Сибирь как колония - Николай Михайлович Ядринцев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Наконец, третья роль общины заключается в охране себя от монополистов; и эта функция может найти опору в чувстве самосохранения, которое очень сильно в общинах; протекционный характер всегда отличал общину с самых древних времен, община относилась недоверчиво к каждому иноземцу; каждая община имела своего торговца, которому только и доверяла; это и до сих пор сохранилось в таких захолустьях, как Сибирь; до какой степени сильно это чувство самосохранения в общинах, можно видеть на старейшей и значительнейшей русской общине, известной под названием уральского войска. Правда, эта старая отчужденность и протекционизм разгораживали общины высокими стенами, делали их безучастными друг к другу; в то время, как одну общину судили, пытали и садили на кол, другая уськала и тюкала: «Коловичи, коловичи! Колом в дворянство жаловали!» — сознание солидарности интересов являлось только во время общего несчастья. Но против этого узкого консерватизма, ведущего к неподвижности, есть средство — коалиция общин, при помощи которой они сознают единство интересов и в обыкновенное спокойное время.
Изучение жизни сибирской крестьянской общины, по нашему мнению, должно привлечь по преимуществу пытливость и силы молодого поколения в Сибири. В настоящее время мы относительно ее в совершенном невежестве, мы вовсе не знаем ее исторического значения; между тем если бы мы познакомились с ней ближе, мы увидели бы, что прожитая сибирской общиной жизнь имеет большое историческое значение[39].
Сибирское крестьянство находится в вечной блокаде от штрафного бродяжеского населения — до 20000 бродяг находятся в постоянном движении по Сибири; они грабят, воруют и обманывают сибирского мужика, «панкрутят», как сами они выражаются; занимаются разнообразнейшими видами шарлатанства, эксплуатируя страсть крестьянина к наживе и к фальшивым деньгам и его суеверие; развращают, насилуют и уводят их жен; сифилис, разврат и отсутствие добросовестности в промышленности невозможно искоренить в Сибири, пока будет существовать штрафная колонизация. И эта картина, вероятно, была прежде вдесятеро сильнее и была бы и теперь сильнее, если бы крестьянская община не выказала удивительной способности к самозащите и любви к честному и тяжелому труду. Земская полиция в Сибири была бессильна и незаметна; чиновники терпели и игнорировали существование этого зла в стране.
И вот крестьянская община приняла миссию дисциплинирования многочисленного бродяжеского контингента на себя; меры, которые она употребила, были круты, но не другие меры принимала и сама администрация, когда только являлось у нее желание сократить зло, хотя в ее руках и были возможны другие, более гуманные средства, тогда как в руках крестьянской общины грубая самозащита — было единственное средство избавления; поэтому винить ее за жестокость было бы несправедливо. Таким образом, в крестьянстве выработалась система отношений к бродяжничеству, которая отличается единством на всем пространстве от Нерчинска до Иртыша. Крестьянство создало обычное право, создало разные обязательства, стесняющие бродяг и служащие предупредительной мерой против катастроф, и имело в себе физическую силу постоянно поддерживать в бродягах уважение к этим обстоятельствам[40].
Не менее интересна и другая миссия, принятая на себя сибирской крестьянской общиной, — это ассимиляция новоселов. Откуда бы ни были новоселы, они подвергаются от туземщины беспрерывной критике и иронии, сопровождаемыми и положительными советами, как поступать на сибирской почве, как пахать землю, какие сделать уступки ее девственности, насколько и когда быть благосклонными к бродягам и когда жестокими, наконец, даже советами, как говорить, не возбуждая смеха. Под гнетом этих насмешек и советов, подтверждаемых собственным опытом, новые колонисты быстро уступают местным обычаям, и не далее, как следующее же поколение считает уже себя коренными сибиряками и на новоселов смотрит с иронией.
Этих одних примеров достаточно, чтобы видеть, какое историческое значение имеет крестьянская община для Сибири.
Несмотря на то, что при своем переселении на зауральскую почву община должна была выдерживать столько разрушительных влияний, что могла прийти к разложению и потерять свой кооперативный дух, несмотря на тягость фискально-монопольной эксплуатации естественных богатств ее, не оставлявших ей никаких сбережений, она все-таки составляет в стране почтенный трудолюбивый элемент, в котором лежат прочные задатки будущей гражданской жизни. Первоначальный простор для деятельности частного лица в Сибири был так велик, что не было никакого повода к ограничению деятельности одного лица обществом; конкуренция и эксплуатация человека человеком пользовались такой свободой, как в стране с сильным индивидуалистическим характером. Перешедши через Урал, русская община, подобно леднику, переваливающему через скалу, разбилась на куски, но потом пластическая сила начинает склеивать разрозненные обломки. С уплотнением населения община начинает создавать в Сибири те формы пользования источниками богатства, которые присущи ей были на западной стороне Урала, подобно тому, как зерно, брошенное на новую почву, постепенно начинает развивать свои первичные формы.
Для полного возрождения сибирская община нуждается в реформах, в уступке ей самоуправления в хозяйственных делах и в улучшении ее гражданских отношений; этим был бы ускорен ее прогресс. Только в свободном течении жизни общины и в возбуждении общинной энергии и самодеятельности заключается залог преуспеяния местного сибирского населения.
При благоприятных условиях и равновесии общественных сил будущность местного населения может измениться и далеко не оправдает тех мрачных предсказаний, которые делаются на основании прошлого. Характер формируется под влиянием условий жизни, и достаточно того, чтобы они изменились, как изменится и склад характера.
Из всего сказанного видно, что в современном характере сибирского населения совокупляются разнородные черты, наложенные жизнью, природою и историческим складом. С одной стороны, диковатость, след инородческого влияния, отступление от культурных привычек, холодная рассудочность, не согреваемая чувством, часто огрубелость среди лесной жизни, отсутствие идеальных стремлений, преобладание индивидуалистических интересов над общественными и развитие промышленных и своекорыстных мотивов. С другой стороны, у этого населения нельзя отнять ума, любознательности, энергии, практичности, умения ориентироваться, находчивости, воспитанной жизнью, предприимчивости, известного закала характера,
