Изольда Великолепная - Карина Демина

У Сига оказался приятный голос, куда приятнее, чем у дворцового менестреля. Да и репертуар отличался изрядно.

Ярко горел костер. Промасленное крыло навеса скрывало от меня небо и поблекшее солнце. Повозки, поставленные углом друг к другу, служили вполне приличной защитой от ветра. Редкие капли дождя залетали в огонь и шипели, сгорая.

Я сидела, прислонившись к горячему боку Снежинки. Нам двоим досталась кипа свежей соломы и потертое седло альтернативой табурету. Снежинка не протестовала. Она дотянулась губами до моей руки, и я вспомнила, что, наверное, рука пахнет яблоком. Но яблоко давно съедено.

– Извини. Я же не знала, что встречу тебя.

Она поняла и тихонько засмеялась в ответ.

Над костром висел котел в черной броне копоти. В костре кипело варево, и Так, похожий на огромного тролля, колдовал над ним.

Я не гордая, и место у огня – самое мое. Тем более что запах от котла шел изумительный. Правильно говорят, что голод – лучшая приправа. А я сегодняшний день приправила больше некуда. Все-таки диета – это не мое. Организм, чувствуя неминуемое приближение стройности, взывал о спасении.

Струна порвалась, лишив историю финала, полагаю, весьма героического, в духе песни.

– Чтоб тебе, – глубокомысленно произнес Сиг, засовывая раненый палец в рот.

– Не выражайся.

Сержант сидел на корточках у костра. Причем сидел давно. Уже час, наверное. Или два. Не меняя позы, не подавая признаков жизни. Железный человек.

Интересно, его не Феликсом звать?

– Да ну вас… Это не я выражаюсь. Это душа выражается. Мы вот тут… сидим… – Не выражаться Сигу было затруднительно. И в речи его время от времени возникали характерные паузы. – Сначала там сидели. Теперь вот тут…

– Там – это где? – уточнила я.

– Дингвалл. Чаячье крыло.

Ни о чем не говорит. Вообще не мешало бы к географии мира интерес проявить. И к биологии. И вообще ко всему, что может пригодиться в новой моей жизни, если уж возвращение к старой не грозит.

– Раубиттеры,{25} – добавил Сержант, что тоже не внесло ясности. – Раубиттеры – безземельные рыцари. Гербовая шваль, простите, леди.

Я простила.

– Кто посильней, тот турнирами пробивается. Или в наемники идет. А кто послабей, тот стаю ищет. Дингвалл – старый род, но обнищавший. Вот и решили поправить семейное состояние. Пока соседний Арлан грабили, пользу приносили, лорд их терпел.

А потом терпение, стало быть, иссякло. Бывает.

– Они мортиры делать стали, чтоб их… – Сиг вовремя прикусил язык. Явно мое присутствие негативным образом сказывалось на образности его речи.

– И что?

Вот этот мой вопрос явно был лишним, поскольку даже Сержант отвлекся от созерцания огня, а в глазах его мертвых я увидела нечто, что можно было трактовать как удивление.

– Порох запрещен.

Да? А я только-только внесла его в план преображения мира. Правда, план этот можно было отправить в костер, пусть бы и мысленный, но все равно обидно.

– Если какой человек, будь он простого или благородного сословия, мужского или женского рода, выявлен в том, что изготавливает, хранит или же перевозит пороховое зелье, мортиры или любые иные орудия подобного толка, а также снаряды к оным, он подлежит доследованию и казни.

Вдохновляющая цитата.

Но почему? Порох – это же прогресс… проще же из пушки по воротам выстрелить, чем тараном в них долбиться. Конечно, у их светлости времени много, но все равно странно.

– А если… – Я соломинкой пыталась выковырять засохшую кровь из-под ногтей. – …Если кто-то очень сильный станет делать порох? Много пороха? И он не захочет, чтобы его казнили.

Сержант все-таки сменил позу, сел, вытянув ноги и руки к огню. Узкие запястья сливались по цвету с серой шинелью. Ответил он не сразу, но все же ответил:

– Протекторатов девятнадцать. А было двадцать. Фризы решили, что сильнее прочих. И лорд-протектор дозволил делать порох. Много пороха. И много мортир. Он, сколько сумел, хранил тайну, но тайна вскоре стала слишком большой. Фризия была сильна. И богата, что людьми, что землями. Никто не желал такой войны. От лорда потребовали сжечь весь порох и казнить людей, которые умеют его варить. Он отказался. Он думал, что устоит против всех. Может, и обошлось бы… говорят, многие не желали воевать, но лорд допустил одну ошибку.

– Какую?

– Свобода дать раб, – сказала Лаашья, которая занималась тем, что выгребала из костра золу и втирала ее в руки. – Всех раб.

– Именно. Он объявил, что отныне все люди Фризии являются свободными. Абсолютно свободными.

– Разве это плохо? – Я, наверное, клиническая дура, но не понимаю. Я же в школе проходила, что рабство – это зло и что Север воевал с Югом за права человека и победил, потому что люди рождаются равными, свободными вне зависимости от цвета кожи или вероисповедания. Ну или как-то так.

А тут выходит, что все сильно иначе.

– Многие рабы бежали к фризам. Их ловили. Вешали. А они все равно бежали. Начались восстания. Земля горела. И лорды объединились. Даже Самаллская Большая мать прислала людей. Была война, которой прежде не случалось. И Фризии больше нет. Ее поделили. Кто-то взял долю золотом. Кто-то – землями. Пороховые склады были сожжены. Мортиры перекованы на цепи. А свободных, кого сумели, сделали рабами.

– А… а рабов?

Не спрашивай, Изольда, если не хочешь услышать ответ.

– Их распяли.

– Всех?

Могла бы не уточнять. Хорошо, что Сержант не ответил, он словно не услышал вопроса.

– Мне повезло. Я был слишком молод и потерял лишь семью, имя и деньги. А голова вот осталась. Голова куда важнее имени.

Смеется? Улыбка мертвая.

– Странно, леди, что вы не слышали о мятежной Фризии. Все ведь не так давно произошло. Каких-то двадцать лет…

Двадцать лет назад я ходить училась. В другом мире, где людей давно не распинают, разбойников судят и «садят», а огнестрельное оружие есть если не у каждого, то у многих.

– Никто не сметь делать порох. И не дать свобода раб. Только один раб дать свобода. Лорд Кайя смелый. Лаашья слышать. Говорить, он хотеть, как фриз.

– Лаашье не надо слушать такие разговоры, – очень-очень ласково попросил Сержант, настолько ласково, что у меня руки задрожали. – И повторять их. Вдруг кто-то подумает, что за словами стоят опасные мысли. Но слова – это лишь только слова. Правда, леди?

Я кивнула.

Если так пойдет и дальше, то мой прогресс на трусах и остановится.

Урфин никогда раньше не пробовал искать человека. Точнее пробовал, но обычными методами, главным из которых являлся допрос свидетелей и родственников. Здесь же свидетели, даже случайные, уже были допрошены, а родственников вовсе не имелось в наличии.