Закат на Босфоре - Наталья Александрова

Наконец, француз удовлетворил свои чувства созерцанием стопки серо-желтых листков и согласился вернуться к обычному человеческому существованию.

Борис проводил гостей, получил от Гюзель приглашение посетить ее сегодня вечером и, откланявшись, направился в ресторанчик Луиджи, чтобы оставить там записку Аркадию Петровичу. В ней он писал, что ему срочно нужно обсудить с Горецким свои новые знакомства и разработать следующий этап операции.

Однако этим планам не суждено было осуществиться.

За два квартала от дома Горецкого Борис столкнулся на узком тротуаре с высоким худощавым турком. Столкнулся в буквальном смысле, точнее, турок сам налетел на него и выронил при этом кипу газет на нескольких языках. Борис наклонился, чтобы помочь собрать газеты. Турок что-то сказал на своем языке, вежливо улыбнувшись Борису, и вдруг прижал к его лицу платок, пропитанный остро и неприятно пахнущей жидкостью. Борис попытался оттолкнуть его, но в это время к нему подбежал еще один человек и завел ему руки за спину. Рядом остановился черный автомобиль, и Бориса, слабо сопротивляющегося, теряющего сознание, втащили внутрь и бросили на обитое кожей сиденье.

Толстый турок с яркими глазами на смуглом одутловатом лице поднял взгляд от заваленного бумагами стола. На пороге его кабинета стоял молодой человек в порванной и грязной черкеске некогда малинового цвета. Многочисленные синяки на его лице еще не начали желтеть, свидетельствуя о свежести побоев.

– Боже мой, господин… эсаул, – турок с некоторым затруднением произнес экзотическое звание молодого офицера, – Боже мой, неужели вас так отделали мои башибузуки? Клянусь вам, они будут наказаны!

– Нет, – есаул говорил явно с трудом, – нет, это до них постарались… соотечественнички мои…

– А-а, – турок явно обрадовался, – тогда другое дело. Тогда, господин… эсаул Чернов, сообщите мне все, что вы знаете о смерти полковника Шмидта. Как я понимаю, вы находились при нем для поручений и для охраны. Как же получилось, что вас не было с полковником в момент убийства?

– Полковник дал мне поручение, – коротко ответил есаул, с трудом разлепляя разбитые губы.

– Что за поручение? – продолжал настырный турок.

– Секретное, – лаконично проговорил есаул.

– Вы не поняли, господин эсаул! – турок повысил голос и приподнялся из-за стола, чему явно мешал его объемистый живот. – Когда я рассердился, подумав, что вас избили мои люди то, я был недоволен только потому, что они сделали это без моего приказа. Собственно против побоев я ничего не имею, напротив – это обязательная и очень важная часть нашей работы. Некоторых людей бить необходимо, некоторых желательно – надо только знать, когда и как. Так что можете не обольщаться: вы от меня ничего не утаите, расскажете абсолютно все и со всеми подробностями. Наши тюрьмы сломают кого угодно. По сравнению с ними любые европейские застенки покажутся вам курортом, лечебницей для нервных дам… Так мне пригласить Абдуллу?

Турок нажал незаметную кнопку у себя на столе, и в дверях кабинета за спиной у есаула появился, как чертик из табакерки, невысокий, но очень широкоплечий человек с длинными, почти до пола, руками и лицом, до глаз заросшим иссиня-черной бородой. Абдулла настороженно переводил взгляд с есаула на своего начальника, при этом непрерывно облизывал свои неприятно красные губы.

– Что за поручение дал вам покойный полковник Шмидт? – спокойным, деловым тоном повторил турок свой вопрос.

Есаул покосился на мрачного Абдуллу, расклеил разбитые губы и заговорил:

– Мы с полковником были в ресторане… в кабаре «Кокошник»…

Турок удовлетворенно кивнул: слова есаула соответствовали имеющейся у него информации.

– Там, в ресторане, была неприятная сцена… Один русский офицер, сильно пьяный, подошел к нашему столу и начал обвинять полковника в гибели своих товарищей на войне в России…

– Кто? – коротко спросил турок.

– Капитан Лихачев, – проговорил есаул, покосившись на безмолвно стоящего за его спиной Абдуллу.

– Так. Дальше! – Турок откинулся на спинку стула, сцепив на животе маленькие ручки.

– Полковник решил покинуть ресторан, сославшись на какое-то срочное дело, мне же приказал негласно проследить за Лихачевым, узнать, куда он пойдет.

– Вы это сделали?

– Конечно, – кивнул есаул, – это был приказ.

– Что же вам удалось выяснить?

