Роман строгого режима - Кирилл Казанцев

— Простите, что? — выбрался из задумчивости адвокат и рассеянно уставился на посетителя. Тот сидел, не шевелясь, придерживал тросточку между ног, посматривал на адвоката с виноватой улыбкой.

— Нет, нет, ничего, Лев Михайлович… Разве я что-то говорил?

Очень странно. Адвокат отбросил оцепенение, поморгал и снова воззрился на пенсионера. Что-то не так у мужчины было с лицом. Нижняя половина не соответствовала верхней…

— Гражданин Незванный, говорите? — он закашлялся, в горле пересохло.

— Нежданный, — поправил пенсионер. — Что, в общем-то, одно и то же. В отличие от упомянутых определений.

Произошла возмутительная метаморфоза! Он сдернул что-то с нижней части лица, неприятный звук, словно отдирали липучку, — и теперь на адвоката смотрел другой человек! Глаза сверлили насквозь, взирали насмешливо, в корень, злобная ухмылка поползла на сторону, коверкая лицо. Адвокат почувствовал, что захлебывается. Ужас хлынул из всех пор — он побагровел, натужился… и вдруг рывком распахнул верхний ящик стола, где хранил на особый случай травматический пистолет, выхватил его, нацелил на человека, сидящего напротив!

Человек засмеялся, а у адвоката задрожала рука. Он с изумлением уставился на то, что в ней держал. Это был не пистолет, а плоская коньячная бутылочка! Он хранил ее в ящике рядом с пистолетом и часто использовал по назначению, в отличие от последнего. Не то схватил! Рука тряслась, бутылочка выскальзывала. И не успел он исправить свою оплошность, как взлетела тросточка инвалида, ткнулась под ключицу и там застыла, доставляя сверлящую боль.

— Ты ошибся, Лев Михайлович, — хищный взгляд просто рвал на куски черепную коробку. — Но как красиво, черт возьми, ты ошибся… На всякий случай предупреждаю — никаких криков, веди себя достойно. В противном случае убью и тебя, и секретаршу. Думай, господин адвокат, ты же умный — если бы я хотел тебя убить или искалечить, разве явился бы в офис? Кстати, ничего, что я на «ты»? Прости, не могу заставить себя выкать, ты этого не заслуживаешь, поскольку ублюдок редкий. Но у тебя есть шанс исправиться и обрести толику моего расположения. Лады?

— Что я должен делать? — прохрипел адвокат. Его физиономия меняла цвет с легкой бледности до глубокой фиолетовой «предынфарктности».

— Во-первых, сделать вторую попытку — но теперь успешную: извлечь аккуратно пистолет, держа его двумя пальчиками за кончик рукоятки, положить на стол и толкнуть в мою сторону. При этом никаких сюрпризов — ты, конечно же, в курсе, что я натворил в этом городе. И заметь, ты не самый мускулистый из тех, с кем приходилось встречаться… Вот видишь, все удалось, — он с насмешкой проследил, как малогабаритное «средство самоуспокоения» с ребристой рукояткой скользит на край стола, забрал и сунул в жилетку.

— Теперь можешь убрать свою бутылочку. Или выпей — дело хозяйское. Подозреваю, в данную минуту ты бы с удовольствием выпил.

Действительно, это было необходимо! Лев Михайлович приставил горлышко ко рту и высосал все, что там было, в один присест. Это было не просто, учитывая давление в ключице, но адвокат справился, отдышался — ни капли не пролил.

— Высший пилотаж, — прокомментировал посетитель, убирая тросточку. — Раньше ты не был таким любителем горячительных напитков. Измотал ты свои нервы, ишача на «папика», Лев Михайлович… — Мужчина приподнялся, навис над адвокатом — теперь он выглядел не таким уж немощным. Адвокат съежился, уставился на него с мольбой. — По законам моего народа… — сурово начал Корчагин. И немного смягчился, — отдубасить бы тебя как следует, господин защитник. Но ты такой уморенный. Ладно, успокойся — надеру твою задницу, если сам попросишь.

— Послушай, Алексей, тебя ищут по всему району… — захрипел Курганов. — Они уже знают, что это ты… Господи правый, ты такого успел натворить… Рудницкий в ярости, он мобилизовал на твои поиски все, что у него есть… Алексей, не надо, ты же понимаешь, что во время следствия я был на твоей стороне… Но мне угрожали, а у меня семья, дети… теперь еще и внуки… Ты же помнишь, я честно тебе признался, что не смогу тебя вытащить из дерьма… А другого адвоката тебе не дадут… Думаешь, мне это нравилось?

— Но ты и не пытался. Признайся, ты смалодушничал, Лев Михайлович. Не хватило тебе принципиальности и честности. И заплатили, полагаю, немало. А ведь те времена были еще не столь суровые. Районную милицию возглавлял приличный человек, глава администрации тоже был сравнительно порядочен. А ты испугался вторых лиц, еще не прочуявших, что такое настоящая власть.

