Габриэль - Валерий Михайлов

– Оскар, – прохрипел де Лорм, – он сказал, что ты шантажируешь Анну, чтобы затащить её в постель.

– Клянусь, у меня даже мыслей таких не было!

– Теперь уже всё равно.

– Где Оскар?

– Там, – ответил де Лорм и потерял сознание.

– Будьте ты проклят! – закричала виконтесса, кидаясь с кулаками на Габриэля.

– Проклинайте своего отца!

Габриэль со шпагой в одной руке и пистолетом в другой бросился на улицу, но Оскара, разумеется, там уже не было.

История третья

Дорога не была ни широкой, ни узкой; ни трудной, ни лёгкой; ни длинной, ни короткой; ни людной, ни безлюдной… Она была живой, подвижной, изменяющейся после каждого шага. Она была нигде и повсюду. Можно было повернуть в любую сторону, и дорога поворачивала вместе с идущим. Можно было бежать по ней вприпрыжку, идти прогулочным шагом, остановиться и стоять, сесть на обочине, лечь поперёк дороги… Можно было практически всё, и дорога подстраивалась под каждое движение. Но у неё была своя логика, своё видение, своя цель… Логика, которая не была логикой; видение, которое не было видением; цель, которая не была целью. Дорога существовала вне слов и понятий.

Дорогу надо было чувствовать, понимать, знать, куда она хочет вести. Иначе… По ней можно было годами карабкаться из последних сил в гору, брести среди бескрайних песков или пробираться через непроходимые джунгли, а можно было сделать всего один правильный шаг и оказаться в прекрасном саду, в дорогом ресторане или на весёлой пирушке среди друзей.

У дороги были свои ценности. Так многие вещи, кажущиеся очень важными и безотлагательными, вообще не влияли на дорогу, и наоборот, какая-то мелочь, ерунда, безделица могла в корне изменить всё.

В конце дороги путника ждал дом. Он был построен в виде идеальной геометрической фигуры, которая была всеми фигурами одновременно и каждой в отдельности. Это зрелище невозможно описать, как невозможно описать и саму дорогу. У парадного входа прямо на лужайке перед мраморной лестницей сидел человек и пил чай. Это был Джеймс в костюме слуги. Он встречал гостей.

– Не желаешь чашечку чая? – спросил он Габриэля, когда тот подошёл к дверям дома.

– С удовольствием, – ответил Габриэль, присаживаясь рядом с ним.

Как и положено было в дороге, его остановка резко переменила картину. Лужайка превратилась в беседку, вокруг которой благоухали цветы.

– К этому трудно привыкнуть, как и к дороге, – сказал Джеймс.

– Да, – согласился с ним Габриэль.

– Устал?

– Не очень.

Габриэль был не из тех, кто рвался вперёд изо всех сил. Он шёл спокойно, особо не напрягаясь и не утруждая себя почём зря, но и без чрезмерной лени.

Джеймс заварил чай и разлил по чашкам.

– Замечательный у тебя чай, – сказал Габриэль, с удовольствием делая глоток ароматного, горячего напитка с терпким, насыщенным вкусом.

– Я собираю его сразу за домом.

– Скажи, а внутри дом такой же, как и дорога?

– Что ты имеешь в виду?

– Ну… такой же подвижный и бесконечно меняющийся.

– Не знаю, – ответил Джеймс, – я никогда там не был.

– Как?! – удивился Габриэль.

– Мне и здесь вполне нормально.

– И тебе ни разу не было интересно?

– Мне интересно всё и всегда. И здесь не менее интересно, чем там. К тому же кто-то должен встречать гостей, а гость может появиться в любую минуту.

– И тебя ни разу не звал хозяин?

– Я никогда не видел хозяина.

– Почему?

– Потому что он – бог.

– Какой бог?

– Никакой. Просто бог. Я пью чай и встречаю гостей, а не рассуждаю о боге.

– Пью чай и встречаю гостей, – повторил Габриэль. – Ты говоришь загадками.

– Отнюдь. Это ты думаешь загадками. И загадки эти происходят оттого, что твоё сознание неспособно осознавать данную реальность. Ну да это уже философия. А философия иссушает душу.

– Так что внутри дома? – повторил вопрос Габриэль и внимательно посмотрел в глаза Джеймсу.

– Всё и одновременно ничего.

Мимо них, тяжело дыша, прошёл мужчина. Видно было, что он шёл из последних сил, сконцентрировав всю волю на доме. Его дорога была трудна и терниста.

– Подожди, я сейчас, – сказал Джеймс.

– Ты не угостишь его чаем?

– Ни в коем случае. Для него это грех. К тому же он спешит.

– Но на приглашении нет ни даты, ни времени.

– Ты прав. Но это понимают очень немногие.

Лёгким кивком головы Джеймс поприветствовал идущего, который его даже не заметил, и ловким движением распахнул дверь. Когда мужчина оказался внутри, он также элегантно закрыл дверь и вернулся за стол.

