Тайна - Элизабет Адлер

В выцветших голубых глазах Аристида Маркана, глядевших на них, промелькнула тень сожаления.

— О, месье, -сказал он, -это было время любви и страсти, скрытой за зелеными ставнями окон, в долгие раскаленные летние дни. Но эта женщина, мадам Леконте, всегда была одна. Бесформенная дама неопределенного возраста в одиночестве обедала за столиком на террасе, а потом возвращалась, всегда одна, на свою виллу. Может быть, стоя под звездами на балконе, она тоскливо смотрела на луну в полуночном бархатном небе и жаждала любви. Хотя ее звали мадам Леконте, это было просто вежливое обращение, учитывающее ее богатство и возраст. Но все знали, что она еще девушка. За глаза ее звали старой девой.

Би задохнулась.

— Как жестоко, -прошептала она. Старик кивнул:

— Да. Но это были поверхностные люди, ведущие роскошную, поверхностную жизнь. Чтобы войти в их очаровательный круг, требовалось быть красивым или обладать стилем, талантом либо аристократическим именем, быть писателем художником или композитором, звездой музыкальной комедии, князем или герцогом. Недостаточно было просто иметь деньги.

Ник заказал еще пасти, и старик пил, рассказывая им, что мадам Леконте была дочерью марсельского уличного мальчишки, который благодаря собственной изобретательности и предприимчивости сколотил состояние на торговле оружием. Женился он поздно. Когда родилась дочь, назвал ее Мария-Антуанетта, потому что она была его маленькой принцессой. Образование она получила дома, и, говорят, он так обожал ее, что боялся отдать какому-нибудь мужчине. Жена его скончалась рано. Позже, когда он умер, Марии-Антуанетте было около сорока, и она осталась одна-одинешенька.

— Понимаете, она никогда не была хороша собой, -сказал месье Маркан.-Это была крепко сбитая женщина с темными, без блеска, волосами. Черные глаза прятались под густыми бровями, а узкое длинное лицо украшали ямочки, бывшие там совсем не к месту, как следы мочи на снегу, по выражению грубых уличных мальчишек. Разумеется, она не отдавала себе отчета в том, что некрасива. Ее все оберегали, а отец всегда говорил, насколько она прекрасна. Должно быть, она и в зеркале видела не свое лицо. Правду мадам Леконте узнала позднее, когда отец умер и она оказалась в одиночестве на вилле «Мимоза». Отец построил дом в 1922 году специально для нее, потому что она любила солнце и свежий воздух и не любила огромные апартаменты в Париже. Теперь она унаследовала все. В сорок лет старая дева оказалась богатой наследницей.

Помню, как я увидел ее впервые. У нее был нездоровый цвет лица и пышная полногрудая фигура матроны. Одевалась она в молодежном стиле 20-х годов, что ей совсем не шло.-Посмотрев на Ника, он добавил, выразительно пожал плечами:-Сказать по правде, месье, если бы одеть ее в крестьянское платье и черную шаль, она бы выглядела точь-в-точь как они. Никто бы и не догадался, что это богатая наследница. Затем в ее жизнь вошла любовь. Он был американец, красивый блондин, намного моложе ее. Все говорили, что он-охотник за приданым, но если он и был таковым, то не вполне обычного сорта. Или же молодой человек был очень умен. Когда они выходили вместе, он глаз с нее не сводил. Дажв не смотрел на вешающихся ему на шею юных кокетливых красавиц. Их всюду видели вместе, во всех модных кафе и клубах. Она купила новую лодку, и они катались в бухте, останавливаясь, чтобы искупаться или перекусить в маленьком ресторанчике на пляже. Он сопровождал ее по салонам и давал ей советы насчет одежды; заказал другие оправы для ее старомодных украшений. Он побудил ее купить машину, красный «бугати» с открытым верхом-тогда все хотели иметь именно такие, — с серой кожаной обивкой внутри, и она научилась водить.