— Алексей, умоляю, ты же знаешь, что такое давление… Ты ошибаешься, если думаешь, что у них не было реальной власти… Да черт тебя побери… — Адвокат сделался красным, как морковка, подался вперед, зашипел: — Ты думаешь, моя жизнь чем-то отличается от твоей на зоне? Ты хотя бы честен перед собой, а я… Живу в постоянном страхе — не угожу Рудницкому, накосячу перед его посланцами, которые загружают меня грязными делами… Сорвусь, допущу ошибку — меня же просто раздавят. А у меня жена, дети…

— Теперь еще и внуки, — кивнул Корчагин. — Я помню. Несчастные крошки. Не могу избавиться от мысли, Лев Михайлович, что в чем-то ты искренен, а в чем-то лукавишь. Мне так видится, что ты неплохо устроился, а с муками совести научился совладать. А теперь послушай, что я тебе скажу. Представь, что это вопрос государственной важности. Мучает совесть, Лев Михайлович? Обкусал себе все локти? Есть прекрасная возможность реабилитироваться. Хочешь поработать на стороне добра?

— Господи, да за что мне это? — взмолился адвокат. — Алексей, ну что ты от меня хочешь? Я никто, я тряпка, мне бы до пенсии дотянуть…

— Будешь артачиться — не дотянешь, — жестко заявил Корчагин. — Пора платить по счетам, дорогой адвокат. Если не хочешь разделить участь своих коллег по судебному процессу. Будем давить на твою трусость и на твою совесть. Первое — любая попытка сдать меня Рудницкому или избавиться от меня иным способом будет караться решительно и бесповоротно. Ты же не думаешь, что я работаю один? За тобой пристально и с интересом наблюдают, Лев Михайлович. Со вторым все понятно — надеюсь, остатки совести в тебе еще теплятся. Итак, ты вхож в дом Рудницкого — ну, тот, который в горах… Не делай возмущенное лицо и не ври, что ты ходишь в этот дом не дальше прихожей. Ты частенько отчитываешься перед ним о проделанной работе — на дому, так сказать. Когда он в настроении, то угощает тебя обедом или ужином. Если не в духе — материт и посылает. Возможно, ты не в полной мере владеешь предметом: охрана, собаки, расположение помещений — но кое-что ты, безусловно, знаешь.

— Алексей, сжалься… — застонал адвокат. — Это же опасно…

– Да, не спорю, – допустил Алексей. – Я не презерватив, гарантии безопасности дать не могу. Но опасность, Лев Михайлович, я тебе точно гарантирую, – многозначительно шевельнулась тросточка, – если с этого дня ты не будешь на меня работать. Успокойся, это будет не сегодня. Вероятно, и не завтра. Так что время у тебя есть – все осмыслить и прочувствовать, что наконец-то ты займешься чем-то стоящим и богоугодным. Сейчас ты возьмешь листочек и запишешь на нем номер своего телефона, по которому я могу связаться с тобой в любое время суток. Потом ты закроешь глаза и считаешь до миллиона, дышишь размеренно, обретаешь спокойствие. Никто не должен заметить, что ты взволнован. Надеюсь, что, когда ты откроешь свои честные глаза, меня здесь уже не будет…

Женщина закрыла портативный компьютер и задумалась. Машинально перебрала стопку глянцевых журналов, лежащих под рукой, устремила ищущий взор за окно. Там было солнечно, в саду наперебой кричали птицы, яркое солнце прорывалось сквозь ворохи листвы и блуждало шустрыми зайчиками по подоконнику. По лицу молодой женщины сновали тени. Она о чем-то увлеченно вспоминала. Потом заставила себя прекратить это бессмысленное занятие, выгнала из головы все ненужное, отвлекающее от работы. Однако работать настроения уже не было. Она встала из-за стола, подошла к окну, где царило комфортное алтайское лето, прижалась к подоконнику и распахнула створки. Ей было не больше тридцати. Сравнительно высокая, с неплохой, хотя и какой-то обмякшей фигурой, одетая в джинсы, цветастую майку, выгодно подчеркивающую форму груди. Когда-то круглое лицо удлинилось, заострились скулы, но подбородок при этом остался мягким и округлым. Волнистые пепельные волосы обвивали макушку и фиксировались заколками, отчего ее голова казалась еще длиннее. У молодой женщины были грустные серые глаза, кожа высохла на солнце, немного шелушилась. Несколько минут она пристально смотрела на ухоженный садик, потом взглянула на часы, удрученно качнула головой: работа — тот еще волк. Если ты трудишься за тысячу верст от работодателя, это не значит, что можно целыми днями сачковать и ворошить призраки прошлого. Ей нужно ежечасно доказывать: что написано клавиатурой — не вырубишь и арматурой…