Инфернальная мистификация - Александр Арсаньев

– А разве это не так? – опасливо осведомилась кузина. – Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду…

«В случае же малейшего нарушения сего обязательства моего подвергаю себя, чтобы голова была мне отсечена, сердце, язык и внутренности вырваны и брошены в бездну морскую; тело мое сожжено и прах его развеян по воздуху», – невольно вспомнились мне слова из древнего рукописного устава нашей масонской ложи, хранившегося в архиве за семью замками под особой ответственностью хранителя архива и двух сюрвельянов – официальных орденских надзирателей. Однако я ни минуту не усомнился в правильности избранного мною пути и не пожалел о судьбоносной встрече с Кутузовым.

– Не так, – коротко бросил я. – И давай больше не будем об этом! Мне и причитаний Миры довольно!

– Ты нервничаешь, – встревоженно проговорила Божена. Ее синие глаза потемнели и казались мне теперь такими же серыми, как ненастное небо. Божена за меня волновалась, и я это чувствовал.

– В какой-то мере, – признался я. – Мне до сих пор еще непонятно толком, что творится с Элен. Возможно, если бы я был розенкрейцером и был больше посвящен в магические вопросы…

– Яков, как ты можешь верить в это? Как можешь говорить об этом на полном серьезе? – дивилась Божена. – Графиню ведь водят за нос из-за ее наследства, это же ясно, как божий день! – Она стукнула зонтиком об ограду, и он сломался. – Ну вот, – жалобным голосом простонала она. – Французский…

– Мне кажется, что ты права, – с сомнением отозвался я. – Но нельзя отрицать и возможность вмешательства каких-либо потусторонних сил.

– Например, скрывающихся под видом какого-либо актера или… певца, – Божена тряхнула головой, и ее прическа рассыпалась. – Вот еще не было печали. Я велю взашей гнать своего цирюльника! Что это еще за coiffure он мне сделал на голове?

– Вам так больше идет, – улыбнулся я. – Но вы имели в виду кого-то конкретно? Такое лицо существует? Почему вы молчите? – Мне казалось, что Божене известно гораздо больше, чем она говорит.

– Возможно, – уклончиво ответила кузина, делая одну за другой безрезультатные попытки собрать останки своего изящного зонтика. – Сначала я не придала всему этому значения, а потом сложила в уме кое-какие факты и…

– Ну так говорите же! – воскликнул я.

– Около года назад в свете ходили кое-какие слухи… – вкрадчиво начала Божена, но осеклась. – Все-таки это – сплетни.

– Если это может иметь какое-то отношение к делу Элен, – я молитвенно сложил руки у себя на груди, – то расскажите мне.

– Ну да ладно, – отважилась, наконец, Зизевская. – Тем более, ты ведь не используешь эту информацию во вред молодой графине?.. – она бросила на меня пытливый взгляд своих глаз, которые снова сделались ярко-синими.

– Разумеется, нет! – выдохнул я. Мне уже так надоело торчать на этом проклятом кладбище.

– Марию Александровну якобы на маскараде уличили в связи с каким-то там актеришкой из Каменного театра, – брезгливо проговорила Божена.

– С актеришкой?! – я не верил своим ушам.

– Ну да, – подтвердила Божена. – Правда, Наталья Михайловна всеми имеющимися у нее средствами пресекла эти слухи и увезла свою дочь за границу, будто бы на лечение…

– Очень интересно, – проговорил я в ответ. – И что же сталось с этим актеришкой?

– А мне-то откуда знать? Бог с тобой, Яков! – Божена перекрестилась. – Хотя…

– Вы ведь что-то знаете, скажите мне, – настаивал я на своем. – Ведь эти люди могут свести несчастную Элен в могилу или совершенно лишить ее рассудка, запугав своими адскими проклятиями до полусмерти! Луше-то они уже загнали кол в сердце, – заметил я. – И это несмотря на то, что, как выясняется, она служила им верой и правдой!

– Да, Яков, – неохотно согласилась Божена, – пожалуй, умолчать обо всем, что я знаю, было бы с моей стороны преступно. Ты уже встречался с Орешниковым? – неожиданно спросила она.

– Конечно, – кивнул я в ответ.

– Ну так вот, – протянула Божена Феликсовна. – Николай когда-то волочился за одной барышней, которая в ту пору приятельствовала с Машей Олениной. Эта барышня сейчас замужем за князем Курочкиным. Она, я просто уверена, должна что-то знать!

– Ты можешь устроить мне встечу с этой… Как ее? Курочкиной? – У меня появилась кое-какая надежда, что ситуация начала проясняться.

– Варей Курочкиной? – задумалась Божена. – Пожалуй.

– Захочет ли она со мной разговаривать? – забеспокоился я. – Ведь Мари как-никак ее подруга.