Машиной всегда управляла она; его ни разу не видели за рулем, так что никто не мог сказать, что машину она купила для него. Казалось, он не брал у нее ничего. Кроме ее сердца. Он вернулся вместе с ней в Париж, -продолжал свой рассказ Аристид Маркан, -они поженились, и он увез ее к себе. Не помню куда. Так или иначе, через год она вернулась. Одна и явно беременная. Учтите, ей было за сорок, и все считали, что семью ей заводить уже поздно. Естественно, ходили сплетни. Помню, как слуги говорили, что она выглядит больной и бледной, что у нее глаза похожи на глаза испуганного животного, которого гонят на бойню в Марселе. Говорят, что эти животные знают, что обречены на смерть. Я сам видел однажды, как она выходила от своего врача в Каннах, и мне, юному и впечатлительному, показалось тогда, что она тоже это знает. Это было в ее темных, больших, пустых глазах. Смерть. Красавчик муж вернулся. Слуги говорили, что он вел себя как святой, был добр, внимателен, любил ее, осыпал цветами и подарками. Она избегала его. Одна гуляла в саду. Ела в одиночестве в своей комнате. Спала одна. Но, в конце концов, она же была беременна, а в ее положении нормально чувствовать себя усталой, рассеянной, выбитой из колеи… особенно для женщины ее возраста. Родился ребенок. Мальчик. Через несколько недель она упала с лестницы. Я оказался прав. Смерть уже отметила ее.-Месье Маркан пожал худыми плечами:-Грустная история, как вы и сказали. Да. Очень грустная.

Он умолк, задумчиво поднеся к губам стакан.

Би подавила вздох, сдерживая слезы.

— Здесь было что-то еще, -сказал Ник.-Что-то еще произошло. Маркан кивнул:

— У вас инстинкт журналиста. Все это было так давно, что не будет вреда, если я расскажу вам все. Тогда я был очень молод, был самым юным репортером. Поздним вечером я один сидел в редакции, печатая свои заметки: рождения, смерти, свадьбы, маленькие местные происшествия. Я еще не поднялся до событий в высшем свете и скандалов, не говоря уж о новостях. Меня посылали тогда, когда больше некого было отправить. Позвонил один из слуг с виллы «Мимоза». Несчастный случай. «Старая дева» погибла. Передо мной открывалась прекрасная возможность. Я бросился к своему велосипеду и, яростно крутя педали, покатил через спящий город, по дороге вдоль побережья и вверх по холму на виллу. Свет лился из окон первого этажа на лужайки и террасы. Все выглядело таким праздничным. Казалось, что идет вечеринка. Я позвонил и стал ждать. Никто не вышел. Позднее а узнал, что муж отправил всех слуг спать. От моего прикосновения дверь открылась. Я вошел в холл и увидел тело «старой девы». Она лежала лицом вниз на мраморном полу. Она была на некотором расстоянии от лестницы, и, помнится, я подумал, что кто-то передвинул тело, после того как она упала. Сердце у меня так и подпрыгнуло, когда я заметил, в какое липкое месиво превратился ее затылок. Вдруг из библиотеки вышел муж. На нем был шелковый халат. Он закурил большую сигару и спокойно дымил, глядя на тело. Я подивился его силе, ведь никогда не известно, как человек воспримет горе. Он прекрасно управлял своими эмоциями, и меня это восхитило. Когда он заметил меня, в его глазах полыхнул гнев. «Кто вы, черт возьми?-требовательно спросил он.-Убирайтесь. Как вы смеете вторгаться? Никому нельзя входить, кроме шефа полиции». Он угрожающе надвигался на меня, и я выбежал, извиняясь на ходу. «Не смейте сюда возвращаться», -крикнул он вслед. Но я был журналистом, напавшим на горячий материал, и я не собирался легко от него отказываться. Я спрятался в кустах под окном и стал ждать. Прибыл шеф полиции. Он вел собственную машину, вместо того чтобы ехать на служебной, и было видно, что одевался он в спешке. Он вошел и закрыл за собой дверь. Я смотрел в окно, напрягаясь, чтобы услышать, о чем они говорят.