Самоубийство: сборник общественных, философских и критических статей - Епископ Михаил

И стоя на этой почве, я должен сказать себе следующее: зло — имманентно человеческой жизни и не может быть осмыслено; всегда были и всегда будут бессмысленные безвинные человеческие страдания. Через сотни, через тысячи лет — всегда, всегда будут в мире бессмысленные случайности; трагедия и драма неуничтожимы в человеческой жизни. Мы будем бороться за лучшее будущее человечества, мы победим раньше или позже все социальное зло, мы уничтожим все болезни, мы сделаем всех людей долголетними и здоровыми, мы уничтожим все зависящее от нас горе на земле: — да будет! Но и тогда не один раз будет безумно рыдать мать над трупом утонувшего ребенка, и тогда не один раз случайно упавший камень разобьет жизнь молодого и полного сил существа, и тогда не уничтожится безвинная человеческая мука. Безвинные страдания всегда будут, мировое зло никогда не будет оправдано. Эту правду тяжело сознать, тяжело сказать, но все-же ей надо смотреть прямо в глаза. Если правда эта для меня тяжелее жизни, то я не могу больше жить, не могу принять мира; если же я принимаю мир, то я должен принять и эту тяжелую человеческую правду. Это тяжело, но это необходимо, если я хочу жить.

Остается последний вопрос: но имею ли я право жить, раз рядом со мной остается в мире навеки неоправданное страдание? Да, я имею это право, потому что и сам я являюсь носителем этого безвинного человеческого страдания; потому что и на мою голову падают тяжелые удары случайности; потому что не из прекрасного далека принимаю я неоправданное зло, услаждаясь своею „полнотой бытия“; потому что в эту полноту бытия входят и тяжелые переживания безвинной человеческой муки, своей и чужой... И если после этого я принимаю мир, принимаю жизнь, то это значит, что я имею право их принять; это значит, что хотя объективного оправдания мира нет, но существует субъективное оправдание жизни. В чем заключается это субъективное оправдание—выяснить это должно воззрение „имманентнаго субъективизма“...

В заключение — несколько слов к возможным противникам. Эти возможные противники — не сторонники мистической или позитивной теории прогресса, с которыми мы расходимся не только в возможности, но и в действительности; нет, я говорю теперь не о них, а о тех, которые еще не пришли ни к какой догме, которые еще ищут ответов на карамазовские вопросы и которые хотят во что бы то ни стало найти на эти вопросы общеобязательный ответ, а значит, найти и объективный смысл жизни. Всем им мне хотелось бы сказать следующее:

Ваши поиски тщетны, — поймите это раз навсегда: вас обманывает мираж, иллюзия. Вы умираете от жажды смысла жизни в пустыне мирового бытия, и вашему напряженному взору представляются обманчивые миражи — оазисы в пустыне, зеленеющие деревья, озера и реки живой воды. Все это иллюзии веры, — и если вы поверите в эти кажущиеся отражения, то вечно будете стремиться утолить свою жажду в недосягаемых, ибо несуществующих, источниках. Поймите это раз навсегда, — и вы увидите, как иллюзии и миражи рассеются и растают подобно утренним туманам.

Вы боитесь этого, боитесь, что без этих миражей вы останетесь в палящей безводной пустыне, вам страшно стать лицом к лицу с действительностью, вы пугаетесь „свирепейшей имманенции“... Если вы настолько слабы духом, что самообман вам дороже правды, то продолжайте утешать себя иллюзиями; если же вы хотите правды, а не душевного спокойствия, то прежде всего перестаньте пугаться „свирепейшей имманенции“, перестаньте искать источников воды за пределами человеческого горизонта. Оглянитесь, — и вы увидите, что вы ловили собственную тень; вы увидите, что тут же около вас бьет ключ живой воды, мимо которого вы проходили с пренебрежением. Вы увидите тогда вокруг себя не палящую безводную пустыню, а цветущую, зеленеющую, кипящую клюнем жизнь; вы поймете тогда, что и сама эта пустыня мирового бытия — только мираж, только иллюзия вашего раздраженного зрения.

И тогда вас уже не испугает „свирепейшая имманенция'' того взгляда, который отрицает объективную осмысленность жизни; вы не будете тогда вечно бежать за будущим, цепляясь за фалды Божества или Человечества. Не на будущее, а на настоящее вы тогда обратите свое внимание; вы поймете, что единственный смысл нашей жизни — в полноте ее переживаний, в широте, глубине и интенсивности бытия. И, поняв это, вы откроете свою душу всему человеческому. Вы будете жадно впивать в себя красоту человеческого творчества и будете творить если не поэмы, то самую жизнь, будете, по слову Эпикура, ποιήματα εν ἐργειν. ὁυχ, ἂν ποιῆσαι, не писать поэмы, а переживать их. Вы будете ценить завоевания человеческой мысли, бесконечно углубляющие жизнь человечества и ведущие к несомненной победе человека над миром, над лишениями, болезнями, над социальным злом; вы почувствуете себя тесно связанными своими непосредственными переживаниями со всеми людьми и будете вместе с ними бороться за свои субъективные цели и идеалы, за воплощение в мире правды-справедливости, правды-истины, правды-красоты. И эта полнота бытия будет единственным смыслом вашей жизни, — другого не ищите; чем полнее, ярче, шире будет ваша жизнь, тем она будет осмысленнее.

И тогда, умирая, вы не потребуете еще новых заоблачных переживаний для осмысливания своей минувшей земной жизни: ваша земная жизнь должна была сама оправдать себя. „Мы страдали, мы хотели, мы любили. Мы свершили весь наш путь. Не ждем ни радости, ни печали“... И если, умирая, мы услышим злорадный и насмешливый шепот Старух, напоминающих нам об объективной бессмысленности всей нашей минувшей жизни, то каждый из нас скажет себе: „Моя жизнь имела ясный субъективный смысл. Я жил широкой, я жил полной жизнью. Я любил и ненавидел, я хотел, я страдал, я боролся, побеждал и погибал; в полноте этих переживаний — весь смысл человеческой жизни. Другого смысла мне не надо, если бы даже он и был. И если жизнь моя действительно была широкой, яркой и полной, то пусть моя могила служит символом оправдания человеческой жизни“...

Только жизнью может быть оправдана смерть. Пусть жизнь каждого из нас будет таким оправданием, пусть будет наша жизнь яркой, красочной, широкой, — и тогда вопрос о смысле жизни будет решен нами в самой жизни, в вечно-текучей действительности. Для этого надо каждую минуту, каждый миг отвечать на призыв жизни, — на тот ее призыв, который еще Герцен выразил словами: vivere memento!

1

Статья переработана автором для