Бруски. Книга IV - Федор Панфёров

— А я делал то же, что и каждый член нашей организации, — ответил Подволоцкий и заметно сник, но тут же выправился и снова с достоинством посмотрел на Кирилла.

— Видите ли, вы слишком многое берете на себя. Слишком героями выставляете себя, — спокойно заговорил Кирилл. — Ведь нам же известно, что при такой ломке, какую производит в стране наша партия, неизбежны и ошибки и издержки. Мы же знаем, что крестьянин, который привык жить в своем хозяйстве, при своем загончике, идя в коллектив, колеблется, отступает и наступает. А вы и эти колебания-отступления приписываете своим действиям, или, вернее, воздействиям. Уж слишком героями себя рисуете.

Подволоцкий улыбнулся и, презрительно скосив глаза, проговорил:

— Там, где рана, там и микроб. Мы ваши ошибки превращали в наши боевые участки.

«Попал в кон», — подумал Кирилл и неожиданно спросил:

— А Жаркова вы знали?

Подволоцкий снова презрительно скосил глаза.

— Это вопрос не совсем умный. Я также могу вам задать вопрос: а Сергея Петровича Сивашева вы знаете?

— Ну, да. Это я к тому, что вот Жарков в своих показаниях говорит, что вы бывали у него в кабинете, в крайкоме партии, и читали там документы. Что это он — на вас все сваливает, жизнь себе выторговывает?

Подволоцкий еле заметно дрогнул, а Богданов взглянул на Кирилла, зная, что Жарков в своих показаниях вовсе не упоминал фамилии Подволоцкого.

— Да. Я бывал у него в кабинете. Читал документы, — сказал Подволоцкий. — И отправлял за границу. Что вы от меня еще хотите?

— Мы от вас вообще ничего не хотим, — проговорил спокойно Кирилл и хотел было встать.

Глаза у Подволоцкого-Юродивого блеснули, будто у волка, когда к его клетке подносят кусок мяса и тут же отнимают.

— Ага, — сказал про себя Кирилл и продолжал: — Вы сами захотели нам рассказать. А так ведь мы о вас уже все знаем. Например, нам известно, что вы лично убили секретаря районного комитета партии, — Кирилл сделал длинную паузу, будто думая о чем-то другом, и резко кинул: — Василия Брускова, он же Шлёнка. Так? Ага! Вот видите, какая у нас осведомленность. И мы можем с вами распрощаться. Прощайте.

Губы у Подволоцкого-Юродивого побледнели, глаза забегали.

— Погодите, — сказал он. — Я вам скажу то, чего вы еще не знаете.

«Не умен. Трус…» — подумал Кирилл и снова сел.

— Слушаем.

— У вас работает Бах, — начал Подволоцкий-Юродивый и, увидав, как Кирилл качнулся, не в силах сдержать своего изумления, улыбнулся так же, как только что улыбался Кирилл. — Бах — ваш враг. Что вы на это скажете?

Кирилл оправился.

— Просто не поверю: хотите в петлю вместе с собой затащить и Баха.

Подволоцкий встал, зашагал по кабинету твердо, уверенно и зло.

— Знаете что, если бы я был на воле, я потребовал бы от вас ответа за оскорбление. Я офицер. — Он еще несколько секунд расхаживал по кабинету, затем присел и сказал: — Я человек не глупый и понимаю, что главное сказано и молчание теперь — не спасение. А я хочу жить. Я понимаю, мы перед вами многоголовый политический труп, который никакими силами воскресить нельзя.

— И на этом спасибо. Баха! Баха давайте! Иначе я вас пристрелю. Здесь же, как пса. Понимаете, господин офицер?

— Вы шутите?!

Кирилл, поняв, что Подволоцкий-Юродивый играет им, выхватил маузер из стола и проговорил:

— Я вот сейчас над вами такую шутку сыграю…

Глаза у Подволоцкого-Юродивого снова заблестели, но он спокойно сказал:

— Бах — троцкист. Боротьбисты, бухаринцы, зиновьевцы, троцкисты — все, кто против вас, все с нами. — И Подволоцкий-Юродивый рассказал все сначала: и то, как он вместе с Плакущевым участвовал в уничтожении лошадей, и то, как он принимал участие в полдомасовском восстании, и то, как он потом перекинулся на строительство, где встретился с Бахом. — Бах знал о нашей организации. Вам этого мало? Бах должен был убить вас на охоте. Он должен был еас убить в тот момент, когда раздастся выстрел в Москве. Надеюсь, вас и это интересует? — Подволоцкий снова улыбнулся. — В Москве мы готовили крупное дело. Дело это было поручено мне и Жаркову.

Кирилл нажал кнопку, раздался звонок, в кабинет вошли люди в военных шинелях.

— Уведите. И немедленно ко мне Баха.

