Рождение Клеста (СИ) - Ключников Анатолий

Хозяин повернул в замке ключ и откинул крышку. Мы ахнули: ларец оказался доверху заполнен золотыми монетами. Матовая, приятная глазу желтизна разлилась светом на половину комнаты.

Так как на этот раз дар речи потеряли мы с другом, то хозяин начал нам объяснять:

— Это — городская казна. Её нужно доставить в столицу и обязательно передать в надёжные руки, в Казначейство. Ни в коем случае нельзя, чтобы это золото попало к нихельцам или даже нашим военным.

Ну вот, всё окончательно стало понятно: город будет сдан.

— И только-то? — я вскинул брови. — Да пара пустяков! Мы же всю жизнь только этим и занимались, что золото спасали. Значит, если ЭТО попадёт к нихельцам, то нас после победы повесят. Если к нашим военным — тоже повесят. С ТАКИМИ деньгами лечь на дно ни в какой стране невозможно: нас из-под земли достанут и глотки перережут. Я думаю, нам проще будет повеситься самим, в вашем сарае, и не придумывать себе такие сложности.

— Нашли дураков! — поддержал меня Малёк, не хуже меня понявший, что нам впаривают гиблое дело.

— А ты не паясничай! — гаркнул на меня сотник. — Тебе, сопляку, большое доверие оказывают! Ты понимаешь, что такое золото, морда ты каторжная?! (ну вот, опять понеслась…) Во время войны на эти деньги можно армию содержать и оружие делать! В этом ларце — на половину армии хватит! Ты что думаешь: всё само собой появляется, без денег?!

Он даже кулаком по столу стукнул, да так, что тяжеленный ларец дрогнул. Как бедный стол не треснул — великая загадка.

— Ребята, — сказал хозяин, примирительно подняв руку. — Вы, пожалуйста, не торопитесь отказывать. Вы поймите: это золото — большой вклад в победу. А если оно нихельцам достанется? — нам будет ещё труднее их победить! Лишняя кровь прольётся… Пожалуйста, помогите, а? Подумайте, прошу вас. Вам и награда за выполнение обязательно будет.

— Да как мы потащим такой сундук — на плечах, что ли? — спросил Малёк.

— Лошадь дадим и телегу, — с поспешной готовностью отвечал ободрённый хозяин.

— А нихельцы на воротах, конечно же, нас обыскивать не будут, — продолжил я.

— Ребята, — сказал хозяин проникновенным голосом. — Если всё было бы так просто — вас бы никто не стал и просить. Мы бы и сами всё сделали. Но мы не можем ничего придумать. Если вы откажетесь, то тогда придётся золото просто топить в реке, пока не поздно, — сегодня же вечером.

Задачку нам предложили, конечно, невыполнимую. Но мне словно вожжа под хвост попала, и моё самолюбие взыграло: а что, а вдруг получится?

— Ладно, — согласился я. — Согласны.

Малёк посмотрел на меня, как на последнего идиота. Но не стал ругаться при чужих.

— Тут вот ещё какое дело, — сотник кашлянул в кулак. — Нужно дочку мою из города вывезти. Тут ей точно жизни не будет: погубят её, непременно погубят.

Я взвыл:

— Да вы что?! Я еще не знаю, как золото спасать буду, а вы мне девку на шею вешаете, вдобавок?! Давайте уж сами с ней, а?!

— Ей нельзя оставаться в городе ни одного лишнего дня. А кто ж другой возьмётся её вывозить? У меня не две телеги, а только одна, — хозяин беспомощно развёл руками, едва не перегородив всю комнату. — Мы никому больше доверять не можем. Её даже из моего дома в другой перевести — и то опасно: углядят соседи и выдадут, как пить дать — заложат.

— Так она что, в этом доме?! — обомлел я.

Солнышко сама вышла из соседней комнаты, лукаво улыбаясь. Так, значит, весь наш разговор она подслушала, до последнего слова… Я покраснел. Малёк — остолбенел.

— Кгм… Ну, не знаю… не знаю. Может, что и придумаю…

Мой друг снова посмотрел на меня, как на окончательно спятившего.

— Ты, это… того, — сотник снова прокашлялся. — Дочку мою не обижай, понял? Если что — я тебя с того света достану. В ножки поклонюсь Пресветлому или Нечистому, но — достану! — и он поднёс к моему носу свой кулак, размером едва ли не с мою голову, хотя Малёк по женской части был куда как проворнее меня.

