Стихотворения и поэмы - Перец Маркиш

Ты ночью окружен, ты скован затемненьем,

Но светят, как всегда, лучи далеких звезд.

Ты встал, как броневик, тот, на котором Ленин

Когда-то пред тобой во весь поднялся рост.

К тебе, мой Ленинград, ефрейтор руки тянет,

Он хочет кандалы на нас с тобой надеть.

Увидит он в бинокль твой силуэт в тумане —

Последнее, что сможет разглядеть.

1942

Перевод А. Ревича

ПАТРУЛЬ НАД МОСКВОЙ

ПАТРУЛЬ НАД МОСКВОЙ

Когда сумерек видишь игру,

Хмурым дождиком город осыпан,

Поднимается в небо патруль,

Чтоб Москву охранять неусыпно.

Грозен в небе металла отлив,

Долго рокот в сознании длится.

И, любовь глубоко затаив,

Сыновей провожает столица.

Свет из окон не льется. Взгляну —

Фонари все потупились молча.

И патруль устремлен в вышину —

Баррикадой от вражеских полчищ.

Крылья гнев опалил сгоряча,

В сердце — пламень горит безысходно.

Не коснется рука палача

Нашей первой столицы свободной!

С каждой улицы — дым боевой,

Площадь каждая — ширь громовая.

И патруль над моею Москвой

Так бесстрашно и гордо взмывает.

Ястреб ринулся с лету в грома,

Но в наш город прорваться ему ли?

В окнах свет погасив, все дома

Встали рядом, уста сомкнули.

Каждый камень ответит, что тля

Не подточит величье стальное.

Неприступна родная земля,

Неприступно и небо родное.

Пусть же враг свои когти вберет,

Не страшимся их дьявольской меты.

И размеренным шагом грядет

Слава битвы в столицу планеты.

И, вечерний чертеж опаля,

Пламень битвы и зорок и страшен.

Дали слушают голос Кремля,

Орудийную летопись башен.

Векового труда маета

Создавала столицы обличье.

И ничья не наступит пята

На ее вековое величье!

Вся до пояса в глыбах песка

И с мечами прожекторов-стражей,

Вся она для врага далека,

И была и останется нашей.

В небе снова сгущается мгла,

Всё покрыто густой синевою,

Только Кремль подымает крыла,

Как надежный патруль над Москвою!

1942

Перевод Г. Левина

НЕТЕРПЕНИЕ

НЕТЕРПЕНИЕ

Подобно капелькам, что ветер сдул с ветвей,

К вагону брызнули с нагой ветлы пичуги.

С вокзала хмурого, из Пензы, всё ясней

Уже видать тебя, Москва, сквозь дымку вьюги.

Шум площадей твоих уже коснулся нас,

И хлеба твоего отсюда запах слышен.

На улицах твоих гремит: «В последний час», —

И люди головы приподнимают выше!

И телеграфные столбы всю ночь, весь день

Колдуют, душу жгут одним предназначеньем:

К тебе! — сквозь ропот рощ и дрему деревень

По снежным, до небес поднявшимся ступеням

Мы к ночи думаем уже в Рязани быть,

От позывных твоих проснуться в час рассветный...

Уже невмоготу мне песни впрок копить,

Нет сил тебя так жаждать безответно!

1942

Перевод Р. Морана

ВО СНЕ Я ВИДЕЛ МАТЬ

ВО СНЕ Я ВИДЕЛ МАТЬ

Светает за окном... Доехать бы скорее!

Мне слышен стук колес... Уже не задремать.

Во сне я видел мать, и на душе светлее,

Мне так легко всегда, когда приснится мать.

Шлагбаум за окном. А строй гусей гогочет,

Нетерпеливо ждет, пока пройдет состав.

Бежит локомотив и тянет дыма клочья,

Дремоту гонит прочь, протяжно засвистав.

О, сколько сотен верст в дороге я измерил,

О, сколько долгих дней она меня трясла!

Приснилась мне Москва. Входила мама в двери,

Горячие коржи в переднике несла...

Ни слова не сказав, в глаза взглянула прямо, —

Должно быть, поняла: совсем другим я стал...

И оборвался сон... Ответь мне: где ты, мама?

Всё тише стук колес. В окне плывет вокзал.

1942

Перевод А. Ревича

«Забудь, пират, что есть спасенье позади…»

* * *

Забудь, пират, что есть спасенье позади,

Когда выходишь в рейс на пиршество разбоя.

В последний раз на берег погляди,

Он больше не возникнет пред тобою.

Простись с душой преступною своей —

Ревет прибой, норд-остами клубимый,

Стальные каски на крестах снастей

Угрюмо сгрудились в морских глубинах

И ждут тебя в слоистой тишине,

Расставленные смертью, как виденья.

Поведай своякам в их беспробудном сне,

Какое царство им досталось во владенье!

Какой дремучий край, с угодием каким

Зеленых топей и бездонных ямин!

И черный вымпел плещется над ним,

И водит рак по свастике клешнями.

Колышется, травой обвитая кругом,

Колонна кораблей с бронею заржавелой,

У борта каждого зияющим нутром

Чернеет «юнкерса» распластанное тело.

Припав к штурвалу, задремал пилот,

Ему провалы гибельные снятся;

Флажок сигнальный — «Воздух» — не мигнет,

И черным плоскостям со дна не приподняться.

На броненосце — мертвый капитан

Сжимает руль, забыв, куда он плыл в тумане,

Какой был курс ему в приказе дан,

Как путь ему найти назад в Германию...

Шли под эскортом транспорты в морях,

Шли, смерть неся, — уверенны и горды.

Уже пред ними в голубых парах

Крутобережные развертывались фьорды.

Нет, к гавани тебе вовеки не пристать,

Каким бы патрулем ты ни был охраняем;

Ты в море выблюешь погибельную кладь,

Огнем нажрешься ты и орудийным граем.

И ворон весть в Германию снесет,

Что срам ее морские прячут воды, —

Забудь, о бронированный урод,

Что был причислен ты к людскому роду!

1942

Перевод Д. Бродского

МОРЯКАМ

МОРЯКАМ

Раскинулось море широко,

Прибои в простор взметены.

По мутным, по вражьим потокам —

Огонь, Черноморья сыны!

Пусть ярость, как парус раздутый,

Ваш дух понесет, окрылив.

К земле раскаленной пригнуты

Вершины надломленных ив,

Листвой устилают дорогу

И ластятся к вашим стопам.

Безбрежность морская тревогу

Трубит по безбрежным степям.

Тревога несется в предгорья

До южных окраин страны.

В атаку, сыны Черноморья!

Огонь, Черноморья сыны!

Колосья от края до края,

Как копья, сверкают сквозь дым.

Матросская песня лихая —

По знойным дорогам степным.

Предгорья Кавказа прикрыты

Сердцами богатырей,

Где ненависть крепче гранита,

Где ярость алмаза острей.

Матросы, окрепшие в бурях,

Казаки из вольных степей,

На орды убийц белокурых

Всей мощью обрушьтесь своей!

Пусть дерево станет дубровой

И камень гранитной грядой

Подымется в мощи суровой

Пред вражьей разбойной ордой.

Повсюду в пути настигая,

Врага ты в огне утопи!

Тревогу безбрежность морская

Трубит по безбрежной степи.

Возмездье — за кровь и за горе!