Петька из вдовьего дома - Пётр Заломов

— Потому и убило, что дураки. Тогда стрельба была не в валы, а вдоль поля. Им надо было лежать в овражке за обрывом, а они вылезли. И тебя убьет, если влево лезть будешь, как раз на опушку под выстрелы угадаешь. Я тебе говорю, надо идти вправо! Там будет овраг, а по оврагу мы дойдем до самой Кузнечихи. Мне Пашка Троицкий рассказывал, он давно весь лес исходил.

— Давай считать пули! — предложил Ванька.

Мальчишки тут же устроились на земле, высыпали содержимое карманов. У Петьки оказалось тринадцать пуль, и он был в восторге:

— Еще бы три и фунт!

— А у меня восемь. Я горсть выкинул, по ноге сильно било, — говорит Ванька.

— Ну и дурень! Полз, полз, а потом выкинул. Меня тоже здорово карманом по ноге колотило, все равно ни одной не выкинул. Ты чего купишь?

— Знамо, папиросы. А ты?

— Мне надо целый рубль накопить, на книжку — мамка «Вокруг света» мне купит. Там описаны путешествия в дальние страны, картинок много. Большущая книга! Вершка полтора толщиной!

— Папиросы лучше!

— Неграмотный ты, вот и говоришь, что лучше. А я осенью в училище пойду.

— Меня тоже хотят к портному в ученье.

Так с разговорами приятели идут вдоль оврага, который, постепенно расширяясь, превратился в долину. Скоро лес кончился, и ребята вошли в деревню Кузнечиху. Запахло жильем, свежим хлебом, и оттого ничего не перекусившим с утра мальчишкам есть захотелось еще больше.

— Есть хочется! — Ванька жадно оглядывается по сторонам.

— Мне тоже страсть как! — сочувственно отозвался Петька.

— Пойдем хлеба просить!

— Нет, не пойду, стыдно, — Петька решительно не переносит клянченья.

— Ну так я один пойду. — Ванька поворачивает к избе, в окно которой выглядывает баба.

— Тетенька, подай Христа ради! Есть хочется, — просит он без всякого смущения.

Петька спешит уйти подальше, и Ванька догоняет его уже на краю деревни. В руках у него целая горбушка хлеба.

— Я сказал на двоих, она и дала горбушку.

Поделив добычу по-братски, приятели в один миг съели засохший, но оттого не менее вкусный хлеб.

Лес скрылся из виду, кругом только холмы и овраги. И час, и два идут Петька с Ванькой, а города все не видно, да и люди не попадаются. С холма на холм, из оврага в овраг, через поля и долинки Петька с Ванькой вышли к какой-то другой деревеньке. Петька сразу же узнал ее.

— Вот так здорово! — удивился он. — Да ведь мы к Высокову вышли. Кружили долго…

Ребята поворачивают к городу. С каждым шагом колокольня Троицкой церкви вырастает все выше и выше, и вот уже весь город открылся с далеко виднеющимся влево от него вдовьим домом.

— Вишь ведь нашли где построить! — возмущается Петька.

Дома он хвастает удачей — целых тринадцать пуль! Желанная цель все ближе и ближе.

К августу учения у солдат закончены и валы срыты для извлечения пуль в доход казны. Солдаты перекопали землю не особенно старательно, много пуль осталось в образовавшихся кучах земли.

Занятия с учителем-родственником у Петьки тоже закончены, и он теперь целыми днями может отыскивать пули. Но в его руках только заостренная палка, а ею многого не добьешься.

После долгих часов поиска он приносит домой пуль шесть-семь.

Каждый день Петька встречает на валах человек пять золоторотцев[77] с лопатами и до десятка мальчишек. Из осторожности мальчишки держатся стайкой и готовы в любую минуту пуститься наутек. Земля уже копана-перекопана, и пуль попадается все меньше и меньше. Золоторотцы вскоре перестали ходить к валам, да и мальчишкам надоело это занятие.

Однажды Петька пришел на валы один и неожиданно попал на некопаное место. Через несколько часов у него уже были те полтора фунта пуль, которых не хватало для покупки долгожданной книги.

Петька со стрельбища сразу же отправился к меднику и получил за пули нужные двенадцать копеек.

Дома он вынул из своего маленького сундучка, где хранились учебники и тетради, кучу медяков, внимательно пересчитал их. Рубль был налицо. Петька торжествовал: у него теперь будет интересная и толстая книга, и он сможет потом меняться ею с товарищами.

