Философия музыки в новом ключе: музыка как проблемное поле человеческого бытия - Екатерина Шапинская

Глава 4

Эстетика любви/страдания в музыкально-поэтическом дискурсе романтизма

Есть два аспекта человеческого бытия, которые принадлежат ощущению жизни и служат его выражением – любовь и искусство.

Современная культура, прошедшая через рационализм и прагматизм, постмодернизм и нео-архаику, признающая свою исчерпанность и угасание творческого импульса, формирует различные стили и направления, имеющие в своих названиях приставки «пост-» или «нео-», основанные на эклектическом смешении весьма произвольно выбранных фрагментов культурного наследия человечества. В этих условиях обращение к стилям прошлого носит не только характер постмодернистского цитирования, но и выражения тоски по утраченным ценностям, эстетическим и этическим, которые были основой художественных практик прошлого. Одним из таких периодов истории культуры, из направлений художественной жизни, является романтизм, периодически выходящий на современную культурную сцену, привлекающий как любителей и ценителей великих произведений романтиков, так и мало искушенных читателей, зрителей и слушателей, находящих в произведениях романтического искусства ценности и эмоции, столь недостающие в век тотальной коммерциализации, культа успеха и господства пиар-технологий. Одним из проявлений интереса к романтизму (и романтическому) в искусстве служит популярность такого распространенного в музыкальной культуре жанра как романс (в немецкоязычной традиции – Lied). К этому камерному жанру обращаются известные исполнители, романсы звучат на концертных площадках разных стран мира, на музыкальных фестивалях, привлекая публику разного возраста и социального положения. Рассматривая причины растущего интереса к столь камерному жанру, к произведениям, сосредоточенным на раскрытии внутреннего мира лирического героя, мы выделили ряд моментов, которые помогут ответить на вопрос о том, чего же не хватает нашим современникам в более масштабных формах искусства, чего мы ищем и что находим в них, что говорят нам эти музыкально-поэтические миниатюры сегодня и что они значили для людей своей эпохи.

Музыкально-поэтический дискурс и его особенности

Употребляя слово дискурс для исследования музыкально-поэтических текстов, мы пользуемся им в значении, выходящем за пределы его лингвистического значения. Под дискурсом в исследованиях культуры конца XX века, в особенности в направлении cultural studies, всё чаще понимается «социально обусловленный способ говорить или думать об определенной теме». [Fiske J. British Cultural Studies. – In: Channels of discourse. Chapelhill: The University of North California press, 1087. P. 16] В этом понимании дискурс приобретает статус социокультурного феномена, для которого характерны соотнесение с определенной областью социального опыта, которую он наделяет смыслами; социальная локализация, в которой возникают эти смыслы; лингвистическая (или какая-либо другая) система сигнификации, при помощи которой эти смыслы продуцируются и циркулируются. Дискурс воплощается в текстах, которые также понимаются широко, выходя за литературно-лингвистические рамки – мы можем говорить о текстах архитектуры и живописи, в которых вообще нет вербального элемента, но которые, тем не менее, семиотически наполнены. Дискурс может быть выделен в общем пространстве значимых высказываний как по признаку формы, так и содержания. В нашем случае мы отталкиваемся от формы дискурса, называя его музыкально-поэтическим, что подразумевает сочетание двух весьма различных тиров дискурсивных практик. В этой области дискурса и его текстов присутствуют как вербальный (поэзия), так и невербальный (музыкальный) компоненты. Они находятся друг с другом в сложных взаимоотношениях, переплетаясь, доминируя, усиливая или ослабляя друг друга, стремясь к целостности, которая в данном случае является необходимостью для достижения эстетического воздействия на человека, о чем мы более подробно скажем ниже. Что касается содержательной доминанты, мы определяем ее как дискурсивный универсум Любви/Страдания, выделенный из текстов, которые представляют собой разнородное интердискурсивное пространство. Для понимания границ очерченного нами пространства, его эстетической ценности и семантического богатства необходимо принимать во внимание то, что наши утверждения, предположения, догадки и выводы адекватны именно для данного дискурсивного универсума, который представляет собой «…ряд инстанций, в которых мы осуществляем коммуникацию при помощи символов. Для различных универсумов дискурса достаточны различные степени точности. Если термин берется вне своего универсума, он становится метафорой и может нуждаться в новом определении».[Нагге R. and Gillet G. The Discursive Mind. Thousand Oaks. CA.: Sage, 1994. Pp. 109-11] Это не означает того, что исследуемый нами материал романтических песен понятен только в рамках этого жанра, времени их создания и выразительных средств, присущих данному направлению в культуре – напротив, нас интересуют универсальные смыслы и эстетические ценности, которые делают музыкально-поэтические тексты романтизма понятными и любимыми для наших современников. Тем не менее, дискурсивный подход даёт возможность восприятия произведений искусства прошлого в целом (не только выбранной нами области художественной культуры) на двух уровнях – эмоциональном, основанном на восприятии универсальных эстетических ценностей, и познавательном, расширяющим наши знания о социокультурном мире через дискурс, который «…сам является той средой, в которой формируется познавательная деятельность». (Шапинская Е. Н. Дискурс любви. М.: Прометей, 1998. C.27]

