Бескрылый ангел - Аделина Белая

И надо бы как-то задействовать балкон. Может, установить на нем телескоп? Обогнув Звездную карусель, сын владельца «Эйфории» вышел на балкон.

Апрель обдал Марка непорочной свежестью. Ветер развевал ветви берез, доносил со двора старого пятиэтажного дома детский смех. Маленькие люди куда-то спешили по тротуару и в автомобилях, наполняли игрушечные автобусы и трамваи. Беспомощные существа, бессмысленно копошащиеся на поверхности земли, погрязшие в мелких заботах и не желающие, боящиеся посмотреть в открытое лицо истины. Это они лишили его, Марка, чего-то очень важного, придавили к земле, обескрылили. «Отче! прости им, ибо не ведают, что творят», вспомнил он вдруг молитву Иисуса на кресте. Иисус простил людям их несовершенство. Что же остается ему, Марку? Да, у него нет больше крыльев. Но он все равно любит этих маленьких, беспомощных существ. Да, любит! Сейчас, в такое восхитительное, переполненное расцветающей жизнью утро, он отчетливо осознал это. Что-то весеннее, чистое, радостное белой птицей впорхнуло в оттаявшую душу Марка, заставило по-детски беззаботно рассмеяться. Да, жизнь стоит того, чтобы жить! Она бесконечна, невероятна, полна головокружительного счастья и беспредельной свободы. Марк с радостным всхлипом вдохнул сияющий апрельский воздух и запрыгнул на широкие каменные перила. Ликующе-голубое небо с пушистыми облаками переполняло его восторгом, и он легко оттолкнулся от своей непрочной опоры. Значит вот для чего он жил! Ради этого мгновения стоило родиться! Марк купался в потоках весенней свежести и света, и ему хотелось, чтобы весь город, вся планета увидела его полет, чтобы люди, отбросив страхи и сомнения, устремились вслед за ним. Но прохожие, видимо, были слишком заняты своими делами, и никто не поднимал головы. Марк засмеялся в вышине, потом спустился пониже, до уровня крыши девятиэтажного дома. На пустынной детской площадке мальчик лет трех возил большую машинку от песочницы до мамы, скучавшей на скамейке. Подняв головку, малыш увидел Марка и радостно закричал: «Он летит!» Женщина посмотрела вверх и испуганно вскрикнула: «У него же нет крыльев!»

Марк засмеялся и взмыл к облакам, откуда город казался нарисованным. «Это невозможно! — пронеслось в голове ядовитой стрелой. — Я не могу летать. У меня же нет крыльев!» Внезапный страх сковал тело и душу. «Господи, спаси меня!»- лихорадочно вспыхнула и тотчас же угасла, затерявшись в хаосе отчаяния, последняя мысль Марка…

Эпилог

Сияющим апрельским утром к Н-му кладбищу подъехал темно- синий перламутровый автомобиль. Из него вышли два человека в одинаковых серых костюмах и черных очках: молодой и еще не пожилой, но уже поседевший и полысевший. В первом проницательные прохожие с удивлением узнавали экстравагантного Серебряного Элвина, а во втором — одного из владельцев «Эйфории». А непроницательные принимали пару в серых костюмах за сына и отца.

За год, истекший со дня гибели Марка, Вячеслав Софонов очень привязался к Андрею и даже собирался сделать его преемником «Эйфории».

Андрей и Вячеслав подошли к могиле, над которой возвышалось мраморное надгробие с большой фотографией красивого смеющегося юноши с длинными волосами.

На рыхлой могильной земле крест- накрест лежали две увядшие белые розы. Их принесла девушка в белом платье. Она долго стояла над могилой, а потом быстро зашагала в сторону церкви. На следующий день Ангелина вышла замуж за Никиту и уехала с ним в другой город. В этом все слишком напоминало о Марке.

Вячеслав был давно равнодушен к Ангелине, как и ко всем другим дочерям «Эйфории», исключая разве что Карину, которую он иногда, пьяный, приводил к себе домой, и рояль то радостно всхлипывал, то грустно томился, чтобы вновь разразиться исступленно-радостными рыданиями. Марии было все равно. Она не узнавала мужа и верила, что ее сын стал ангелом и улетел на небо.

О смерти Марка много говорили. Газеты писали, что он покончил с собой, прыгнув с высоты, а в одной даже появилась статья о том, что в день смерти сына владельца «Эйфории» над К. видели летящего юношу и, вероятно, это и был Марк Софонов.

— Ему было бы только двадцать два, — вздохнул Вячеслав и опустился на скамью. — Из него мог бы получиться гениальный художник.

— Все люди — гении, — небрежно заметил Андрей и сел рядом.

— Я не понимал его, — продолжал владелец «Эйфории». — Вернее, не хотел понять.

— Думаю, он простил вас.

— Я страстно люблю джаз, — признался вдруг владелец «Эйфории» и, помолчав, добавил. — А ты… ты еще можешь…

— Я переделал «Крылатого мальчика», — улыбнулся Андрей.

— Как? — испугался Вячеслав.

— В последней сцене он летит к синим горам и зовет за собой людей.

— Но это неправдоподобно!

— Потому что побеждает добро? — возмутился Андрей.

— Сейчас ты напоминаешь мне сына, — после недолгой паузы произнес Вячеслав и, помолчав еще немного, добавил. — А знаешь, я не оставлю тебе «Эйфорию».

— Как? — испугался Андрей и засмеялся.