Вечером Петька отдал деньги матери. Однако ждать обещанной книги пришлось очень долго.

Анна Кирилловна как-то незаметно истратила деньги на хозяйство, и желанная книга так и не была куплена.

ГЛАВА XXII

Пришла пора вступительных экзаменов в уездное училище. Путь к нему лежал через всю Большую Покровку[78], главную улицу города, на которой были расположены лучшие магазины и всегда гуляло много горожан. Идти было весело, и длинная дорога казалась короче. Начинаясь почти от самого вдовьего дома, улица пересекала обширную Арестантскую площадь[79] и оканчивалась у еще более обширной — Благовещенской[80], расположенной перед верхними воротами Нижегородского кремля.

После Большой Покровки надо было пройти половину Благовещенской площади и один квартал примыкавшей к ней Тихоновской улицы[81] — до угла Малой Печерской, где и находилось уездное училище[82]. Оно было единственным на город и весь уезд, а потому на сто вакансий подали двести пятьдесят прошений. Все, кому было не по средствам учиться в гимназии или реальном училище или кто был выгнан из них, заканчивали здесь свое образование.

Петька попал в число принятых в училище счастливцев, свою удачу он приписал молодому учителю дяде Михаилу, который занимался с ним все лето. Уж что-что, а с подготовкой «шкилета» Петьке ни в коем случае в училище бы не попасть.

Как и в церковноприходской школе, занятия начались молебном, после которого ученики разошлись по классам. Нужные учебники Петька заранее купил у одного из выгнанных за неуспеваемость учеников. Книжки были старые, потрепанные, зато стоили вполовину дешевле. А от платы за обучение Петьку освободили как сироту.

На другой день занятия начались с драки. Сын богатого торговца второгодник Баккер попытался было прогнать Петьку с занятого им места, но тот не уступил. Победил, конечно же, мальчишка из вдовьего дома. Барич на чем свет стоит ругал Петьку, но напасть снова не решился.

Соседом Петьки по парте оказался шестнадцатилетний юноша Чистопольский, потерпевший неудачу уже в нескольких учебных заведениях. С виду это был почти взрослый мужчина — толстый, с широченными плечами, мощной грудью.

Вообще-то Чистопольский был неглупый парень, но отличался необычайной ленью, которая и стала главной причиной всех его неудач. Науками он интересовался меньше всего, зато имел уже успех у женщин, чем очень гордился и о чем часто рассказывал. Однажды толпа женщин, гуляющих обычно около торговых бань на Черном пруду[83], которых он постоянно задирал на прогулках, даже побила его.

Впереди Петьки сидел выгнанный из гимназии сын чиновника Макрицкий. Это был живой, вертлявый мальчик лет четырнадцати с плоским монгольским лицом. При взгляде на него прежде всего бросались в глаза зияющие дыры ноздрей короткого, чрезвычайно вздернутого носа и большой, всегда раскрытый рот с гнилыми желтыми зубами. И только потом взгляд отмечал лукавые карие глазки.

Макрицкий немедленно попытался сделать Петьку объектом своего остроумия, дав ему сразу два прозвища — «лягушка» и «лягутмен». Он то и дело обращался к Петьке, называя его по-своему. Но ни одно прозвище так и не привилось, потому что Петька не высказывал неудовольствия и в свою очередь окрестил Макрицкого «жабой», на которую тот походил несравненно больше.

Другие Петькины соседи были новички, скромные ребята. Все жили на разных концах города, а потому Петька ни с кем особенно не сближался и держался особняком. К тому же он очень уставал, и сил на беготню и борьбу на переменах не было. Перенесенные болезни и жизнь в подвале вдовьего дома наложили на Петьку свой отпечаток: он стал молчаливым, замкнутым.

Первым учителем, с которым пришлось познакомиться здесь Петьке, был Иван Федорович Введенский, смотритель уездного училища. Петька попал в первый параллельный класс, в котором Иван Федорович преподавал русский язык и арифметику. Учитель понравился Петьке чрезвычайно.

Он никогда не высмеивал учеников, был ровен и спокоен, но нечестности, подлости не переносил, они возмущали его до глубины души, и тогда голос его гремел на все здание. К своему делу он относился с увлечением, был всегда подтянут и аккуратен, что также поднимало его в глазах Петьки и всего класса. К тому же он отличался большой начитанностью и многому мог научить.