что Брен отправлял кому-то складень на экспертизу и эксперт имеет инициалы П.Ю.Н.

– Обычный складень, – разочарованно вздохнул Семенов. – Разве что достаточно древний. И кто такой этот ПЮН? Вы знаете какого-нибудь эксперта по изделиям из серебра с такими инициалами?