Кусакиро. Книга вторая - Людмила Файер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Люсика скривила мордочку и заплакала.
— Мы больше не встретимся, мы больше никогда не встретимся…
Глядя на нее завсхлипывала и Кусинда.
— Ну, совсем не обязательно… — подумав сказал Кусико. — Нам может очень повезти, и нас всех заберет кто-то один — самый добрый и лучший на свете человек! Тогда нам и разлучаться не придется!
— Давайте об этом мечтать все вместе! — предложила Кусинда. — Мама говорит, что если очень сильно чего-то захотеть, то оно может сбыться. Вдруг и наша мечта такая сильная, что сбудется?
— Давайте! — в один голос согласились Кусико и Люсика.
— Но сначала мы навсегда помиримся и больше никогда не станем друг друга обижать, — заметил Кусико.
— И никого другого тоже! — поддержала брата Люсика.
Котята сцепились хвостиками и все вместе произнесли известную всем деткам замирялку: "Мирись, мирись, мирись! И больше не дерись! А если будешь драться, то я буду кусаться!"…
…В это время Люсинда вернулась с прогулки, выслушав лекцию Алисы "о временах и нравах". Котята сидели спокойно на своих местах и пытались вылизывать свои шубки. Все было тихо, спокойно и благообразно. Люсинда улыбнулась просебя: " Какая же я счастливая мать! Как мне повезло с детишками! Никаких проблем! Какие они у меня молодцы!"
Она легла на бок и лапками подгребла котят поближе к налившимся молоком соскам. Особого предложения не потребовалось. Маленькие ротики враз присосались к молочной реке жизни, и наминая лапками мамин животик, с причмокиванием стали ужинать.
Вскоре в дом пришли остальные звери. И никто и подумать не мог, глядя на пасторальную картину кошки с котятами, что здесь тоже в недавнем прошлом разыгрывались нешуточные интриги и сражения за первенство. Почти как во взрослом мире…
В мире удачи, надежды и зла
Созданы мы, как одно, не делясь:
Брат и сестра — две руки, два крыла,
Солнце и небо, вода и земля!
Мы все обиды друг другу простим,
Беды разделим с тобой пополам.
Брат и сестра… Всё сумеем снести,
Всё, что судьба нам однажды дала!
Есть и друзья, и знакомые, но
Я им скажу, ничего не тая:
Брат и сестра на земле всё равно —
Две половинки единого «Я»!
Я — это ты, ты — это я.
Мы — две мечты, мы — два ручья,
Целое в вечной вселенной!
Ты — это я, я — это ты,
Как два ручья, как две мечты, —
Жизни одно направленье.
(Юрий Арестов)
ГЛАВА 12. САМУРАЙСКИЕ БАЙКИ
Запомни до последних дней
И в голове держи:
Не отрывайся от корней
И Родом дорожи.
Ведь Род — могучая река,
Поток сквозь глубь веков.
А ты, кто юн ещё пока,
Один из ручейков.
Ты — лишь приток большой реки —
Некрепок, неширок.
Но станут воды глубоки,
Когда наступит срок.
Сам, как могучая река,
Притоки породишь.
И Род свой, что живёт века
В потомстве возродишь.
И не прирвётся жизни нить,
Не разомкнётся круг,
Коль память Рода сохранить
Сумеешь ты, мой друг…
(Отшельник)
…— Кусака-сан, наши малыши опять не хотят засыпать без твоей сказки на ночь! — воскликнула Люсинда, замучившись собирать котят в кучку и пытаться их уложить рядком.
Они кувыркались, бесились и расползались в стороны, и их не останавливали никакие преграды, сооружаемые матерью. Она то ложилась поперек манежа, чтобы самой являться преградой, то выставляла лапу, чтобы вовремя отловить пролезшего в щель между ее телом и прутьями непоседу, то брала котенка в кольцо своего хвоста, то зубами за шкирку пыталась удержать попрыгунчика — все тщетно…
Неслухи, мяуча в три голоса, наотрез отказывались засыпать без папиной сказки на ночь.
— Дорогой, брось свои дела, помоги мне их уложить! — взмолилась Люсинда, окончательно потеряв надежду собрать детей в кучу. — Расскажи им одну из своих историй!
— Папа — сказочник! — завопил Кусико. — Папа, расскажи нам про дедушку и бабушку снова! Нам так нравится эта история! Правда сестры?
— Ничего подобного! — ответила Кусинда. — Лично мне больше нравится история про последний бой самураев.
— А мне про спасенного котами мальчика! — перебила сестру Люсика. — Папа, расскажи про мальчика! Ну пожалуйста!
И Люсика изобразила выражение крайней заинтересованности.
— Ну хорошо, — сказал Кусакиро, — я расскажу вам сказку про спасенного мальчика еще раз…
… Я вам уже говорил, что наш род ведет свою длинную, передаваемую от отцов сыновьям, историю.
Первый наш предок — Царапиро Кусияма —
был обычным домашним котом великого самурая Японии Сайго Такамори. Этот необыкновенный кот стал первым котом-самураем в нашем роду. От него и стали вести отсчёт нашего генеалогического древа. Те, кто жил до него, остались безымянными и забытыми в тени его славы. Все это происходило почти двести лет назад в других землях, которые располагаются через большую воду от нас.
Сайго Такамори был великим героем людей. С честью служил своему сюзерену, выполнял все его поручения и участвовал в многочисленных походах и сражениях, которые вел его сёгун. Его кот, Царапиро Кусияма, всегда сопровождал его, лечил, когда самурай получал раны, грел холодными ночами, ходил в разведку, участвовал в кровопролитных боях и был связным между Сайго, воинами его армии и даже сёгуном. Царапиро был не просто котом-самураем, но ПЕРВЫМ КОТОМ, произведенным в рыцарское достоинство за уникальные заслуги.
У многих других воинов также были свои коты. Царапиро обучил их самурайской науке и собрал из них целое подразделение. Каждый самурай брал своего любимца с собой в поход. Порой помощь котов была неоценимой. Никто так тихо не мог подкрасться к врагу и подслушать их планы, подкинуть дохлую мышь на подушку чужого сёгуна, стащить важную реликвию, приносящую удачу, просто от души нагадить ночью в тапки знатному военачальнику или изорвать в клочья драгоценные ЭМАКИ — свитки, состоящие из нарисованных картин и текстов.
Эмаки раскладывали на низких столиках, за которыми сидели на коленях самураи так, чтобы получилось сказание, вроде современной книги. Картины и текст делились на отдельные «эпизоды», описывающие и изображающие сражения, любовные подвиги и достойную смерть самураев. Некоторые из них были очень длинными и достигали многих метров в длину. Представляете, каково было разодрать острыми когтями и зубами несколько метров свитков, сделанных из дорогой окрашенной бумаги или нежного шелка? Это был большой труд и великий подвиг.
Такие произведения искусства очень дорого ценились и уничтожение шедевров каралось мучительной смертью. Те, кто попадался на этом преступлении, долго
