Право на силу - Денис Шабалов

– Родионычу-то доложил уже?

– А как же!

– Вот и не мороси. Он наверняка уже сидит, все вопросы решает. Видишь, даже ГБР не выскочило.

– Да я ничё… – пробормотал Пашка. – Подыхать просто неохота.

Уж в этом Данил с ним мог полностью согласиться – как бы дерьмово ни было их существование, подыхать, тем не менее, совсем не хотелось.

– Значит – ждем команды. Военное положение еще никто не отменял.

Батарей промолчал, словно признавая за Данилом право принимать решения и отдавать распоряжения. Да так в принципе оно и было – Пашкина смена состояла практически из одной молодежи до шестнадцати лет, в рейды пока еще не ходившей и смотревшей на матерых сталкеров, какими представлялся им Данил, снизу вверх с раскрытыми ртами.

Жизнь, полная невзгод, лишений и ограничений, не давала надолго задерживаться в детском возрасте. Как и в средние века или во времена войны, дети Убежища очень рано становились самостоятельным. А уж тем более это касалось ребят поколения Данила – ведь в том числе и на них пришлись все нагрузки первых лет, становление общественного строя Убежища, тяжелый труд практически наравне со взрослыми, вся полнота осознания ответственности за каждый свой шаг, каждое свое действие. В семь – уже хороший помощник, в двенадцать – полноценный, отвечающий за свои поступки член общества, в пятнадцать – воин, обращающийся с оружием достаточно хорошо для того, чтобы постоять за себя в случае опасности.

К поколению Батарея таких суровых требований не предъявлялось – жизнь потихоньку налаживалась, и теперь молодежь Убежища даже в пятнадцать позволяла себе достаточно беззаботный образ жизни, хотя и считалась уже вполне самостоятельной. Данил этого не понимал. Как же так может быть? В семь лет он уже работал на фермах, учился и упорно тренировался под чутким руководством полковника; в четырнадцать – первый выход на поверхность, пусть пока и под присмотром старших, а затем и первый самостоятельный выход; в шестнадцать – первый убитый враг. И теперь, в двадцать один, когда счет перевалил на третью сотню рейдов и второй десяток убитых врагов, – он чувствовал себя по сравнению с этими пацанами матерым многоопытным бойцом.

Ждать долго не пришлось. Спустя буквально часа полтора дверь, ведущая на лестницу на первый этаж, открылась, и на крыше, в сопровождении троих переговорщиков и Ибрагима, показался полковник в своем ОЗК с отличительными парными полосками, намалеванными красной краской на правой руке и ноге. Остановился у бортика, долго смотрел на бронепоезд. Четверка визитеров стояла сзади, помалкивала. Насмотревшись, полковник резко развернулся на месте – и в воинском приветствии бросил руку к козырьку своей старенькой армейской кепки, надетой поверх противогаза.

– Честь имею. Батарей, проводи гостей…

Пашка тут же сделал знак двум бойцам смены, и гости в сопровождении караула потопали к выходу.

Родионыч остался. Подошел к Данилу, остановился. Тут же к ним бочком подкрался Батарей – а ну как интересного чего скажут. Повисло молчание.

– Какие новости, Сергей Петрович? – не утерпел, наконец, Пашка.

Полковник задумчиво теребил «крокодильчик» на ОЗК.

– После обеда собрание командного состава, – наконец прогудел он из-под противогаза. – Интересные новости нам принесли… Ой, интересные…

– А что такое? – вскинулся Данил.

– На собрании, Данил, все на собрании. Спасибо, что подстраховал. А теперь иди-ка ты домой, время уже к обеду подходит. Отбейся часиков до трех, а потом как штык у меня. Двигай.

Данил поднялся, по причине бесполезности даже не пытаясь больше расспрашивать полковника, и потопал вниз: старшой сказал отбой – значит, отбой. К вечеру, так или иначе, все станет известно. Оставалось только набраться терпения.

Глава 6

Орлята учатся летать

Занятия по тяжелой атлетике шли по понедельникам и четвергам. По вторникам и пятницам, с шести до девяти вечера, они занимались рукопашкой. А среда и суббота отводились для теоретической подготовки, и Данил, спроси у него, что интересней, – убей, не ответил бы.

Как же потом, спустя три, пять, десять лет, он благодарил себя, тогдашнего семилетнего балбесика, за то, что надумал удрать. Не будь этой глупой затеи – как знать, сложилось бы все так же, как сложилось теперь? Дед, крепко рассерженный выходкой внука, слово свое сдержал – следующим же вечером Даньку – а с ним и Саньку – препроводили к полковнику, который и взялся за них твердой военной рукой. Родионыч был убежден – и ему с высоты своего опыта и впрямь было виднее, – что дисциплину можно привить не только муштрой, но еще и спортом. Так и начались тренировки, положившие начало последовавшей затем куда более серьезной и основательной подготовке к выживанию в условиях поверхности.

