Эмма - Джейн Остен

– Какую огромную радость доставит вам встреча с сыном! И миссис Уэстон так не терпится познакомиться с ним. Она, наверное, счастлива не меньше вашего?

– Совершенно верно, однако она полагает, что его снова задержат. Она не так, как я, верит в то, что ему позволят приехать, но она незнакома, подобно мне, со всеми действующими лицами. Видите ли, дело в том, что… но это строго между нами… в гостиной я ни словом об этом не заикнулся. Вы же знаете, в каждой семье есть свои тайны… Так вот, дело в том, что в январе в Энскуме ждут гостей, и Фрэнк сумеет выбраться к нам, только если гости отложат свой визит. Если гости приедут, его к нам не отпустят. Но я знаю, что они не приедут, потому что это семья, к которой известная дама, пользующаяся определенным влиянием в Энскуме, питает особенное нерасположение. И хотя долг вежливости повелевает приглашать их один раз в два или три года, всякий раз, когда доходит до дела, визит отменяют. Я нимало не сомневаюсь в том, что так произойдет и в этом случае. Я также убежден в том, что увижу Фрэнка здесь еще до середины января, как и в том, что сам здесь нахожусь. Однако ваша старая приятельница (кивок в сторону противоположного конца стола) настолько сама не капризна и настолько не привыкла к причудам, капризам и выходкам в Хартфилде, что и не знает, сколь причудливы могут быть прихоти известной особы, как знаю я исходя из долгого опыта.

– Жаль, что в данном случае не обошлось без сомнений, – отвечала Эмма. – Однако я склонна принять вашу сторону, мистер Уэстон: если вы полагаете, что он приедет, я тоже склонна так считать. Ибо вы знаете Энскум и его обитателей.

– Да, и у меня для такого предположения достаточно оснований, хотя я ни разу в жизни там не был. Ну и странная же она женщина, доложу я вам! Но я никогда не позволяю себе осуждать ее – из-за ее заботы о Фрэнке. Видите ли, я твердо верю в то, что она очень его любит. Раньше я думал, что она вообще неспособна кого-либо любить, кроме себя, однако она всегда была добра к нему (на свой лад – с причудами и вывертами; она требует, чтобы все поступали только так, как угодно ей). И по моему мнению, то, что Фрэнку удалось вызвать в ней такую любовь к себе, говорит в его пользу; ибо, хотя я бы никому другому не признался в том, обыкновенно люди говорят, будто сердце у нее каменное, а характер дьявольский.

Эмме настолько по душе пришелся предмет разговора, что вскоре после того, как дамы после ужина вернулись в гостиную, она сама заговорила о приезде Фрэнка Черчилля с миссис Уэстон, поздравив ее с радостным событием, однако отметив, что первая встреча не может не волновать. Миссис Уэстон согласилась, но добавила, что радость ее была бы больше, если бы она могла быть твердо уверена, что волнующая первая встреча состоится в заявленное время.

– Судите сами: я пока не рассчитываю на то, что ему удастся приехать. Я не так уверена в его визите, как мистер Уэстон. Очень боюсь, что дело кончится ничем. Вероятно, мистер Уэстон уже поведал вам, как обстоят дела.

– Да… кажется, его приезд зависит только от дурного характера и своенравия миссис Черчилль, в котором, как мне представляется, она проявляет редкостное упорство.

– Милая Эмма! – отвечала миссис Уэстон с улыбкой. – Ну как можно упорствовать в своенравии? – И, повернувшись к Изабелле, которая не принимала участия в их разговоре, добавила: – Моя дорогая миссис Найтли, да будет вам известно, что я ни в коем случае не уверена в приезде мистера Фрэнка Черчилля, в отличие от его отца. Приезд мистера Черчилля всецело зависит от капризов и перепадов настроения его тетки, попросту говоря, от того, с какой ноги она встанет. Вам, моим двум дочерям, я могу рискнуть сказать всю правду. Миссис Черчилль правит Энскумом и отличается редкостным своеволием. Если она пожелает отпустить его, он приедет, если же нет…

– Ох эта миссис Черчилль! Кто же ее не знает! – отвечала Изабелла. – Уверяю вас, я не могу и думать о бедном юноше без сострадания. Как, должно быть, ужасно жить с такой своенравной особой! Такая незавидная участь нам, к счастью, неведома, но он, вне всякого сомнения, достоин жалости. Еще хорошо, что у нее нет своих детей! Какими бы несчастными она сделала маленьких бедняжек!