Бах в кабинет не вошел, а впрыгнул. Прыгающей походкой он подбежал к столу и, чуть нагнув голову, из-под пенсне удивленно глянул на Кирилла и Богданова. И показался он Кириллу в это время коротеньким, маленьким и юрким, как рыбешка-оголец.

— Партийный билет сюда, — проговорил Кирилл и, не глядя на Баха, протянул руку.

— В чем дело? — тявкнул Бах.

— А вот в чем, — и через стол, со всего размаха, не помня себя, Кирилл ударил Баха по лицу.

Бах отлетел в сторону и, скользя по паркетному полу, пронзительно закричал:

— Не буду… Ой, я больше не буду… — и пополз, шаря руками пенсне, цепляясь за ноги Кирилла.

Кирилл пинком отшвырнул его.

— Я не за себя ударил, за партию. Тебе — и вам таким мы доверяли. Богданыч, пойдем спасать старого дурака, — сказал Кирилл, и они отправились к Лемму в гостиницу.

10

Кирилл открыл Лемму, кто такой был научный сотрудник опытной станции, с которым дружил Лемм. К удивлению Кирилла и Богданова, Лемм стал защищать не только себя, но и Юродивого. Тогда Кирилл показал ему несколько фотографических карточек: первую — Юродивый, он же полковник Подволоцкий, на параде среди офицеров и генералов; вторую — Подволоцкий с карательным отрядом расстреливает коммунистов в Сибири при Колчаке; третью — Подволоцкий в шутовском наряде Юродивого скачет на палочке по улице Широкого Буерака; четвертую — он же, Юродивый-Подволоцкий, только не в шутовском наряде, рядом с Леммом.

— Да что вы мне все это показываете?! — взорвался Лемм.

— Да, тебе надо в баньке вымыться, хорошенько. С теркой. — Кирилл обозлился и прочитал показания Юродивого-Подволоцкого: — «Я, Подволоцкий, показываю. Я часто бывал у Лемма. Во время своей длительной и упорной борьбы я немало встречался с большевиками. Есть три категории большевиков. Одна — неподкупная, упрямая и умная. Этих надо было бить, но их нельзя было не уважать. Вторая — читари, они все хотят победить цитатами. Эти невредные. И третья категория — размягченные, такие, которые падки на лесть, которые все время себя мнят корольками. К ним принадлежит Лемм. А так как он и сам кем-то обижен, то невольно еще больше помогал нам. Например, он сразу поверил, что пожар на четвертом участке возник от самовозгорания торфа-крошки, и стал защищать эту точку зрения. Нам это было на руку, ибо…» — Кирилл оборвал чтение и не успел опомниться, как Лемм выхватил браунинг и два раза выстрелил себе в грудь.

— Гниль! — с омерзением вырвалось у Кирилла, и он покинул номер гостиницы.

Через несколько минут ему позвонил Богданов:

— Лемм еще не умер. Просит тебя. Зайди.

— Не пойду. Он плюнул своим выстрелом в партию! — ответил Кирилл.

— Нет. Ты приезжай. Он хочет что-то тебе сказать.

«Что он мне еще может сказать? — подумал Кирилл. — А может…» — решил он и отправился в гостиницу.

Лемм лежал с закрытыми глазами. Его седые, с дымкой, вихрастые волосы повяли, и прилегли его всегда таращившиеся усы. По всему было видно — он отходил. И, когда к нему приблизился Кирилл, он долго всматривался в него, наконец еле внятно прошептал:

— Простите меня.

— Чего же прощать? Вот выздоровеете — поговорим. Доктора говорят, не опасно. Выздоравливайте, — сказал Кирилл и покинул гостиницу.

Звено четвертое

1

Страна с великим торжеством принимает новые заводы. Она уже приняла металлургические, тракторные, автомобильные, химические, нефтеперегонные, цементные, гвоздильные, кораблестроительные, патронные, дав каждому свое имя. И каждый новый завод, входящий в строй действующих, вызывает бурное ликование: о нем пишут в газетах, о нем кричат по радио на весь мир, его называют наследником пролетариата, им гордятся в школах, в деревенских хатах, на полях, в бригадах, ибо каждый знает, что и он строил этот завод, хотя, быть может, во время стройки находился в двух-трех тысячах километрах от строительной площадки. Но один отправлял туда хлеб, другой — нефть, третий — уголь, четвертый — строительные материалы, пятый послал сына, шестой — дочь. И не кончилось еще ликование по поводу пуска одного завода, как в строй вступал новый, — и страна с еще большим подъемом принимала этот новый завод, гордясь им, а печать уже извещала о том, что в ближайшие дни вступят в строй металлургический и тракторный в урочище «Чертов угол» или где-то в тайге, где-то за Уралом, где-то далеко на севере.

Кирилл Ждаркин недавно получил ряд статей из английской и французской прессы. Статьи перевел и прислал Арнольдов.