Легкий ветер беззаботно перебирал новорожденную листву. В прозрачной вышине пели птицы и плыли облака. В это апрельское утро Вячеслав Софонов точно знал, что однажды неизбежно будет спасен.

ГОТИЧЕСКАЯ ПОЭМА

Был небосклон ясенИ облака — легки.Черный монах в рясеТравы искал у реки.

Сильный поток светаЗолотом дня озарялНежное жаркое лето,Стены монастыря.

Из-под земли тленнойБили святые ключи.Зов могильной ВселеннойДрогнул — смирился — молчит.

Мы не умрем! Все ясно!Так же как дважды два.Так же как жизнь — прекрасна.Так же как я — жива.

Все на земле не ново!Небо в веках — то же!Лето придет снова,Значит и мы тоже.

День или ночь — не важно,Белый ли, черный фон ли,Суть-то одна и та же:Я лишь крупица солиВ пресном безбрежном море.Иду вдоль домов унылых…Мне все уж давно постыло.Я с этим миром в ссоре!Если мы сестры и братья,Зачем мы друг другу волки?И не могу понять я,Зачем вместо белых крыльевУ нас за спиной иголки?Бегу по ночным дорогам.Сигналят автомобили.Их много, их очень много!Но только какое делоЭтим огням и машинамДо моего телаИ до моей души?Ах да, не хотят брать вину!Да и я не хочу в ад.Жаль, я уже не вернусьВ небытие назад:Ни радостей — ни проблем —Ни нереальности сна.Я не была ничем.Я не была одна.Но как же назад опять?Ведь я не умею терять…Не надо назад, во мглу!Оставьте меня здесь!Я здесь не могу! не могу!Но все-таки я — есть…Все это нельзя рассказать,Об этом никто не спросит.А на щеке — не слеза.Это все дождь и осень!

Холод сердца, зимы и ночиМою душу бесстыдно раздел.Эта грозная снежная толща —Слепок белых беспомощных тел.… Белая пленка кожи…Может, и я весной…Может быть, я тожеСтану речной водой?..Эй, мудрецы, ответьте:Кто мы? зачем? откуда?Как мне не верить смерти?Как мне поверить в чудо?Молчите?.. Ну что ж, молчите!Болтливым глупцам проклятье —Молчанье без гордой прыти.Но знайте же, знайте, знайте:Мы комки одинокого страха,Что от смерти бегут наугад.Все мы — бывшие атомы мрака.И пора возвращаться назад.И нельзя изменить ни на точкуСамых правильных хаосных схем.Что просить у мгновенья отсрочку?Все мы были ничем,Все мы станем ничемНасовсем…

Не важно, совсем не важно,Что в небе парит весна.Я буду одна однажды,Непоправимо одна.

Но кто мы сейчас? Кто мы?Робко шепнут мудрецы:«Бывшие эмбрионы.Будущие мертвецы».

Мясо!!!.. Всего лишь мясо… —Стоит ли жизнь свеч?Черный монах в рясе,Что ты хотел сберечь?

Мясо!!!.. И райским утромБудем мы тихо гнить.Вскрикнет вдруг кто- то мудрый:«Мясо желает жить!Хватит в кишках копаться!Пусть истеричный смехСудорожного счастьяБурно охватит всех.Закройте глаза и ушиИ пейте весенний хмель.Зачем ворошить души?Пока с нас довольно тел…»— Но что же потом?— Не важно!Ведь в небе сейчас весна.Я буду одна однажды,Непоправимо одна.

Сердце рвется ритмично на волю,Хочет слиться с дыханьем весны.Сердце, я — то тебя не неволю.Просто вены- веревки прочны.

Я темница твоя — поневоле.Так смирись: ты во мне рождено!Рвется гордое сердце на волюИ не верит, что мы — одно.

Как горячо и больно,Словно во мне пустыня.Хватит! С меня довольно!Сердце! Остынь! Остынь!

Поздно! Уже слишком поздно!..Вот далеко Земля,И разноцветные звездыПо кругу плывут, сияя.

Огненный замкнутый кругСильных и ласковых рукИ фейерверк звездопада…Круг разорвался… Не надо!

Я опять на Земле. Все прошло.Я все та же. И все же не та.Звезды снова окутаны мглой.И считает шаги суета.

Бездна. Бездна без дна.Черные дыры. Кометы.Я здесь совсем одна.Я здесь ищу ответ.Вечная мгла! Гробница миров!Дай мне ответ! Сбрось свой покров!Слышишь! Я жду ответа!А на Земле лето…Больше нельзя медлить.Мне нужен воздух! воздух!Дайте ступить на землю!Дайте мне хлеб и воду!Вечная мгла холодна.Вечность не знает пощады.Бездна, бездна без дна,Что от меня тебе надо?Хочешь, холодная мгла,Крови, что так тепла?!Дома! Я снова дома!Земля, прими свою дочь.Все здесь предельно знакомо:Утро- день- вечер — ночь,За этой синей ширмой — звезды,Под этими одеждами — тела…Еще не поздно жить! Еще не поздно!А высота прозрачна и светла…Цветут цветы, не думая о смыслеЖизни. А над ними — мотыльки.Монах под черной рясой прячет мыслиИ собирает травы у реки.

Знаешь, что такое смерть?Просто голубая мгла!Ты не веришь, что я есть?Так не верь, что я была!

Лето 1997- 30 июля 1998 гг.