Неон, она и не он - Александр Солин

22

Близился назначенный час, и она, прекрасно понимая, какое потрясение готовит своей судьбе, занервничала. Одно дело – случайная встреча, которая мимолетным безликим облаком проплыла над их головами и отправилась дальше, чтобы никогда не вернуться, и совсем другое – вторая встреча, которую иначе как свиданием уже не назовешь. А свидание – это надежда, которая бог знает что способна ему внушить. Пока у него нет номера ее телефона, пока она имеет возможность его избегать, пока, в конце концов, она не объявила любовнику о разрыве, она вольна распоряжаться собой. Дело ведь не в том, с кем она спала, а в том, что спать с Феноменко больше не собирается. Но и переходящим призом быть не желает. Может, пожить одной, отдохнуть, собраться с мыслями, снова почувствовать себя независимой, а там видно будет?

Она пошла в чайную комнату, сварила кофе, разбавила его густой, навязчивый вкус утешительной мягкостью сливок и ушла к себе. Приняв мелкими глотками горячее средство от нерешительности, она прикрыла глаза и стала ждать результата.

«Не ходить!» – зажглось на табло прикрытых век.

Испытав облегчение, она вернулась к работе. Просматривая документы, прикладывая их один к другому, обнаруживая пробелы и делая пометки, она постепенно увлеклась и спустя некоторое время без волнения отметила, что прошло уже двадцать восемь минут сверх условленного часа. Испытав удовлетворение от собственного хладнокровия, она еще пятнадцать минут купалась в благодушии, пока не ощутила смутное беспокойство. Оно стремительно разрасталось и вдруг вспыхнуло, и тут Наташе стало ослепительно ясно, что не удастся порвать отношения с Феноменко, если взамен их не появятся другие. Без них ее бунт – все равно что попытка причалить к облаку.

Она взглянула на часы: уже пятьдесят минут судьба смеется над ней беззвучным смехом! Какое ужасное затмение, какой обширный инсульт здравого смысла! Лихорадочно одевшись, никого не предупредив и даже не приценившись к своему зеркальному изображению, она кинулась на выход.

«Неужели не дождался, неужели ушел?! Ах, какая я дура, какая дура!..»

Она пересекла проспект, не замечая, что почти бежит. Полы ее свободного светло-коричневого пальто, едва успевая прильнуть к коленям, взлетали вновь, высокий воротник откинулся, словно кучер, пытающийся осадить порыв ее непокрытой головы. Вбежав в парк с главного входа, она сразу заметила его, стоявшего с розой в руке там, где начинались деревья. Она резко сбавила ход и восстановила походку. Увидев ее, он сорвался с места и устремился навстречу. От нее не укрылось, что лицо его расцвело мальчишеской радостью. Не дав ему сказать, она заговорила первой.

Сослалась на привередливого клиента, из-за которого ей пришлось задержаться. Пожалела, что у нее не было номера его телефона – тогда бы она смогла ему позвонить и предупредить. Она, конечно, могла бы дойти до парка, но невозможно было оставить важного клиента. Ах, как ей неловко! Больше всего она боялась, что он уйдет и будет думать о ней, бог знает что! Он порывался ей что-то сказать и протягивал розу, которую она, не глядя, приняла. По его бледному, застывшему лицу она догадалась, что он замерз. Сколько же времени он здесь находится? Господи, какая же она дура! Она сунула розу подмышку, взяла его руки в свои и даже сквозь тонкие перчатки ощутила их холод.

– Господи, Дима, да вы тут без меня совсем замерзли! Ах, какая же я нахалка!

– воскликнула она.

Он, видимо, не ожидал от нее такого потока чувств, расцвел от удовольствия и заверил, что все равно бы ее дождался – не сегодня, так завтра, не завтра, так послезавтра, не через месяц, так через год. Другими словами, к жертвам ради нее он был уже готов. Довольная, что все так благополучно разрешилось, она собралась было предложить пойти в кафе, как он вдруг пожелал повиниться в обмане.

«Какой обман? Зачем обман? Господи, что еще не так?» – подумала она, чувствуя, как против воли опустились ее руки, и улыбка сходит с лица.

Оказалось, что у него есть какой-то недостаток, который он обязательно хочет ей открыть. Воодушевление ее стушевалось, порыв угас.

Он начал говорить. Она была так напряжена, что поначалу не поняла, о чем идет речь. Наконец до нее дошло, что он с детства не выговаривает звук «р», и от этого все его страдания. Ожидая чего-то скандального и разрушительного, она смотрела на него с недоумением – ну как можно всерьез относиться к тому, что он сказал? Или это какая-то утомительная манера путать ясный ход событий? Он, видя ее затруднение, употребил несчастный звук убедительное количество раз и уставился на нее в ожидании приговора.

– И это все? – недоверчиво спросила она.