Эмме хотелось поговорить с миссис Уэстон наедине. Тогда она узнала бы больше: с ней миссис Уэстон говорила совершенно не таясь, открыто, не так даже, как в присутствии Изабеллы, и Эмма искренне верила, что от нее миссис Уэстон не утаила бы ни одной мелочи, имеющей отношение к Черчиллям, за исключением собственных представлений о молодом человеке, подсказанных ей чутьем и воображением. Но в настоящий момент говорить больше было не о чем. Очень скоро в гостиную вслед за ними вышел мистер Вудхаус. Долго сидеть после обеда было для него невыносимой пыткой. Ни вино, ни беседы в мужской компании не имели в его глазах никакой цены, и он с облегчением присоединился к тем, с кем ему всегда было удобно и покойно.

Однако, пока он говорил с Изабеллой, Эмма улучила минутку и сказала:

– Значит, приезд вашего сына представляется вам маловероятным? Мне очень жаль. При первой встрече всегда испытываешь неловкость, поэтому чем скорее это произойдет, тем лучше.

– Да, и всякая задержка заставляет предвидеть и бояться других задержек. Даже если их гости, Брейтуотеры, не приедут, я все равно боюсь, что найдется другой предлог разочаровать нас. Я и помыслить не могу о том, что он сам не испытывает желания приехать, но убеждена, что Черчиллям очень хочется держать его при себе. В них говорит ревность. Они ревнуют его даже к родному отцу. Короче говоря, я не испытываю ни малейшей уверенности в его приезде и хотела бы, чтобы мистер Уэстон не был настроен столь лучезарно.

– Он обязан приехать, – сказала Эмма. – Пусть хотя бы на два дня, но обязан! Трудно предполагать, чтобы у молодого человека не было возможности настоять хотя бы на такой малости. Вот молодую женщину, попади она в плохие руки, еще можно третировать и не пускать к тем, с кем ей хочется быть вместе, однако от молодого человека невозможно ожидать, чтобы он был настолько скован, что не смел и недели провести с отцом, если он того желает.

– Прежде чем судить о том, что ему можно, надо побывать в Энскуме и своими глазами увидеть, какие порядки там царят, – отвечала миссис Уэстон. – Возможно, так же осмотрительно следует подходить и к оценке характера любого человека из любой другой семьи. Но, как мне кажется, Энскум вообще невозможно мерить общей меркой, так как эта дама очень непредсказуема и вертит там всеми как хочет.

– Но она обожает племянника: он ведь ее любимчик! Если миссис Черчилль такова, как я о ней думаю, то вполне естественно следующее: она ничем не склонна жертвовать ради мужа, которому она обязана всем, она на каждом шагу изводит его своими капризами, однако племянник, которому она абсолютно ничем не обязана, скорее всего, сам вертит ею как хочет.

– Дражайшая моя Эмма, даже не пытайтесь с вашим-то мягким характером понять чей-то скверный нрав или установить правила, по которым живет эта женщина – пусть ее живет по своим законам! Не сомневаюсь, что иногда, временами, он действительно имеет на нее некоторое влияние, однако ему невозможно предугадать, когда в точности у нее случится такое настроение, что ей взбредет в голову потакать ему.

Эмма замолчала, а затем сухо заметила:

– Если он не приедет, я буду очень разочарована.

– В некоторых вещах он, может быть, и имеет на нее влияние, – продолжала миссис Уэстон, – а в других случаях – очень малое, и среди тех вещей, в которых он не властен над теткой, думается мне, как раз и находится вопрос о его приезде к нам.

Глава 15

Скоро мистер Вудхаус созрел для чая; выпив чашку, он сразу засобирался домой. Трем его собеседницам ничего не оставалось, как убеждать его, что час еще ранний, но тут явились джентльмены. Мистер Уэстон был словоохотлив и общителен, мысль о раннем отъезде гостей не доставила ему радости. Наконец из столовой вышли остальные. Одним из первых в гостиной появился мистер Элтон, он пребывал в отличном настроении. Миссис Уэстон и Эмма сидели рядом на софе. Он немедленно подошел к ним и, не дожидаясь приглашения, уселся между ними.

Эмма, также приведенная в хорошее расположении духа разговорами о Фрэнке Черчилле, склонна была простить ему недавнюю несообразность его поведения и думать о нем так же благосклонно, как и прежде. Поскольку он немедленно заговорил о Харриет, она приготовилась с самым дружеским участием выслушать его.

Он выказал необычайную тревогу о ее прелестной подруге – милой, хорошенькой, верной подруге. Имеет ли мисс Вудхаус какие-либо известия о ней? Не прислали ли во время ужина новых сводок о ее здоровье? Ему так неспокойно… он вынужден признать, что его чрезвычайно встревожили симптомы ее болезни. В таком духе он и говорил некоторое время, не особенно прислушиваясь к ответам своей собеседницы, но ужасаясь возможным опасностям ангины; Эмма снисходительно выслушивала его взволнованную болтовню.