Искатель. 1975. Выпуск №4 - Зиновий Юрьев

Я подошел к одноэтажному зданию, где уже был у Ламонта, и осторожно постучал. Дверь открыл Бонафонте. Я автоматически посмотрел на его руки. Нет, пистолета не было. Он, должно быть, понял меня.

— Ну что вы, коллега…

— Да, да, мистер Бонафонте, конечно, я все забываю, что у вас, должно быть, самые многообразные обязанности.

Он не ответил мне, не спросил, что мне нужно. Он просто стоял и ждал, что я скажу.

— Могу я видеть профессора?

Он повернулся, и я понял, что могу следовать за ним.

— О, мой дорогой Рондол! — профессор широко развел свои маленькие лапки, улыбнулся и встал навстречу мне. Мне показалось, что сейчас он заключит меня в объятия. Но он этого не сделал. Он кивнул мне на кресло. Он был таким чистеньким, таким седеньким, таким розовеньким, таким приветливым, таким доброжелательным, что мне захотелось спеть с ним какой-нибудь псалом. Я уже приготовился было грянуть «Ликуй, Исайя!», но профессор нырнул в кресло и спросил меня:

— Ну, как дела? Первые шаги? Нелегко, ведь признайтесь?

— Нелегко, профессор.

— Но что-нибудь вы все-таки придумали? Самые общие идеи?

— Ограбление на улице бедных вдов и осквернение могил.

Ламонт и смеялся как-то удивительно деликатно, все время поглядывая на меня: а не обиден ли мне его смех?

— Теперь вы видите, дорогой Рондол, что зря деньги нигде не платят. Представляете, сколько времени заняла у меня работа с Гереро?

Действительно, наверное, много. Мне захотелось поклониться этому неутомимому труженику.

— Но не огорчайтесь, — продолжал он, — я уверен, что вы добьетесь успеха. Это как творчество. Нельзя ожидать результатов каждодневно и регулярно. Вы можете ничего не придумать день, два, неделю. А лотом, в самый неожиданный момент вас вдруг осенит: так ведь этот Кополла приторговывал на стороне наркотиками. В его сейфе находят два пакета с героином…

Вот собака, как это я не придумал? Просто, эффектно и хорошо. Наркотики в банке. А может быть, все уже придумано, и старик хочет лишь проверить, на что я способен.

— Мистер Ламонт, — сказал я, — наркотики — прекрасная идея, и я…

— А может быть, вы придумали что-нибудь еще более эффектное? Дело в том, что наркотики мы использовали совсем недавно, а мне не хотелось бы повторяться чаще, чем это необходимо. Это не только вопрос творческого самолюбия. Чем мы разнообразнее, тем меньше шансов, что кто-нибудь доберется до нас.

Мне хотелось думать, что я участвую в этом разговоре лишь для того, чтобы усыпить бдительность Ламонта, что на самом деле все во мне негодует и трепещет. Но ужас — я рад был, что хоть мог еще зафиксировать это в сознании — ужас заключался в том, что я воспринял весь разговор как нечто вполне естественное.

Я сказал профессору, что хотел бы поработать в саду, что люблю думать не сидя, а в движении, и получил разрешение взять грабли. Бонафонте молча отвел меня к небольшому сарайчику и подождал, пока я вооружился граблями.

— Не приближайтесь к забору ближе чем на десять футов, — холодно напутствовал он меня.

Я начал сгребать прелые листья. Запах их был сильным и даже слегка кружил голову. Я сгребал их в большие кучки, чтобы потом сжечь.

Язон Рондол, сказал я себе, ты можешь делать все что угодно, даже сам грабить по вечерам бедных вдов, идущих от больных внучек, но только не делай при этом из себя борца за справедливость. Не убеждай себя, что ты отбираешь деньги только для того, чтобы их не отобрали другие, которые сделают это грубее, чем ты. Хочешь быть подручным Ламонта — пожалуйста, тем более что тебе предлагают огромные деньги. Но честно скажи себе, что ты благоразумный трус, тихий подлец. Но не строй из себя защитника Кополлы и не умиляйся тому, на какое насилие над своими священными принципами ты идешь, лишь бы помочь своему клиенту Лансу Гереро…

О, бесконечная способность человека облагораживать свои поступки, всегда находить им оправдание! Я вдруг вспомнил рассказ, который когда-то прочел. В тюрьме нужно казнить заключенного, но палач заболел, и беднягу некому повесить. Начальник тюрьмы объявляет узникам, что доброволец, вызвавшийся заменить палача, получит награду — сокращение собственного срока. Герой рассказа, человек самых либеральных воззрений, с отвращением слушает начальника тюрьмы. Неужели, думает он, найдется среди арестантов человек, который за презренную подачку замарает руки веревкой палача? Неужели найдется человек, который вздернет товарища?

Он не спит всю ночь, представляя во всех деталях казнь, муки осужденного на смерть, его бесконечное одиночество в последние страшные минуты. А то ведь попадется негодяи, который и вышибить подставку у него как следует не сможет и заставит его мучиться дольше, чем необходимо. Нет, осужденному нужно помочь во что бы то ни стало. Пусть это трудно, пусть омерзительно, но он переступит через свое отвращение и принесет себя в жертву любви к ближнему. Да, он и петлю приладит так, чтобы не соскользнула, и подставку выбьет сразу, мгновенно выдернет из-под ног…

Он стал профессиональным палачом и всю жизнь свято верил, что делает людям добро. И то, что его боялись и сторонились, лишь укрепляло его в уверенности, что люди жестоки и эгоистичны и не умеют ценить настоящее самопожертвование.

Нет, я не буду жертвовать собой, стараясь помочь мистеру Кополле совершить преступление, на которое он был обречен. Я буду эгоистом и попытаюсь унести отсюда ноги, как только для этого представится случай. Когда он представится, этот случай, я не знал. Но важно ждать, не проспать его.

Я подошел поближе к стене. Как раз футов десять. Я огляделся — никого. Не выпуская грабель из рук, я сделал шаг вперед. Нет, я понимал, что даже с шестом в руках не смог бы перепрыгнуть такой забор, но что значили слова Бонафонте? Просто предупреждение? Я протянул грабли, и в то же мгновение послышался пронзительный звонок, и на стене вспыхнула мощная лампа. Я отпрянул назад. Задел я, что ли, какую-нибудь проволочку? Да нет, как будто ничего. Послышался топот. Бежали Бонафонте и Эрни. Тот, который всадил мне в руку шприц над телом Джонаса. На этот раз Бонафонте выглядел естественнее, чем час тому назад. Наверное, потому, что в руках у него снова был пистолет.

— Я же вас предупреждал! — крикнул он еще на бегу.

— Простите, — пробормотал я как можно с более глупым видом. Впрочем, особенно, по-моему, стараться мне не нужно было. — Это грабли… Я думал…

— Вы думали… — с презрением пробормотал он. — Не похоже… Учтите, мистер Рондол, в другой раз я могу случайно не разглядеть вас…

Он поднял грабли, воткнул их ручкой в землю и отошел шагов на пятнадцать. Он глубоко вздохнул и, почти не целясь, выстрелил. Пуля ударила в ручку грабель и перебила ее.