Ну вот, одну награду мне уже точно пообещали…

— А вы сами — как? — спросил я сотника.

— А куда ж мне? Останусь со своими балбесами до конца, как и полагается, — и он осенил себя знаком Пресветлого.

Солнышко бросила на него отчаянный взгляд и вдруг бросилась к нему, зарыдала, повисла на шее:

— Папа, папочка, не оставляй меня! Прошу тебя!

Это оказалось так неожиданно, что мы все невольно примолкли. Вот как раз мне ещё и женских слёз очень не хватало, для полноты всех проблем.

Солнышко вцепилась в него, как кошка, и плакала, безутешно плакала, смачивая его доспехи своими слезами.

— Ну, ну, ты что? — сотник растерянно гладил её по спине. — Да никуда я не денусь. Возьмут меня в плен — так и в плену люди живут. Война закончится — домой вернусь. Не нужно плакать. Ты же со мной до самой смерти жить всё равно не будешь: замуж выйдешь, детишек родишь — приводить ко мне их в гости будешь, да.

Девушка исчерпала свой запас слёз и только нервно вздрагивала. Мы все стояли смущённые и обескураженные. Наконец, сотник взял дочь за руку и отвёл в её комнату. Хозяин молча закрыл сундук и потащил на место.

Что ж, наш сотник вскоре ушёл, напоследок ещё раз грозно глянув на меня и даже погрозив пальцем, и потянулись дни томительного ожидания.

Мы с Мальком жили на чердаке, не высовывая даже носа на улицу, как нам и было велено Ухватом. Это я так про себя хозяина избы называл. Как я и предполагал, город был вскоре сдан, и мы с чердачного окна видели множество нихельцев, снующих по дворам в поисках беглецов. Но, так как наша армия сдалась без боя (по крайней мере, в нашем районе мы никаких сражений не наблюдали), то и враги ходили тут расслабленные и не очень злобные, не ожидавшие внезапного сопротивления. Район наш, как я и говорил, являлся бедняцким, поживиться тут особо нечем, так что и грабежи здесь оказались неазартные. Ну, курицу какую зарежут, весело хохоча и насмехаясь над голосящими бабами — и снова тихо. Наш хозяин изредка выходил в город и разнюхивал там обстановку.

У меня имелась прекрасная возможность общаться с девушкой хоть целый день. Но, к сожалению, она в меня так и не влюбилась. Мы же с другом даже и не пытались раскручивать её на всякие там приятные глупости, так как это было бы нечестно. Не та сложилась у меня обстановка, не та… Неподходящая.

Хотя мы болтали очень даже весело. Солнышко рассказала о своей жизни: её мама умерла при родах, и она таскалась с отцом вместе с армией. Никто никогда из солдат её не обижал, все уважали. Она в городе многих девушек сумела уговорить помогать раненым, но мало кто проявлял постоянство, чтобы ходить каждый день. Некоторые быстро струсили, других родители из дома не выпускали, третьи вида крови так и не смогли переносить — разные раны бывали, и очень много страшных. Менять повязки, поить беспомощных людей водой — это ведь работёнка ещё та, изнурительная. Раненых содержали в местной ратуше и храме Пресветлого — те из девушек, кто боялся попасть под шальную смерть, работали там.

Я слушал и невольно изумлялся: оказывается, за нашей спиной разворачивалась целая борьба, со своими нюансами. Выносить за ранеными ночные горшки — это ведь совсем не та романтика, о которой мечтают юные девицы. Война очень многих из них отрезвила и разочаровала: оказывается, проявлять героизм на своём месте — это совсем не так просто, как многим казалось изначально.

Я же каждый день ломал голову: как, ну как нам вывезти из города это проклятое золото? Мы сидели за столом впотьмах (не дай бог соседи увидят постояльцев!) и строили разные планы. Спрятать золото в мешки с чем-нибудь? А с чем? Тут ведь вот какое дело: обычно мешки везут в город, для продажи товара, а не из города. Из города вывозят посуду, оружие, другие изделия. Как в них спрятать деньги?

— А что? — сказал как-то раз Малёк, пожав плечами. — Насыпать золото в горшки — и вывозить.

— Думаешь, стража на воротах в горшки не заглянет?

— А если золото в горшки закатать? — предложила Солнышко, весело болтая ногами. — Пусть гончар монеты замесит в глину, и горшков понаделает. А?