Грязь. Motley crue. Признание наиболее печально известной мировой рок-группы - Нейл Страусс

Прежде, чем всерьёз взяться за «Motley Crue», я хотел удостовериться, не переступаю ли я свои границы в «Электре». Я спросил «A&R» отдел, могу ли я подписать группу, и они рассмеялись мне в лицо. Но я был настойчив. Я собрал все письма от «A&R» отдела, в которых они отклоняли группы, которые я приносил им, и которые впоследствии выпустили свои хиты на других лейблах. По настоянию моего босса отдела продаж, я представил письма Джо Смиту, председателю «Электры», который, к моему удивлению, обратил на это внимание. “Хорошо, умница-парень”, - сказал он мне. “Ты думаешь, что сможешь это сделать? Прекрасно. Тогда давай подписывать эту группу, и посмотрим, насколько ты хорош в деле”.

Я был посмешищем всего Голливуда из-за того, что начал обхаживать этих парней. Музыкой, которая была популярна в то время, была британская новая волна — «Haircut 100», «A Flock of Seagulls», «Dexy’s Midnight Runners». Подростки-хиппи слушали Элвиса Костэлло (Elvis Costello), «Clash» и другие группы, находившиеся на заключительном этапе движения панка. Все продолжали смеяться надо мной, т.к. я пытался подписать металлическую группу. Они подходили ко мне на работе и говорили, “Что это ты задумал? Это не будут крутить по радио. Ты не можешь повторно изобрести «Kiss»”. Но я верил в «Motley Crue», потому что та толпа в «Виски» верила в «Motley Crue». Вам не нужны уши, чтобы быть искателем талантов; вам нужны глаза.

Так, на своё крошечное жалование помощника отдела продаж, я начал угощать «Crue» на широкую ногу, которые, я думаю, только и приходили ради того, чтобы поесть на халяву. В течение каждого обеда, Томми безумно суетился — точно так же, как и на сцене, он всё ещё не умел держать себя в руках; Мик с каждым выпитым стаканом становился всё более демоническим, пока ему не начинали мерещиться лиловые человечки за соседними столиками; а Винс обычно трахал официантку в уборной. Никки был единственным, кто относился к встречам серьезно: в голове он планировал каждый шаг для будущего группы. Он знал, что подростки были помешаны на новой волне, что они были озлоблены на продажный панк, и что им до смерти надоели «Fleetwood Mac», «Foreigner», и попса, которую крутят по радио. Он хотел расширить ту аудиторию из пятисот подростков в «Виски» до масштабов национальной революции рок-н-ролла, которую «Motley Crue» собирались совершить. И он это сделал. Но не без тяжёлой борьбы.

Когда мы были, наконец, готовы подписать контракт, внезапно на горизонте появились конкуренты из «Virgin Records». Они встретились с группой и принесли портфель, полностью набитый десятью тысячами долларов наличными, чтобы помахать им перед их голодными физиономиями. «Вёджин» тогда не имела ни лейбла, ни дистрибьютора в Америке. Они работали из Англии, и теперь пытались совратить «Motley Crue», говоря им, что они могли бы подобно «The Beatles», «Rolling Stones» и «Led Zeppelin» ворваться в Америку, став популярными сначала в Англии. Я думаю, что это было весьма романтичное предложение для группы, а также соблазнительный наличный аванс размером в десять тысяч долларов, хотя на самом деле сделка стоила всех ста тысяч.

В конце концов, не смотря на то, что «Вёджин» предложили примерно двадцать пять тысяч долларов, больше чем мы, группа решила, что для лос-анджелесской рок-группы будет более разумно подписать контракт с лос-анджелесским рок-лейблом (никто из нас не знал, что «Электра» скоро переведёт свои офисы на Манхэттан). После того, как мы согласовали наши заключительные пункты и согласились подписать контракт, Коффман, группа, некоторые из штатных сотрудников «Электры» и я решили отпраздновать это событие в «Casa Cugats» — мексиканском ресторане, принадлежащем королю румбы Хавьеру Кугату (Xavier Cugat). «Motley Crue» не требовалось много, чтобы начать вечеринку, так что ребята довольно быстро наклюкались.

Подписание контракта в офисе "Электра Рекордс". По часовой стрелке слева направо: Джо Смит, Мик, Аллан Коффман, неизвестная, Винс, Никки, Том Зутот, Томми.

Странно, я ожидал сумасшедших проделок от группы, но никак не от их встревоженного менеджера. Однако он так опьянел, что под конец начал говорить по-вьетнамски, как будто он снова был солдатом морской пехоты. Он был убежден, что за столиками прятались желтолицые, а на кухне располагался склад с боеприпасами. Он хлопнул ещё одну рюмку, а затем убежал в уборную.

Когда прошло нескольких минут, а он так и не появился, Мик попросил меня сходить посмотреть, всё ли с ним в порядке. Я всегда думал о Коффмане как о порядочном парне, который служил сиделкой для этой необузданной группы, поэтому для меня было ударом, когда я застал его за процессом выдирания телефона-автомата из стены уборной. Я вытащил его оттуда и попросил кого-то из отдела прессы «Электры» проследить за группой и оплатить счет, а сам повёз Коффмана домой в своей потрепанной служебной машине.

Пока мы ехали на север по Ла Сьенэга Бульвар, он пытался оторвать ручку от двери автомобиля. Как только мы добрались до развилки на Санта Моника, он открыл дверь и выкатился из машины на середину перекрёстка. Я оглянулся назад и увидел его на середине проезжей части, ползающим на животе подобно солдату с винтовкой. Автомобили с сигналами и руганью пролетали мимо него, и было только делом нескольких секунд прежде, чем кто-нибудь раздавит его на месте. Я остановился, выскочил из машины, подбежал и схватил его. Он начал меня бить и гневно ругаться, ему казалось, что я был северо-вьетнамским солдатом, который пытается захватить его в плен. Я действительно думаю, что он мог бы меня убить, но каким-то неимоверным усилием я сумел вернуть его в автомобиль и привезти в его гостиничный номер.

Ко времени, когда я вернулся в ресторан, вечеринка продолжалась уже в другом месте. Неделю спустя, наконец, подписи в контракте были поставлены, и группа настаивала на том, чтобы лейбл оплатил ещё одну вечеринку. Так что мы сели в наши служебные машины и повезли их в ресторан «Benihana» на Ла Сьенэга. Всё началось как очень чинный обед, с поваром, который демонстрировал нам свои трюки с ножом. Группа кое-что ела и много пила. Винс, конечно, пил больше всех. Я заметил, что его стакан с «Маргаритой» был отколот, поэтому он заказал себе другой. Когда я посмотрел на него снова, новый стакан тоже оказался разбит, и он снова настаивал на замене. Озадаченная официантка принесла ему еще один напиток и тщательно проверила стакан, чтобы удостовериться, что на нём не было никаких сколов и трещин. Как только она ушла, Винс засунул стакан себе в рот и зубами откусил край стекла. “Этот парень точно чокнутый”, - подумал я. “Он легко мог порезать себе язык или разорвать губы в клочья”.

Винс встал, подозвал официантку и обвинил ее в том, что она нарочно приносит ему разбитые стаканы. Она искренне поклялась, что, когда принесла ему стакан, он был цел. Затем она обратилась ко мне за разъяснением. Я не хотел неприятностей ни для неё, ни для Винса: “Возможно, посудомоечная машина неисправна”, - вяло предположил я.