– Лихачев немного позже тоже ушел из ресторана, но направился не в ту сторону, что полковник. Он минут двадцать шел по Пери, подошел к одному дому на Османли. Около этого дома меня окружили трое русских офицеров. Они приставили к моему боку пистолет, завели в соседний двор и там избили.

Есаул красноречивым жестом показал на свое лицо, как бы призывая синяки и ссадины в свидетели своих слов.

– Вы запомнили дом, возле которого это произошло?

– Да, номер семнадцать по Османли.

– Капитан Лихачев вошел в этот дом?

– Да, вошел, и больше я его не видел.

– Вы запомнили тех офицеров, которые вас били?

– Было темно, – есаул отвел глаза от проницательного турка. Тот задумчиво посмотрел на Чернова, потом на Абдуллу, но решил повременить с физическим воздействием, только укоризненно покачал головой и произнес с сомнением в голосе:

– Темно? На Османли? Должно быть, эсаул, вам показалось. Однако вы разглядели, что это были офицеры и ваши соотечественники…

– Да, на них, как и на Лихачеве, была черная корниловская форма.

– Так-так… – Турок глубокомысленно покивал головой и наконец сказал: – По мне, так хоть все друг друга поубивайте… С вашим появлением в городе только начались беспорядки. Но полковник Шмидт работал с англичанами, и теперь они требуют, чтобы я принял меры. Кроме того, мне очень не нравится то, как его убили… Ладно, эсаул, пока вы можете быть свободны. Я подпишу ваш пропуск, но только никуда не уезжайте, вы мне еще можете понадобиться…

На следующий день начальник полиции послал своих людей осмотреть дом номер семнадцать по улице Османли. Никаких русских поблизости им не встретилось. Когда же полицейский вошел в двери, он увидел, что подъезд этот – сквозной, из него можно выйти во двор, а оттуда – на соседнюю улицу… В общем – поминай как звали.

Начальник полиции города Константинополя Мустафа-эфенди не любил, когда в его кабинете бывало много народу. И выходить надолго из своего кабинета он тоже не любил. Поэтому все общение с подчиненными взял на себя ближайший помощник Мустафы-эфенди Джафар Карманли. Мустафа-эфенди безоговорочно ему доверял и приблизил к себе уже давно. Джафар Карманли говорил тихим голосом, двигался бесшумно и незаметно. Был он чистокровным турком, но одевался в европейский костюм, не покрывал голову и даже носил очки в черной роговой оправе. Эти очки и тихий голос в дополнение к абсолютно лысому черепу желтого цвета почему-то особенно сильно действовали на допрашиваемых преступников и свидетелей. Джафар во время допросов никогда не вызывал Абдуллу – люди рассказывали ему все сами, без понуканий и побоев.

Мустафа-эфенди, прищурив глаза и ехидно хмыкая, выслушал краткий, но подробный доклад помощника, который тот составил из донесений своих людей, – чего-то подобного он и ожидал. Они сидели в пустом кабинете и пили душистый и очень крепкий кофе, который сварил помощник.

Когда Джафар спросил, не следует ли арестовать капитана Лихачева, начальник сложил свои маленькие ручки на животе и сказал:

– Разумеется, следует. Его следует арестовать, чтобы допросить как свидетеля.

– Почему как свидетеля? – удивился помощник.

– Потому что непосредственно к убийству полковника Шмидта он касательства не имеет. Ведь этот… эсаул следил за ним от самого ресторана «Кокошник» и видел, что тот пошел в другую сторону. Правда, Лихачев несомненно имеет отношение к нападению на самого… эсаула, но уж с этим делом мы вообще разбираться не будем. Эка невидаль – подрались русские офицеры! Ну, наставили ему пару синяков. Даже если бы вообще убили – только у турецкой полиции и дел, что эсаула защищать! Но полковник Шмидт – это совершенно другое дело, в нем были очень заинтересованы англичане, и они теперь не оставят меня в покое, пока я не раскрою это убийство. Они, видите ли, опасаются каких-то политических осложнений. Так что капитан Лихачев в этом убийстве не виноват и знает о нем меньше нашего.

– Почему вы так думаете?

– Шмидта убили хладнокровно, профессионально, на людной улице. Можно сказать, на глазах у сотен людей – и никто ничего не заподозрил. Жертву не ограбили, да в таком месте это было бы и невозможно. Стало быть, какой мотив мы можем предположить? Либо месть, либо, как ни прискорбно это предположить, мотив убийства – политический, и англичане правы в своих опасениях.

– Но не кажется ли вам, что Лихачева подослали в ресторане к столику полковника Шмидта нарочно, чтобы он устроил скандал? Полковник забеспокоился и послал своего есаула проследить за капитаном, то есть таким образом полковник остался без охраны.