«Огненное зелье». Град Китеж против Батыя - Владислав Стрелков

Мы подъехали к указанному священником дому. Евпатин соскочил с коня и заколотил кулаком по воротам. С минуту подождав, ударил по воротам сильней. Из-за ворот спросили: «Кто там?» Кубин громко сказал: «Ты Фома Кустаха? Открывай, святой отец на постой к тебе нас определил. Раненый у нас есть. В дом его надо». Ворота скрипнули и раскрылись, к нам вышел мужик лет сорока. Одетый в простую рубаху до колен, подпоясанный кожаным ремешком, на ногах штаны и босой. Поклонился: «Проходите, бояре». Повернувшись, крикнул: «Лукерья! Светлицу приготовь, воды согрей». Олега осторожно занесли в дом. Дом был большой. Большая печь посередине избы, казалось, занимала всю жилую площадь. Олега мы пронесли в огороженную комнату. Впереди, постоянно говоря: «Вот сюда» и «Осторожно, порог – и пригнитесь», семенил хозяин. Олега положили на широкую лавку, застеленную матрацем, набитым соломой. Укрыли одеялом и вышли в сени. Кулибин положил руку мне на плечо: «Матвей, оставайся с братом, а мы за трофеями. Знать бы сразу, взяли б еще там. Но кто знал? Смотри тут…» Сколько времени их не было, не знаю. Я погрузился в такое отчаяние. Как во сне, я наблюдал, как обмывают и перевязывают брата. Потом вдруг рядом оказался священник и что-то делал, оказалось, отпевал. Я и не сразу понял, что Олег умер. В себя пришел от того, что по лицу мне хлестал Кулибин и говорил: «…ицер ты или нет, приди в себя». Я вдруг обнаружил себя перед могилкой с небольшим деревянным крестом. Могилой… брата…

Кубин замолчал, глядя перед собой.

– Что дальше было, Матвей Власович? – спросил я, когда пауза затянулась.

– Как же давно это было. Все и не вспомню. Ясно помнил день первый, а потом как-то размыто все. Помню, как к Москве подъехали. Непривычно было видеть небольшой деревянный кремль с малым посадом вокруг. Потом поступили на службу в дружину к Великому князю Владимирскому.

На большой холстине я разрисовывал карту района, как ее помнил, – все изгибы реки Керженец с впадающими в нее речушками и ручьями. Ставил точки населенных пунктов, но не подписывая их, просто так было проще всю топографию вспоминать. Соответственно, я пояснял, что это за точки. Кубин и отец Григорий иногда подсказывали мне известные им ручьи и овраги.

– Вот, примерно так, – отошел я, любуясь на холстину.

Потом добавил на карте стрелочку и подписал «север». Кулибин одобрительно хмыкнул:

– Хорошая память, Владимир Иванович.

– Привычка все запоминать, – пожал плечами я. – Теперь ваша очередь. В мое время было много полей, просек и лесозаготовительных участков, сейчас лес другой, так что дополняйте.

Матвей Власович взял уголек и начал дорисовывать:

– Вот тут лес сплошь. Тропа есть, но много людей не провести. По тому берегу дубрава, однако завалы такие, что проще вплавь по реке.

– А броды? – спросил я. – В мое время Керженец в этих местах сильно обмелел, и перейти его можно порой лишь штанины закатав.

– Броды есть, – сказал Кубин и ткнул в линию реки, – вот тут, единственный, где Безмень в Кержень впадает, остальные броды гораздо ниже по течению. А река тут достаточно глубока.

Я согласно кивнул. Еще по рассказам отца помнил, что до середины семидесятых годов по Керженцу активно сплавляли лес. По тем отмелям, что были в позднее время, сплава не организуешь.

– Далее… – дед Матвей обвел угольком довольно приличный район, – этот лесной массив практически непроходим. Тут и тут тоже лес. Перелески есть, но молодой поросли много, и тут…

Наконец карта была закончена. Но картой это можно было назвать с большой натяжкой, хотя на данный момент времени, может, единственной и довольно-таки точной. Примерный масштаб как у километровки, но в одном сантиметре вышло чуть более пяти километров.

Из крупных поселений обозначили только Китеж, Заимку и Верши на берегу Ветлуги. Немного полюбовавшись на совместное творение, я спросил:

– Где удел Малика?

– Вот, – Кубин показал на карте. – По краю Кержени и на север.

Удел оказался не очень велик. Тоже мне, княжество. Хотя северные границы дед Матвей не обозначил. И вокруг – непроходимые леса… а как они тогда якшаются? Ведь должны быть хоть какие-то дороги или тропы.

– Матвей Власович, тут ты обозначил этот лес как непроходимый, – озвучил я свою мысль, – что, дорог или троп совсем нет?

