Инфернальная мистификация - Александр Арсаньев

– Господин Раневский? – окликнул я его удивленно. – Что вы здесь делаете? Что намереваетесь здесь найти? Ведь, кажется, постоялец-то этой квартиры уже съехал.

– Уж не векселя ли? – в тон мне предположил Кинрю.

– Да как вы смеете! – воскликнул Раневский дрогнувшим голосом.

Я заметил, что Раневский действительно был в белом бурнусе.

Я бросил пытливый взгляд на японца, но он отрицательно покачал головой мне в ответ. Итак, мне оставалось положиться только на его острое зрение.

– Это не ваше дело! – Подбородок Андрея Раневского задрожал, черты лица исказились, и он стал похож на какого то бездарного опереточного актера. – Вы наслушались этих сплетен! Да, я попал в сложную ситуацию, но, – он поднял вверх указательный палец, – я никогда не опустился бы до того, чтобы красть свои долговые расписки!

– Охотно верим, – ответил я, чтобы хоть как-нибудь его успокоить. Раневский выглядел отвратительно. На какой-то миг мне показалось, что он тоже сошел с ума и с минуту на минуту начнет рассуждать о вампирах и оборотнях или бросится на нас с Юкио Хацуми с бронзовым канделябром в руках.

– Кузнецов съехал с квартиры, – зло проговорил Раневский, – но он еще не перевез отсюда все свои вещи!

– И чего же вы все-таки ищете? – вкрадчиво поинтересовался я. – Вы не боитесь, что вам придется отвечать за этот погром перед квартирной хозяйкой?

– Я и сам не знаю, что ищу! – в отчаянии махнул рукой Андрей Раневский. – И ничего я не боюсь, – решительно добавил он, как мне показалось, несколько опрометчиво.

– Вы в своем уме? – холодно осведомился Кинрю, щелчком своих узловатых пальцев оправляя манжеты на рукавах.

– Вы думаете, что я тоже помешался, как бедняжка Элен, – горько усмехнулся Раневский. – Так вот, вы ошибаетесь! На моем роду нет никаких проклятий, – Андрей произнес это с такой грустью в голосе, словно жалел об этом.

– И все-таки, почему вы перевернули эту квартиру вверх дном? – продолжал я стоять на своем.

Раневский проигнорировал мой вопрос.

– Вы в самом деле верите, что Елену Александровну преследует какой-то вампир? – скептически поинтересовался он.

– Нет, – покачал я головой, – не верим. Но мистификатором может оказаться любой. Кто угодно! И вы в том числе! – Я ткнул ему пальцем в грудь.

– Ну уж нет! – воскликнул Раневский. – Чтобы я изводил любимую женщину!? Да за кого вы меня принимаете на самом-то деле?!

– За отвергнутого влюбленного, – ответил я. – А еще за человека, промотавшего свое состояние!

– Но чем же тогда Кузнецов лучше меня? – затравленно взглянул на меня Раневский. – У него у самого за душой нет ни гроша! Вы можете навести о нем справки у полкового начальства!

– Но граф Владимир Оленин… – прервал было его я, но Раневский не дал мне договорить.

– Граф Владимир Оленин – слишком внушаемая особа! Он верит каждому слову поручика Кузнецова, потому что тот внушил ему, что они преданные друзья! Я вообще не понимаю, как Кузнецова еще держат в полку!

– Но ему верит не только Владимир, – заметил я. – Ему доверяет и Наталья Михайловна!

– Графиня верит во все, во что хочет верить ее родная дочь, – невесело усмехнулся Раневский. – Она под каблуком у Мари, как иной муж находится под каблуком своей не в меру властной жены!

– Но если сама Маша верит ему?.. – все же продолжил говорить я. – К тому же что-то я не замечал в Марье Александровне особого своеволия и властности!

– Просто вы ее не достаточно хорошо знаете, – отмахнулся Раневский. – Хотя я сам не очень-то понимаю, как она может верить человеку, который сначала ухаживал за ее сводной сестрой, а потом перевел внимание на нее.

– Ну, женская душа – загадка! – ответил я, невольно вспомнив о графине Полянской.

Насколько мне было известно, графиня до сих пор жила в Петербурге затворницей и не выезжала в свет. И это с ее-то изумительной красотой и русалочьими глазами! Злые языки утверждали, что она до сих пор влюблена в мальтийского бальи, изгнанного своими же иоаннитами с родины.

– Воистину, – нервно отозвался Раневский. – Я не понимаю Элен! Как она-то может терпеть этого мерзавца под крышей своего дома?! Ведь ей-то известно наверняка, что это Кузнецов с легкой руки Мари расстроил нашу с ней свадьбу!

– Мне показалось, что к мнению Елены Александровны в доме Олениных не слишком-то прислушиваются, – заметил я. – Но о Мари вы говорите действительно странные вещи!