– Все… – ответил он, выражением лица желая сказать: «А разве этого мало?»

– И больше никаких сюрпризов?

– Никаких, клянусь!

– Интересно! – облегченно улыбнулась она. – Но вчера я не заметила в вашей речи никаких недостатков!

– Дело в том, что я еще со школы научился более-менее обходиться. В русском языке достаточно слов, чтобы выразиться, не грассируя. Вот и вы говорите, что вчера ничего не заметили, хотя говорили мы о многом… Просто не всем это нравится, а я очень хотел вам понравиться, очень!

Внимательно глядя на него, она чуть-чуть помолчала и сказала:

– А вы знаете, Дима, я нахожу ваше произношение очень милым, нет, правда, очень и очень милым!

– В самом деле?! – радостно воскликнул он.

– Да, да! И еще мне кажется, что с вашим, как вы называете недостатком, вы прекрасно могли бы говорить по-английски!

– Это как раз то, что я и делаю, находясь за границей! – с видимым облегчением засмеялся он.

– Вот и прекрасно! И хватит об этом! Пойдемте лучше где-нибудь посидим! – распорядилась она.

Он обрадовался и предложил ресторан, но она отказалась, и они направились в сторону центра, туда, где по его сведениям находилось кафе, которое и обнаружилось на углу Московского и Благодатной.

Устроившись в укромном уголке, они заказали два кофе и миндальные пирожные. Переждав стеснительную паузу, она спросила его о том, что ее интересовало в первую очередь, а именно: чем он занимается. Про себя она отвела ему нечто гуманитарное и рассудительное – литературу, например.

Оказалось, что он работает с деньгами: вот уж полная неожиданность! Она тут же вспомнила Мишку, которому из-за махинаций с деньгами пришлось бежать в Израиль, где следы его и затерялись.

– Опасное занятие, – протянула она. – У меня довольно давно был… один знакомый. Он тоже работал с деньгами. Так вот, в результате ему пришлось бежать в Израиль.

– Я не работаю с чужими деньгами, у меня достаточно своих… – со скромным достоинством произнес он и к этому добавил, что ему сорок лет, что у него высшее образование, и он ни разу не был женат. Каждый пункт его анкеты был так весом, что заслуживал как минимум десяти вопросов, и она, не зная с чего начать, совершенно не к месту спросила:

– А вы драться умеете?

– Не приходилось! А что, нужно? – слегка опешил он.

– Ну, хорошо, я так понимаю, что мне тоже нужно представиться! – воинственно выпрямила она спину.

– Вовсе нет! – заторопился он. – Я и так знаю о вас все, что мне нужно!

– Вот как! И что же вы знаете? – подозрительно глянула она на него.

– Вам около тридцати и вы не замужем. Остальное мне знать незачем…

– Спасибо, вы очень любезны – но мне, между прочим, уже тридцать четыре!

– О! – неподдельно удивился он. – Никогда бы не подумал!

– Да, к сожалению! Но я немного о другом. Я понимаю, что нынче между полами не принято грузить друг друга лишними подробностями там, где этого не требуется, но я, знаете ли, не того поля ягода, которую можно сорвать и пойти дальше! – с нарастающей злостью произнесла она и оттолкнула от себя чашку.

– Наташенька, вы меня не поняли! – заторопился он. – Я имел в виду, что-то, что я знаю о вас мне достаточно, чтобы здесь и сейчас предложить вам руку, сердце и мое состояние!

Если бы у нее в этот момент было что-то во рту, она непременно бы подавилась. А так она всего лишь вскинула на него изумленные глаза, пытаясь обнаружить в его открытом взгляде, прямой спине, расправленных плечах и сцепленных пальцах коварный подвох. Хотя, кто же захочет шутить с ней в таком духе!

Да, он ее удивил. Он так ее удивил, что она покраснела, вернула на место чашку и, отломив маленький кусочек от запеченного в лунный свет миндального диска, принялась жевать его, не зная, куда пристроить взгляд.

– Вы меня пугаете вашей поспешностью! – наконец сказала она. – Как долго вы меня знаете?

– Целых три дня! – с гордостью ответил этот сумасшедший.

– Да-а… Даже не знаю, что сказать. Нет, конечно, я знаю, что сказать и говорю вам «нет», но за предложение спасибо. Я тронута. Нет, я в самом деле тронута!

В ответ она услышала, что он нисколько не сомневался, что она ему откажет, и что это благоразумно с ее стороны. Но если он такое сказал, то лишь затем, чтобы преодолеть ее недоверие и обидное представление о нем, как о человеке легкомысленном, который привык питаться ягодами с упомянутого ею поля. Он мог бы ей сказать, что полюбил ее с первого взгляда, но боится ее этим окончательно напугать. А потому пусть все идет, как идет. Его намерения она теперь знает, остается только в них убедиться.