Карма - Андрей Максимов

– Целоваться через марлечку будем? Или без поцелуев обойдемся? Вставил, подергался, ушел – так, что ли?

– Круто берешь, – с восхищением произнес Геннадий.

Наташа подумала: «Вот он сейчас уйдет, и все будет в порядке. Неужели он захочет переспать с такой явной оторвой? Неужели им абсолютно все равно с кем?»

И сама же себе ответила: «Неужели ты не знаешь, что им действительно все равно? Неужели за столько лет ты этого еще не поняла?»

Геннадий молчал. Наташа вела себя непривычно, и Геннадий, видимо, соображал, как соответствовать.

– Ну че замолк, кавалер? Ты ведь для дальнейшего траханья подсел или, может, хочешь обсудить проблемы международного положения?

Наташа подумала: «Если я буду говорить резко, может, он обидится и отвалит?» Но Геннадий расценил ее грубость по-своему:

– В тебе сразу виден профессионал. Ну, и сколько ты стоишь?

– Скажи, друг Геннадий, мне просто интересно: а тебе совершенно все равно, в кого совать?

Вопрос озадачил Геннадия, он даже на стуле заерзал.

– Почему? – спросил едва ли не возмущенно. – Ты мне понравилась. С виду такая приличная девушка, на журналистку смахиваешь. Я, между прочим, одинокий мужчина. Может, у нас с тобой еще чего серьезное раскрутится.

– Повесть? Новелла? Поэма?

– Чего? – не понял Геннадий.

– Я говорю: может, наоборот – сначала у нас раскрутится, а потом потрахаемся?

– Чего-то не пойму, ты надо мной издеваешься или как? – Геннадий осушил бокал с вином. – Сама же начала…

Подумала: «Почему это они нас все время выбирают, а не мы их? А я сейчас возьму да и выберу этого козла для эксперимента. Может быть, вообще мне болезнь послана именно для того, чтобы я могла отомстить за весь женский род?»

Вслух сказала:

– Три тысячи.

– Чего? – не понял Геннадий.

Наташа назвала первую пришедшую на ум цифру, потому что, разумеется, о расценках в еще более древней, чем журналистика, профессии понятия не имела.

Подумала: «Эх, оценила свою честь намного ниже, чем честь лейтенанта Петрова».

Вслух рявкнула, как могла грубо:

– Рублей, естественно! За вход надо везде платить. Вход в меня стоит три тысячи рублей.

Геннадий задумался.

«Сейчас откажется, и слава богу, – обрадовалась Наташа. – Чего я назвала так мало? Назвала бы больше – он точно б отказался, сразу видно, что жмот».

Геннадий размышлял недолго.

– Нормальная цена, – констатировал он. – Только не минет, а по-настоящему, да?

– Зачем же минет? – искренно удивилась Наташа. – Какой в нем прок? Только по-настоящему!

А сама подумала: «Он – профессиональный ходок. Как говорится, имеет все, что излучает тепло. Ну что ж, друг Геннадий, за все надо платить».

– Где? – спросил Геннадий.

– У меня в машине. Устроит? Заметил, зеленая «шкода» у входа стоит?

– Она же маленькая! – возмутился Геннадий.

– Я тоже небольшая. И потом, три тысячи деревянных, согласись, копейки. Тут парк есть недалеко, заехали, время к вечеру, нашли укромное место, раз-два – и готово.

Подумала: «Неужели это я говорю? Даже не верится».

– Если «шкода», тогда две пятьсот, – сообщил Геннадий.

Эта реплика решила дело. Наташе стало окончательно противно, и она твердо решила, что Геннадий вполне годится для первой попытки, так сказать, для репетиции.

Что там говорила белозубая Магда про тонкий мир со своими законами, про карму, которую, видишь ли, надо лечить? О’кей, сейчас полечим. В конце концов, не случайно же этот парень появился сразу после похода к Магде? Не случайно он так похож на Олега и служит как бы напоминанием Наташе обо всех тех унижениях, которые ее заставляли переживать мужчины?

– Хорошо, – попыталась улыбнуться Наташа. – Две пятьсот так две пятьсот. Договорились.

После чего подозвала официанта и расплатилась конечно же сама.

Вечерело. День посерел. Обрадовавшись отсутствию яркого света, краски словно ожили: деревья казались особенно зелеными, стены домов – особенно белыми, и только небо с каждой минутой становилось все более блеклым. Еще совсем немного, и оно сначала посереет, потом посинеет, а вскоре и вовсе станет черным.

Примерно в это время они и приедут к парку. Наташа ехала окольными путями, дожидаясь окончательной темноты.

– Ты город совсем плохо знаешь, – вздохнул Геннадий. – Может, тебе короткую дорогу показать?

– Ты что, во всех ситуациях такой торопыга? – спросила Наташа, чтобы заткнуть его.

Заткнула. Однако ненадолго.

Геннадий скосил свои глаза, которые почему-то перестали казаться стальными, буркнул:

– Ты – красивая. Тебе сколько лет-то?

– Не бойся, я уже совершеннолетняя.

Геннадий усмехнулся, а когда стояли на светофоре, полез целоваться.

Целовался плохо – формально, поспешно, без страсти. Язык у него оказался шершавый, изо рта пахло чем-то сырым и кислым.

Наташа оттолкнула его:

– Это в прейскурант не входит.

Из соседней машины бибикнули. Наташа обернулась. Сидящий в «опеле» мужик со смехом показал большой палец.

Геннадий расхохотался.

Стало совсем противно.

Темнело. Не так быстро, как хотелось Наташе, но небо уже посинело, и деревья постепенно начали сливаться с домами.

– Чего крутую из себя строишь? – произнес Геннадий сквозь зубы. – Мало ли как у нас с тобой закрутится? Может, мы – как это говорится? – типа, созданы друг для друга.

От возмущения Наташа притормозила, прижалась к обочине:

– Ты что, козел, всерьез считаешь, что у тебя может что-нибудь закрутиться с женщиной, которую ты покупаешь за две с половиной тыщи?

Подумала: «Сейчас психанет, выскочит из машины…»

Не психанул, не выскочил.

Произнес спокойно:

– А чего – мало, что ли? По-моему, нормально. Поехали. Чего стоять-то?

Наташа подумала: «Ну, почему я должна начинать месть всему мужскому роду с такого патологического, пошлого идиота?»

Въехали в парк. Наташа была в нем очень давно – гуляла с кем-то, сейчас и не вспомнит с кем, – поэтому ориентировалась плохо. Просто ехала по асфальтовой дорожке туда, где деревья казались более густыми.

На скамеечках целовались влюбленные. Наташа им позавидовала.

– Направо сворачивай на грунтовку, – скомандовал Геннадий, и Наташа поняла, что он тут не впервые.

Остановились на маленькой полянке под деревом.

– Красота, – сказал Геннадий и развернулся к Наташе.

Наташа смотрела на этого абсолютно чужого и очень противного мужика и думала: «Что за глупость я придумала? Что за бред? Разве оттого, что я заражу его ужасной болезнью, мне станет легче? Неужто оттого, что я буду множить зло, у меня разгладятся узлы в карме?»

Но, с другой стороны, как было приятно наказать этого мерзавца, абсолютно уверенного в том, что весь мир лежит в его кармане. И вообще, если вдуматься, есть какой-то кайф в том, чтобы наказывать этих кобелей с помощью их любимого занятия.