Разрушитель меча - Дженнифер Роберсон

И не выпускать из-под контроля магию.

Племена верили, что джихади может сделать невозможное, например превратить песок в траву. Так почему же они не поверили, что я джихади после того, как я вызвал огонь с неба?

Потому что Песчаный Тигр был всего лишь танцором меча, который провел детство чулы. А рядом с ним стоял Аджани. Аджани — огромный, могучий, умный, который по выражению Кота Беллина горел очень ярко — заставил их поверить в себя. Он потратил на это много слов и времени.

Теперь я мог доказать им, что Оракул показал на меня, только сделав то, на что способен один джихади.

А для этого мне нужна была магия.

Жеребец невесело кивнул, потом повернул голову, ткнулся лбом мне в грудь и сильно потерся, что лишило меня с таким трудом сохраняемого равновесия. Я устоял только потому что успел ухватиться за седло, и выругался, когда больное колено напомнило о моем неделикатном отношении к нему.

Песня ветра изменилась.

— Тигр…

Я перестал ругаться и осмотрелся. День превращался в ночь.

Времени уже не было.

Я отвязал жеребца от куста, который он легко мог выдрать, но не выдирал потому что ему и в голову не приходило, что он явно сильнее — и умнее — сидящего в песке растения. Все лошади таковы. Повод я закинул ему на шею и привязал к седлу. Если жеребец вздумает спасаться бегством — чего я опасался — лучше предусмотрительно избавить его от травм. Болтающийся повод обычно рвется, когда на него наступают. Но однажды я видел как нога убегавшей лошади попала в петлю болтавшегося повода, и, споткнувшись и неудачно упав, лошадь сломала себе шею.

— Не поднимайся, — посоветовал я Дел, — а лучше ложись. Можешь даже закрыть глаза или спрятаться под одеяло. Я сам не представляю, что может произойти.

Дел сидела прямо.

— Что ты… Тигр!

Я вынул из ножен меч.

— Эта штука у меня уже давно, а я так и не выяснил, что я могу с ней сделать.

— Или он с тобой!

— Ну… и такое может быть, — я прищурился, спасаясь от песка, выплюнул грязь изо рта и пожал плечами. — Придется рискнуть. И к тому же, баска… может удастся задержать идущих за нами гончих.

— Это может убить тебя!

— Нет, — усмехнулся я. — Убить меня придется тебе, если Чоса слишком разойдется.

Она тут же замолчала.

На это я и рассчитывал; размышления о предстоящем меня тоже не радовали.

И рисковал я гораздо больше, чем она.

Я так думаю.

Аиды, как же я ненавижу магию.

13

Я подумал о песне, просто о глупой песенке. Я не мастер в пении (Дел сказала бы совсем не мастер) и поэтому всегда чувствую себя втройне глупо, когда приходится петь. Я стоял в окружении песков и сочинял песенку, даже напевал вслух, потому что из прошлого опыта знал, что без этого было не обойтись. По крайней мере раньше каждый раз я пел.

Северяне Стаал-Уста мне все подробно объясняли: пение позволяло оживить меч, вложить в него сознание, вызвать силу, скрытую в яватме, омытой тщательно продуманными ритуалами и рунами. Согласно привычным мне представлениям о танце, пение только мешало сосредоточиться. Готовиться к вступлению в круг нужно было совсем иначе: замкнуться в себе, оживить свою душу, успокоить свои чувства…

Аиды, если задуматься, все это звучит странно, а если попытаться объяснить вслух, то получается просто ерунда. Так что попробую проще: я воспринимал себя как оружие, а меч как свое продолжение, поэтому стоило мне только подумать о движении, мечь тут же совершал его, как неотъемлемая часть моего тела.

Раньше у меня был Разящий. Я считал его совершенством, но в бою против Северного танцора меча, повторно напоившего свою яватму, он был разбит. Вместе с Разящим я много лет бродил по Югу и каждый домейн, в котором мы находились, принадлежал нам, хотя об этом не знал владевший им танзир; а среди танцоров мечей, которые правят Югом своим искусством владения оружием и готовностью убивать за деньги, мы с Разящим считались лучшими.

Конечно Аббу Бенсир мог бы возразить и заявить, что это он лучший, но до сих пор не делал этого, потому что наши дороги долго не пересекались. У Аббу была своя часть Юга, у меня своя. Мы уважали друг друга.

Уважал ли он меня до сих пор, я не знал. Возможно. Тот, факт, что он согласился выследить нас, не означал что он потерял к нам уважение, скорее мы просто стоили обещанных денег. В конце концов, ведь именно Аббу бросил мне свой меч в разгар суматохи в Искандаре, когда я лишился своего.

Конечно тогда платить за мою голову никто еще не собирался.

Теперь он бы не бросил мне свой меч, он бы забрал мой, если бы смог… и это заставило меня вспомнить о Самиэле — и Чоса Деи.

Ветер и песок забивали уши. Я слышал низкое рычание, жалобу песчаной бури, отчаявшейся утолить свой страшный голод. Я и раньше слышал эти стоны и чувствовал силу. Если я и дальше буду так стоять, существует большая вероятность, что больше я в своей жизни ничего не услышу — и не почувствую.

Мне удалось повернуть голову и через плечо увидеть Дел. Она скорчилась за песчаным заносом, натянув на голову капюшон и завернувшись в одеяло. Контуры тела терялись в многочисленных складках, но я видел ее: длинные ноги, переплетенные с моими, аромат бело-шелковых волос, щекотавших мне лицо. Я не мог отдать это тело — и дух, скрывавшийся в нем

— на расправу самуму.

Или необузданной магии.

Аиды.

Значит ничего не остается, как только доказать, что я сильнее.

— Ладно, — прошептал я ветру, — давай обсудим, только мы вдвоем, стоит ли дуть в этой части пустыни… или лучше перебраться туда, где собралась толпа танцоров мечей, мечтающих получить наши шкуры… и конечно деньги, которые им за нас обещали.

Самум зарычал громче, визжа, шипя и подвывая. Песок и грязь жалили даже прищуренные, почти закрытые глаза. Ресницы отяжелели от песка, ноздри были наполовину забиты, губы спеклись. Песок скрипел на зубах, обдирал язык и горло. Но я знал, что повернувшись спиной к ветру, я признаю превосходство самума.

Где-то позади меня возмущенно фыркнул жеребец. Я слабо удивился, что он еще не убежал. Наверное он думал, что все еще привязан… нужно было хлопнуть его по крупу и отослать.

Я сжал рукоять двумя руками и поднял меч высоко в воздух. Ветер взвизгнул и застонал, порезавшись об острие. Весь мир вокруг меня был наполнен воем. Волосы срывало с лица и отбрасывало назад, едва не вырывая их из кожи. Я расставил ноги пошире, чтобы не мешало больное колено, зарыл их по лодыжки в песок для устойчивости, и потянулся в воздух за мечом, вертикально разрезая бурю.

Я стоял как настоящий завоеватель, как варвар с мечом, празднующий победу или воспевающий свои подвиги так, что поза говорила больше чем слова: «Я повелитель. Я властелин. И вы, желающие занять мое место, попытайтесь вначале заставить меня подвинуться.»