Романс (Lied) как форма музыкально поэтического дискурса

С давних времен музыка и слово были тесно связаны как в фольклорных, так и в классических формах искусства. В романтизме сочетание поэзии и музыки привело к расцвету такого жанра как Lied, песня (в русской традиции – романс), к созданию подлинных музыкально-поэтических шедевров. Сложность этого жанра, специфика отношений между словом и музыкой, отмечена столь выдающимся исследователем проблем музыкальной формы как Б. Асафьев, причем оценка этого соотношения неоднозначна и временами противоречива. В своей известной работе «Музыкальная форма как процесс» он отмечает, что «область Lied (романса, etc.) никогда не может быть полной гармонией, союзом между поэзией и музыкой».(Асафьев Б. Музыкальная форма как процесс. – Л., 1971. C.178) Но далее, как замечено В. Васиной-Гроссман (Васина-Гроссман В. Музыка и поэтическое слово. Ч. 2–3. – М.: Музыка, 1978), он высказывает иное мнение: «сочетание слово-звука, ритмо-интонация, откуда и произошло потом многообразие вокальных жанров, является самостоятельным искусством. И следы этой самостоятельности, но только в обогащенном мелодико-гармоническом наряде, до сиз пор сохраняют формы камерно-вокального стиля: романс, Lied и т. п…» (Асафьев Б. Музыкальная форма как процесс. – Л., 1971. C.233) Эта видимая непоследовательность в работе столь выдающегося музыковеда как Б. Асафьев указывает на сложность отношений музыкального и поэтического миров, переплетенных в вокально-поэтических миниатюрах, столь любимых представителями романтизма.

Вопрос соотношения музыки и слова важен не только (и, возможно, не столько) для теоретиков, сколько для исполнителей. «Музыка и поэзия имеют общее пространство, из которого они черпают вдохновение и в котором они осуществляются: пейзаж души. Когда они вместе, они обладают властью придать интеллектуальную форму тому, что ощущается и чувствуется, перевести их на тот язык, которые не может быть выражен никаким другим искусством. Магическая сила, которая живет в музыке и поэзии, способна постоянно менять нас», – говорит один из величайших исполнителей камерной музыки XX века Дитрих Фишер-Дискау. Эту идею он успешно вополощал в своем творчестве на протяжении своей долгой жизни в искусстве: «Его величайшее достижение как художника заключается в том, что он дал нам ответ на вечный вопрос… о первичности музыки или слова. Он показал, что сам вопрос неправильно поставлен: в своих интерпретациях он создал единство текста и музыки как никто другой до или после него. Он создал новое измерение возможности понимания текста». (Barenboim D. Dietrich Fischer-Dieskau was a revolutionary performer [Эл. Ресурс] URL http://www.theguardian.com/music/musicblog/2012/may/21/dietrich-fischer-dieskau-daniel-barenboim)

Обращаясь к истории, мы видим, что преклонение перед этими двумя искусствами звучит во многих высказываниях представителей романтизма. Приведем некоторые из них. «Поэзия – героиня философии, пишет Новалис, – Поэт постигает природу лучше, чем разум ученого». (Новалис. Фрагменты. – В кн.: Литературные манифесты немецких романтиков. – М., Изд-во МГУ, 1980. C.94) Для романтика поэзия приобретает значение вселенского принципа: «Все, что происходит в этом мире, происходит ради поэзии, история выражает это в самой общей форме, а судьба ставит эту гигантскую пьесу. Ради поэтического наслаждения копит деньги купец, ради воскресенья работает ремесленник, ради игр – школьник; только немногие – и эти немногие – поэты, пользуются такой милостью, что для них работа – игра, и они должны трудиться за все остальное человечество, чтобы то не прошло мимо своей цели в жизни, цели, состоящей в поэтическом наслаждении после труда». (Новалис. Фрагменты. – В кн.: Литературные манифесты немецких романтиков. – М., Изд-во МГУ, 1980. C.95) Не меньше превозносится и музыка: “Музыка – самое романтическое из всех искусств, пожалуй, можно даже сказать, единственно романтическое, потому что имеет своим предметом только бесконечное… Музыка открывает человеку неведомое царство, мир, не имеющий ничего общего с чувственным миром, который его окружает и в котором он оставляет все свои определенные чувства, чтобы предаться несказанному томлению». [Уланд. О романтическом. В кн.: Литературные манифесты немецких романтиков. – М., Изд-во МГУ, 1980. C181) В сочетании же эти два великих искусства производят как оперу, жанр масштабный, усиленный визуальным элементом постановок, так и камерные Lieder, романсы, представляющие интимный мир человеческих переживаний в отличие от грандиозных событий и страстей оперы.