Тайный бункер абвера - Александр Александрович Тамоников
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Сложно, — с досадой протянул парнишка и тут же переспросил: — Зачем нам этот кинотеатр, он ведь даже не работает? Одни развалины остались. Лучше бы, товарищ капитан, нанести удар по госпиталю и по вокзалу. Вот где фрицев куча. Бомбы сбросить на них, вот и всего делов!
Глеб остановил распалившегося Громова:
— Сережа, вспомни о бабушке и брате. Ведь при взрывах может пострадать и мирное население. Поэтому так опасно действовать наскоком. Немцы такую тактику применяют, называется «выжженная земля». Разрушают коммуникации, дома, дороги, колодцы заваливают отравой, чтобы никто не смог больше жить или воевать на этой территории. Мы не фашисты и такие методы не используем.
Громов замолчал и теперь шел, опустив голову, думая о чем-то своем. На его лицо легла тень. Парень испытывал тоску и злость от своей беспомощности перед силой немецкой армии. Шубин прекрасно его понимал, когда-то и сам был совсем юным разведчиком, хотел сделать все мгновенно и легко, злился на опытных товарищей за их выдержку и неторопливость действий. Тогда еще не зная, что цена выучки разведчика — жизни людей, столкновение со смертью лицом к лицу.
А Сергей шел, не зная, как утихомирить пожар, что бушевал в груди. Ни бомбы, ни взрывы не берут этих немцев, что за армия такая у Гитлера, что они не могут с ней справиться. Шубин решил поддержать паренька:
— Не вешай нос, Сергей. Придумаем план, такой, что жарко везде будет. Столько всего важного за сутки мы узнали, и хорошо, что собрали сведения. Представляешь, сунулись бы прямо на проволоку, под пули. Не вернулись бы обратно, и все насмарку.
Хотя самому разведчику ничего не шло в голову. Он еще не у себя, предстоит вернуться обратно. А переход через границу фронтов всегда опасный шаг — если не обстреляют немцы, то можно попасть под пули красноармейцев. На таком расстоянии никто не будет разбираться, что за человек идет со стороны врага. Пулю отправил — и готово!
Возле ельника, где остался груз Громова, им пришлось распрощаться. Но Шубин сразу предупредил своего проводника:
— Через двое суток жду тебя здесь. Бери проверенных людей из своего отряда, крепких и выносливых. Таких, как ты, чтобы хоть трое суток на ногах в лесу провели и не жаловались.
Сергей впервые улыбнулся, слова о его выносливости были приятны. Настоящий разведчик оценил стойкость духа парня, поэтому теперь он с нетерпением хотел вернуться и принять участие в операции. К тому же ликвидация секретного объекта в Маевске для него означала, что фронт, Красная армия уже близко и совсем скоро после разведки и тайных ударов начнется наступление по всему фронту. Его город, его близкие будут свободны от немецкой оккупации! Громов не выдержал, выпалил, перед тем как Шубин исчез между черными густыми лапами елей:
— Я столько лет ждал. Верил, всегда верил, что мы немцев одолеем! Все сделаю для победы, я на все готов.
Глеб полз по колючей хвое, потом долго по сырой холодной земле, содрогаясь от сырости. Тело деревенело от усталости, зато его грела мысль, что верных напарников для опасной операции он уже нашел. Они все повторяли как один, что готовы отдать жизнь, готовы на любые опасности, лишь бы прогнать Гитлера и его армию с родной земли.
Но возвращение прошло тяжело, на нейтральной полосе Шубин оказался уже на рассвете. Скинул германскую форму, чтобы свои не начали обстреливать, не признав разведчика, и как был, в одном белье, пополз через открытый участок — распаханную взрывами местность, состоявшую из пригорков и овражков. От холода уже знобило, ветер разорвал туман на клочки и теперь выдувал остатки тепла из-под тонкой рубахи. Глеб не мог сдержать озноб, который волнами сотрясал его. До конца нейтралки оставалось еще метров сто, как вдруг макушку обожгла пуля, а в ушах загрохотала пулеметная очередь. Глеб вжался в землю, слился в одну линию с пожухлой травой — прямо над спиной и затылком свистели пули. «Вот же гад, начал спозаранку долбить», — выругался про себя Шубин. Стреляли с немецкой стороны, какой-то бдительный караульный приметил белое пятно или различил в утренней серости движение на границе и принялся поливать из пулемета открытый пятачок. Пули летели сплошной стеной, даже приподнять голову или поменять положение тела было опасно. С противным чирканьем пули впивались совсем рядом, лишь немного не долетая до распластавшегося на сыром грунте разведчика.
Вдруг от советского окопа раздался крик:
— Держись, паря, я сейчас приструню фрица!
Мелькнула шапка, а затем на левом фланге грохнул выстрел «мосинки». Пулемет заглох, но Глеб не стал даже пытаться рассмотреть, что произошло на вражеской стороне. Такое затишье бывает обманчивым, стоит только шелохнуться, и новый град пуль изрешетит воздух. Иногда под обстрелом приходится лежать часами, потому что выстрелы несутся с обеих сторон. Особенно стараются немецкие пулеметчики, которые из защищенных гнезд стремятся взять реванш, подавить волю красноармейцев огневой стеной смерти. И все же помощь пришла: на левом фланге стрелок принялся обстреливать пулеметное гнездо, выскакивая каждый раз для выстрела из окопа на бруствер. Шубин понял — советский стрелок отвлекает внимание, дает ему возможность добраться до спасительного окопа. А немец, напуганный неожиданным резким ответом, затих, лишь иногда давая уже совсем слепые очереди.
Глеб сгруппировался, его приободрил крик стрелка:
— Давай, паря, сигай быстрее, пока немчура хвост прижал.
Разведчик вскочил и бросился бежать. Метр, второй, третий! Просвистели пули, обозленный пулеметчик снова зарядил свое оружие, но огневая стена осталась за спиной. Прыжок и падение в сырую землю окопного укрытия. Получилось! Раздались шаги, и над Глебом нависло лицо пожилого усатого ефрейтора.
— Живой, паря?
Шубин, на секунду ослепший в сумраке траншеи, начал подниматься:
— Живой, целый. Отец, спасибо, прикрыл. А то весь день пришлось бы лежать на нейтралке из-за этого стрелка.
Усатый красноармеец погрозил кулаком краю окопной щели:
— Я этого лиходея ужо прищучу. Третий день с ним перестрелку ведем. Как начнет тарахтеть, сладу с ним нету. А сам трусливый, как заяц, чуть пальнешь, затихнет. Ужо я его выкурю из норы, ишь