– Вот тут есть путь… – и Кубин обозначил пунктиром по краю лесного массива. Я пригляделся и хмыкнул – часть пути совпадает с железнодорожной веткой и частично дорогой местного значения, что будут проложены в будущем.

– А в каком месте черемис поганых видел? Где эта старица, про которую он толковал?

– Тут, почти у брода, – показал дед Матвей чуть выше места, где Безменец впадает в Керженец. – Кстати, эту излучину ты не совсем верно нарисовал.

Кубин подправил изгиб реки, а я отметил, что в будущем там будет деревня Никитино.

– Итак, какие будут мысли?

– Про сбор поместного войска, мыслю, они уже знают, – произнес Матвей Власович. – Уж Кута озаботится о соглядатаях, раз встал на путь иудин. Как думаешь, отче, куда поганые пойдут?

– Я мыслю, у них два пути, – изрек отец Григорий. – Один на запад, каким пришли, второй – вниз по Кержени. Если они двинутся вниз, то вот здесь они перейдут Кержень по броду и по восточному берегу, по высохшим старицам и заливным лугам до низовых бродов, а там хоть во все стороны…

Протоиерей задумался. С минуту он рассматривал карту, затем сказал:

– Князь Владимир Дмитриевич если поспеет, то может отрезать западный путь степнякам… – и протоиерей, взяв уголек, провел пунктир, почти повторяя путь, начерченный Кубиным, но на половине уходящий южнее. – Тут войско должно пройти. Здесь лес чище, и лощина аккурат к реке ведет, а Кержень здесь хоть и глубок, но переправиться можно, и оба берега пологи. Всего десять саженей вширь, может, чуть поболе. – Отец Григорий отметил место на карте. – Почему именно тут? Потому что если князь переправит войско на западный берег Кержени в этом месте, то перекроет степнякам первый путь. Вот, посмотри… – протоиерей опять рисует пунктиры, – здесь можно пройти и здесь. Кута, мыслю, темнику про все пути рассказал. И темник должен оценить каждый путь отхода. Я мыслю, степняки пойдут вниз по Кержени. Почему, как мыслишь?

– В тех местах никакого преимущества у легкой конницы, – сказал Кубин. – Не развернешься. Даже пара сотен для степняков станет хорошей преградой, а вдоль восточного берега довольно широкие луга имеются.

– Именно! – подтвердил отец Григорий. – И именно от этого места можно идти хоть куда, так называемый… э-э-э… забыл…

– Оперативный простор? – подсказал я.

– Да. Видишь? – И Иван Петрович начертил три стрелки: вдоль реки на юг, на юго-восток и восток. – Если темник поведет свой тумен на восток или на юго-восток, то в первом случае выйдет к Вершам, а во втором – к Китежу.

– Значит, надо оставить часть дружины тут.

– Ты прав, мой молодой друг, – улыбнулся отец Григорий. – Именно об этом и речь. Смотри, какая там особенность…

Протоиерей на чистом месте холста схематично нарисовал реку, рядом две узких и одну широкую полосу, которая сужалась в нижней части.

– Вот это Кержень, – Иван Петрович показал на левую полоску, – это – старица, местами заболочена, а это, – он показал на сужающуюся полосу, – луг. И по краям лес с дикими завалами. Вот тут, с луга, можно узким местом пройти, всего четверть версты по старому руслу. А там…

– Оперативный простор… – пробормотал я. – Хорошо местность знаете, даже карты не надо.

– Довелось хаживать, когда мордву замиряли, – пояснил отец Григорий, – я тогда еще тысяцким был.

– Ясно, – я еще раз внимательно посмотрел на карту. – Значит, князь идет с дружиной к Керженцу, переправляется, оставив часть ратников тут, – я ткнул в точку на карте, – затем он проходит здесь, проверяет все места, где черемис Никола видел степняков, и, если их не находит, идет к Безменинскому броду и движется вниз по реке.

– Именно так, – подтвердил отец Григорий.

– Хороший план, – сказал я. И мысленно хихикнул – некоторый подтекст выражения, вкупе с тем, что мы тут все за всех решили, несколько веселил. – Осталось довести решение штаба до полководца. Не заартачится ли княже?

– Владимира Дмитриевича я беру на себя, – произнес протоиерей. – И о тебе, Владимир Иванович, с князем поговорю.

– Заградотряд?

– Он самый, – кивнул Иван Петрович. – Устоишь в сражении – станешь воеводой. Об этом я тоже с князем потолкую.

Глава 8

Дружина переправилась на западный берег Керженца, оставив под моим началом часть ратников. В общем, мне достались мощные, блин, силы. Триста сабель, если полусотню отроков не считать. Впрочем, после подсчета всех ратников оказалось, что собралось две тысячи бояр и оружных холопов. Еще подошло городское ополчение, но их было всего чуть более тысячи. Вот и получилось, что против шести-семи тысяч кочевников мы выставляем всего четыре с половиной тысячи.