Изнанка. Том 2 - Самат Бейсембаев

ему в сердце и легкие. Пару всхлипов и все с ним кончено. Тут же не теряя время, подбираю его топор и метаю в толпу. Встретивший его даже не успевает понять, что было, как уже во лбу его торчит лезвие. Глаза встречаются в центре на узоре металла, и он падает замертво. Этот момент мне особо грел душу, потому как не ожидал, что попаду лезвием, бросая его наудачу. Как видно, я удачливый парень. Плюс в этот момент, еще не до конца отойдя от прежнего удара ногой, они стояли в полной тишине, поэтому свист летящего орудия и глухое падение очередного тела, внушило им опасение и три четверти из них попятились назад. Если подключить воображение, то легкий падымок из пыли вокруг его тела мог напоминать облако. Не хватало только арфы и нимба. Смертельная красота!

Окрик атамана вселил им новую уверенность, и они ощетинились против меня. В этот момент не знаю почему, но я засмеялся. Хотя знаю: выглядели они несуразно. Я прошел через столько. Сражался с самыми опасными людьми этого мира. Выжил там, где другой бы помер уже два раза, а сейчас на меня наступает кучка дилетантов, которые только давеча поняли, за какую сторону держать оружие, судя по тому, как они двигаются. И я засмеялся, но только не таким высокомерным смехом, в нотке которых слышится недооценка — нет, ни в коем случае. К своим врагам я всегда настроен серьёзно. Я скорее смеялся смехом, в нотках которого блуждали блики брезгливости данной ситуации. Забавный выверт!

Что ж, аперитив пройден, перейдем к основному блюду! Растормошил сердце, разогнал кровь, налил силой мышцы, расширил зрачки, заострил мозг, накалил суставы — мы идем убивать!

Стрела вонзилась мне в плечо. Тут я поглядел на оперение растерянным и удивленным взглядом, схватил и вырвал из себя. Думаю, явнее сигнала начинать быть не может. Крутанув кистью руки, метнул стрелу, и она вонзилась в ногу одного из них, одновременно с этим маневром срываясь на дикий бег. За какую-то секунду преодолел широких шагов десять и сильным взмахом прямо от бедра рубанул первого неудачника. Кровь и обрубки тела хлынули во все стороны, но не успели они пасть на землю, как я уже шинковал следующего. Не успел следующий также пасть на землю, как я переходил к другому бедняге. Бедняги — вот кто они. Бедняги, потому что повстречали меня. Бедняги, потому что деревень много, а они пришли именно к этой. Я рубил, кромсал, резал и просто бил, пинал, рвал. Но все же их количество дало о себе знать, и нет, нет, да пропускал я удары в спину. В один момент их стало слишком много, поэтому резким и сильным толчком ног отпрыгнул в сторону. Огляделся. Один, два, три, четыре…пятнадцать! Уже ровно половина. Тела лежали, как попало, а некоторые и вовсе в таком не естественном положении, что даже, если захочешь, специально так не придумаешь, потому, как срезаны, были то на четверть, то на треть, то напополам. Немного поуспокоившись, понял, что что-то зажимаю в своих зубах. Плевок. Ухо! В горячности боя я куснул чей-то лопух, да так, что оторвал его с корнем. Выгнул спину и почувствовал, как там все ноет, но вместе с тем увечья уже начали заживать. Меня начало слегка потряхивать и пальцы на свободной от меча руке подрагивали, как вибрация звука. Но это не было предвестником или последствием страха или, быть может…ай не важно. Это был азарт. Чистый, ничем не разбавленный азарт, когда ты полностью отдаешься действию, забывая о существовании чего-либо вокруг. Уняв дыхание, приготовился к новой атаке, пока они еще не успели спохватиться. Хотя вид у них был весьма потерянный и не думаю, что они вообще сейчас способны хоть на что-то. Враг ошеломлен — значит, самое время бить его. Снова сумасшедший рывок и, не успевший сбросить с себя липкий разносчик кислорода, меч пожирает новые жизни. Это был настоящий оркестр: звуки криков, бьющейся стали, приглушенных ударов, всхлипов почти мертвецов, последний вдох умирающего, течение ручейка крови, снова всхлип, только теперь стреляющего фонтанчика крови из артерии. Во всей этой вакханалии создаваемой в основном мною и, заодно, контролируемой мною, я одним за другим уменьшал количество соперников, стремясь приравнять его к нулю. Шестая симфония.

— Вот и десерт! — произнес я, встретившись наедине с атаманом. Были еще выжившие, но они сейчас удирали, что есть силы.

Поняв, что бежать бесполезно, он сделал бросок отчаяния, но легким движением я парировал его удар и кулаком врезал ему по лицу. Сразу же отбросив меч, повалил его на землю, схватил за горло, а вторым кулаком ломал ему лицо. Буквально ломал. Бил так яро и неистово не переставая, что череп начал деформироваться, пока кулак не начал упираться в мозг, а потом и вовсе смял его. Пока занимался этим, остальные уже убежали, и я не стал их догонять. Хватит на сегодня.

Сознание начало возвращаться ко мне и сквозь тишину я услышал нервные всхлипы, будто бы кто-то, боясь выдать себя страхом, пытается сдержаться. Я повернулся и увидел Ильворнию, отползающую от меня c широко раскрытыми глазами. Сделал пару шагов к ней, но услышал, как она молит, чтобы я не подходил к ней.

— Чудовище! — уловил слово сквозь ее лихорадочное бормотание.

Тут я начал оглядываться вокруг. Начал оглядывать себя: везде мясо, кости и внутренности, как былое напоминание, что здесь были живые люди. Сам я полностью залит с ног до головы кровью, а на плечах висели чьи-то ошмётки, которые я тут же смахнул.

Снова попытался подойти к ней, но все тщетно: она отползала от меня все дальше и дальше, а взгляд все также был полон безумного страха, и губы все шептали одно роковое слово.

— Нет, нет, прошу тебя, нет, — губы сами зашевелились в мольбе. — Я не такой. Они же сами…я только хотел защитить…это же они…они…я не такой…

Сколь я не пытался переубедить, а страх все сильнее поражал ее. Не зная, что делать, проклиная себя, я сорвался на дикий бег в сторону леса. Не знаю, сколько я так бежал; не знаю, зачем я так бежал: минуту, десять, час, три, пять часов, но остановился я только, когда случайно упал в овраг и покатился кубарем, пока не уткнулся лицом в землю и не уснул.

Проснулся с лучами солнца, бьющими прямо в глаза. Лежал, взглядом утопая в бескрайнем небе, укутавшись в опавшие листья, и первое время не мог ясно соображать. Наконец, вспомнив все,