– О! На этот счет можешь не волноваться! – заверила меня Божена Феликсовна. – Они рассорились из-за какого-то пустяка, так что Варвара Алексеевна будет только рада посплетничать!

На этом мы расстались с кузиной, и я поспешил домой, где меня дожидалась Мира с обедом и мой Золотой дракон с очередной партией в вай-ки, одной из четырех королевских дальневосточных игр.

– Бедную девушку похоронили? – робко осведомилась Мира, когда я появился в дверях гостиной.

– Да, как и полагается, по христианскому обряду, – я присел у камина погреть свои окоченевшие руки.

– Яков Андреевич, вы не бережете себя, – проговорила индианка и сжала мои пальцы в своих горячих смуглых ладонях.

– Ты похожа на цыганку, – почему-то заметил я. Сегодня особенно бросалась в глаза ее дерзкая восточная красота.

– И где же вы пропадали так долго? – осведомился Кинрю. В этот раз он был настроен решительно, о чем говорило его сопение и раздувающиеся ноздри. – Как вы вообще могли без меня выйти из дома?! – воскликнул он.

– Яков, тебе удалось что-то узнать? – догадалась Мира.

Сегодня она была в длинном люстриновом темно-зеленом платье. В ушах у нее раскачивались массивные изумруды, которые она привезла с собой из Калькутты.

– Тебе подсказали карты? – поинтересовался я, осторожно высвобождая свои пальцы из ее рук.

– Нет, – улыбнулась Мира, – но блеск твоих глаз выдает тебя с головой. Ты виделся с Боженой! Вот! Золотистый волос! – Мира ткнула пальцем на край моего шарфа. – Но ты же говорил, что пойдешь на кладбище…

– Только этого мне еще не хватало, – проговорил я расстроено, – отчитываться перед тобой! Я встретился с Боженой на Васильевском осторове!

– А она-то что там забыла? – спросил Кинрю, оторвавшись от своей медитации.

– Ну, – протянул я задумчиво, – моя кузина не лишена женского любопытства, острого чутья, недюжинного ума и доли аналитического мышления!

– Вы высоко цените свою кузину, Яков Андреевич, – подчеркнуто вежливо проговорила Мира. Она обиженно надула губки и уселась за клавикорды.

Однако в этот раз индианка не стала играть, а только перебирала ноты на стане, словно вызубривала их наизусть с листа.

– Она дала мне в руки ниточку от клубка, – усмехнулся я. – Как же мне ее не ценить?

– Золотистую ниточку? – ревниво осведомилась индианка.

– Мира, о чем ты? – всплеснул я руками. – Разве мне сейчас до каких-то интрижек! К тому же она мне сестра! Выбрось ты, наконец, свои бредни из головы!

– Двоюродная сестра, – мрачно проговорила Мира.

Я заехал к Божене в половине седьмого. Сегодня она не принимала гостей и готова была сопровождать меня.

– Ты готов к разговору с княгиней? – осведомилась Божена Феликсовна, поправляя на голове перкалевую шляпу с тюлем. Я ничуть не сомневался в том, что такие шляпы совсем недавно начали носить дамы в столице Франции. Санкт-Питербургская Цирцея молниеносно перенимала моды.

С Варварой Алексеевной Зизевская приготовилась встретиться в платье из василькового перкаля с отделкой «бульонами» и прозрачными тюлевыми ажурами. На груди у нее лежала бледно-голубая батистовая косынка. Сапфировые серьги в ушах Божены играли всеми цветами радуги.

Поверх платья Божена надела длинный темно-синий суконный плащ с двойным воротником, отделанный кистями. Кузина зашнуровала его, надела перчатки и велела кучеру запрягать лошадей.

– Яков, ты заметил, какой сегодня выдался утомительный день? – вскользь поинтересовалась она, спускаясь с лестницы.

Я молча усмехнулся, полагая, что все это только начало «утомительного» пути.

– У тебя красивая трость, – Божена Феликсовна кивнула на мою бамбуковую дубинку.

Как истинная светская женщина она никак не могла обойтись без комплимента. Я тоже отметил ее прическу, сережки и плащ.

Варвара Алексеевна оказалась довольно миловидной особой с кукольными голубыми глазами, обрамленными ажурными золотистыми ресницами. У нее были белокурые локоны, пухлый ротик и тонкий носик с горбинкой.

Она ждала нас в большой гостиной, стены которой были обтянуты розовым шелком.

– Божена, вы намекали, что у Якова Андреевича имееются ко мне какие-то там вопросы? – робея, осведомилась Варвара Алексеевна.

Княгиня Курочкина была в белом шелковом платье, отделанном гирляндой сирени. Я вспомнил, что видел ее как-то на одном из светских приемов.