Родионыч отчетливо понимал, что такая кротовья жизнь, какую вели обитатели Убежища, – не вечна. И что настанет день – пускай и спустя десять, пятнадцать лет – когда людям все-таки придется выйти наружу. Нужда выгонит, а что еще вероятнее – тоска по солнцу, небу, ветру. Человек не приспособлен к подземной жизни, два-три поколения – и он начнет вырождаться, а этого уже допустить было нельзя. И вот к тому-то времени и необходимо подготовить бойцов, которые смогут обеспечить безопасность рядовых обитателей Убежища, – люди уже знали, что на поверхности буйным цветом цветет иная, пришедшая на смену человеку жизнь.

Уверенность в том, что когда-нибудь подземное заключение закончится, полковнику внушали дозиметры. Если на момент Начала в окошках приборов мелькали цифры вовсе уж заоблачные, то в течение следующих лет регистрируемый фон снизился до трехсот рентген и медленно продолжал падать. Конечно, до полной очистки было далеко, период распада некоторых радиоактивных элементов составляет не десятки и даже не сотни лет, но Родионыч все-таки надеялся, что еще при его жизни людям удастся вернуться на поверхность.

Первый день занятий начался оригинально – полковник устроил ребятам вступительный экзамен. Кроме Данила и Сашки под его крылом оказались еще его собственный сын Илюха по прозвищу Ариец и Тарас Дума, бывшие тогда еще Илюшкой и Тарасиком. В тот день на орехи досталось всем четверым.

– Перед тем как мы с вами приступим к тренировкам, я хотел бы выяснить ваш общий уровень подготовки, – расхаживая в своем отсеке перед выстроенными в одну шеренгу пацанятами, рассуждал полковник. – Это необходимо для того, чтобы я понял, с какой нагрузкой мы начнем работать. Парни вы уже взрослые, матерые, на Север, вон, собрались, – он кинул полный иронии взгляд на покрасневшего Даньку, – поэтому миндальничать с вами я не собираюсь. Сегодня проведем два теста: тест на общую выносливость и тест на мышечную работоспособность. Во время первого теста вы будете бегать, а во время второго – выполните некоторые физические упражнения… К пробежке прошу отнестись со всей серьезностью, не лентяйничать. Иначе, боюсь, результаты будут как у девяностолетних старичков, и придется мне с вами не спортом заниматься, а лечебной физкультурой… Вопросы есть?

Шеренга молчала.

– Вопросов нет. Тогда вперед, в Большой зал.

Большим залом называлось то самое печально известное бомбоубежище, откопанное по пути к нефтебазе. Убежище это с тех пор практически не использовалось даже под склады – людям было неприятно заходить в то место, которое они помнили мрачным склепом с кучей полуразложившихся тел. Ну а раз такое большое помещение пустует – почему бы не оборудовать из него спортивный зал? Пойдет и это за неимением другого, более просторного. Был еще Малый зал – на первом уровне, – в котором немногие желающие занимались тяжестями, но он для подвижных тренировок не годился. Малый зал был действительно мал, а для рукопашного боя необходим простор.

Сначала они бегали. Прямой, протяженностью в один километр, в Убежище не нашлось, и полковник гонял ребят по трехсотметровому штреку, проложенному когда-то от Большого зала до нефтебазы, – туда, обратно и опять туда. Штрек этот заканчивался гермодверью, снятой с входных тамбуров, за которой находилась разветвленная система ходов, проложенных к днищам емкостей с солярой. Штрек был достаточно просторен, чтобы в нем разминулись два взрослых человека, двигающихся в полный рост, потому для пробежек ребят он подходил наилучшим образом.

Результаты, к удивлению полковника, оказались неплохими. Парадоксально, казалось бы, но факт – дети Убежища, в отличие от детей, росших еще до Начала, не испытывали дефицита подвижных игр и двигательной активности. Коридоры длинные, куда хочешь – туда и беги, и, кроме этой беготни, практически никаких развлечений, в то время как до Начала ребенка было трудновато оттащить от телевизора или компьютера. Родионыч назвал время – три с половиной минуты – на отлично и три сорок – на удовлетворительно. Только Сашка – самый младший все-таки – пробежал на четверку, остальные уложились в твердую пятерку. Полковник был доволен.