– Тогда почему ты остановил меня? – вернулся к прерванному разговору Габриэль.

– Потому что ты кое-что знаешь, только ещё не понял этого.

– Подожди, мне кажется, ты меня обманул! – осенило вдруг Габриэля.

– Разве что самую малость.

– Ты сказал, что хозяина нет дома.

– Сказал.

– Тогда получается…

– Ещё чаю? – улыбаясь, спросил Джеймс.

– Простите, сэр, вас спрашивает господин, пожелавший назвать себя Джеймсом. Я сказал, что вы спите, но он говорит, что это срочно.

Голос Паркера разогнал очарование сна, сюжет которого, стоило только проснуться, напрочь исчез из памяти Габриэля.

– Что? – сонно переспросил Габриэль.

– Вас спрашивает господин Джеймс. Говорит, срочно.

За время службы у Габриэля (а он был нанят сразу после того, как герцог полностью реабилитировал Мак-Розов) Паркер привык к тому, что в дом Габриэля могли заявиться в любое время суток визитёры, похожие как на крестьян, разбойников, беспризорников, так и на королей… Они приносили поклон от Маба, и Габриэль брал их временно на работу, оставлял погостить или уходил с ними, пропадая неизвестно где по несколько дней. Паркера тоже порекомендовал ему Маб. Габриэль не стал любопытствовать, какое тайное прошлое скрывал его слуга, а тот служил ему верой и правдой, всегда в точности исполнял поручения и никуда не совал нос.

– Проводи его в кабинет. Я скоро выйду. И ещё, наверняка, он не откажется от завтрака, так что распорядись на кухне.

Отпустив слугу, Габриэль сел и тупо уставился перед собой. Он всё ещё был под впечатлением сна и сожалел, что так и не смог его запомнить. Его интуиция говорила, что сон нёс важное послание, которое так и не смогло пробиться к его сознанию. Вспомнив о том, что его ждёт Джеймс, Габриэль нехотя поднялся на ноги и начал приводить себя в порядок.

Увидев Джеймса, Габриэль застыл от удивления.

Сам Джеймс был всё таким же. Казалось, само время было над ним не властно. Менялось всё вокруг, кроме него самого. И к этому Габриэль давно уже привык. Поразил же его костюм Джеймса. Обычно он носил одежду торговцев, фермеров или зажиточных крестьян, но на это раз он пришёл к Габриэлю в костюме хайлендера знатного происхождения. К тому же он пришёл, вооруженный луком и стрелами.

Дело в том, что традиционно шотландцы подразделяются на хайлендеров или жителей гор и лоулендеров – жителей равнин.

Хайлендеры считают себя кельтами, потомками скоттов, которые пришли в Британию из Ирландии в VI веке. Несколько тысяч шотландцев, проживающих у озёр в Западном Хайленде и Гебридских островах, и в наши дни говорят на шотландском галльском, древнем кельтском языке, который очень похож на ирландский галльский и сродни валлийскому. Причём известная всему миру национальная шотландская мужская юбка – килт – является частью национального костюма хайлендеров.

Лоулендеры в большинстве своём являются потомками датчан и англосаксов. В отличие от своих горных собратьев, они традиционно носят штаны, причём зачастую даже не клетчатые.

Хайлендеры смотрят на лоулендеров несколько свысока.

У каждого шотландского клана есть день, когда все члены клана надевают свой костюм, где бы они ни были.

Традиционно в дневной шотландский костюм входят: килт, твидовая куртка, простые длинные чулки, тэмешэнте (берет) и кожаный спорран – кошелёк, который висит на узком ремешке, охватывающем бёдра.

Вечером надевается меховой спорран, чулки со своим определённым тартаном, усложнённая, отделанная рюшем рубашка и усложнённая куртка.

Особо следует упомянуть о ноже, который истинный горец носит с собой всегда за правым чулком. Обычно на рукоятке ножа выгравирован цветок чертополоха и вправлен топаз. Мирные люди носят нож всегда с внешней стороны голени, и наличие ножа с внутренней стороны свидетельствует об объявлении войны.

Принадлежность к клану определяется по рисунку тартана – шерстяной материи с образцом линий различной ширины и различных цветов, пересекающих друг друга под определёнными углами. Надеть чужие цвета или заиграть чужую мелодию на волынке во время церемониального марша – грубейшее социальное нарушение.

За порядком строго наблюдает Главный Герольд, Хранитель гербов и старшинства кланов.

Другая весьма почётная традиция в Шотландии связана с гвардией лучников. Дело в том, что шотландцы всегда слыли превосходными лучниками, поэтому их всегда набирали для служения в личной охране короля. Даже сейчас, в наши дни, в случае приезда королевы в Шотландию гвардия лучников – четыреста землевладельцев, должны оставить все свои дела и явиться для её охраны, вооружённые луками и стрелами.