– Ничего странного, – пожал плечами Раневский, – уязвленное женское самолюбие.

– Ну так что же вы ищите? – не выдержал, наконец, Кинрю.

– Доказательства, – невозмутимо ответил Раневский. Он устало облокотился о стену, обитую шелком.

– Какие еще доказательства? – поинтересовался я.

– Доказательства вины Константина Григорьевича Кузнецова, – сухо ответил Андрей Раневский.

– Ничего себе вы загнули! – воскликнул я. – И в чем же этот человек виноват?

Нет, и у меня порой закрадывались кое-какие мысли на его счет. Но чтобы вот так в открытую обвинять перед мало знакомым человеком поручика лейб-гвардии Семеновского полка в…

– В ифернальной, адской мистификации! – прервал мои мысли Раневский. – Он заставил поверить Элен, что вампир существует, а всех ее родственников – в то, что она сумашедсшая! И я это докажу! Должны где-то быть какие-то вещи, костюмы, чернила какие-нибудь специальные… Где-то же должен он их держать!

– А вы не подумали, что и вас можно было бы обвинить в том же самом? – осторожно заметил я. – Ведь вы могли мистифицировать Элен из мести…

– За что мне мстить Елене?! – ужаснулся Раневский.

– Она отказала вам, – невозмутимо заметил я. – А вместе с любимой женщиной вы потеряли еще и наследство – родовое имение, доставшееся Элен в наследство…

– Вы с ума сошли! – схватился Раневский за голову. – Нет, определенно, в этом городе все посходили с ума!

Когда мы покинули бывшую квартиру Константина Григорьевича Кузнецова, Андрей Раневский по-прежнему оставался там. Мы условились с ним о встрече этим же вечером у него на квартире. Раневский все еще продолжал искать какие-то мнимые доказательства… Или, может быть, не такие уж и мнимые? У меня до сих пор не было стройной версии относительно того, кто же все-таки разыгрывал из себя вампира! Вина поручика Кузнецова была вполне допустима, но не доказана!

– И куда же мы сейчас отправимся? – осведомился Кинрю.

– Есть у меня один хороший знакомец. Может, именно он и прольет свет на кое-какие вопросы.

Я намеревался навестить прапорщика артиллерийской бригады Боброва, с которым познакомился еще в битве под Лейпцигом. Это был человек «маленький», но исключительно честный.

Кинрю остался ждать меня в экипаже, я же попросил вызвать мне из казармы Матвея Боброва.

Спустя полчаса Бобров вышел ко мне в новеньком мундире, хорошенькой шинели с франтоватым шарфом, в серебряном высоком кивере на голове с серебряными кишкетами, в сияющих ботфортах и, конечно, при шпаге.

– Глазам своим не верю! – воскликнул он. – Яков! Сколько лет, сколько зим! Что тебя ко мне привело?

– Дела, к сожалению, – ответил я. – Не хочешь проехаться со мной на Английскую набережную? Нам переговорить не мешало бы… – Мне не хотелось обращаться непосредственно к начальнику гвардейской бригады Великому князю Михаилу Павловичу, хотя я нисколько не сомневался в том, что он меня обязательно выслушает ввиду моей принадлежности к Ордену и близкой дружбы с Иваном Кутузовым.

– Какие такие дела? – осведомился Бобров, усаживаясь в экипаж. – Что случилось-то? Уж не касаются ли они поручика Кузнецова? – он пытливо уставился в упор на меня своими светло-голубыми глазами.

– А что, ходят какие-то тревожные слухи? – осведомился я. – Ты, видимо, мысли мои читаешь на расстоянии…

– Да, ходят слухи, что он разорился совсем, стрелялся с кем-то, промотал батюшкино наследство и… Тьфу! – Матвей Бобров досадливо махнул рукой. – Все это – бабьи сплетни! И чего это я только тебе их выкладываю?

– Ты не договорил что-то… – осторожно заметил я.

– Жениться он выгодно собирается, на сводной сестрице своего ближайшего друга, – сдался Бобров.

– Ты Оленина имеешь в виду? – догадался я.

– Вот именно, – подтвердил Бобров, кивнув головой. – И он совсем не в курсе истинного положения дел.

– Так что же вы ему глаза не откроете? – вмешался в разговор молчавший до сей поры японец. – Он же друг вам? Товарищ боевой? Или как?

– Да кто же такие вещи в глаза станет говорить?! – возмутился прапорщик артиллерийской бригады. – К тому же граф Оленин и нравом горяч. Кто же захочет стреляться-то с ним? Ему же жизнь и испортишь. А тебе, Яков, – он подмигнул мне, намекая на мою принадлежность к франкмасонскому братству, – думаю, и самому вполне по силам разобраться с поручиком! Только что там еще за история с вампирами?