Византиец. Смоленское направление - Алексей Борисов

      Мелодичный перезвон с колокольни прервал размышления настоятеля, немой звонарь Герасим опробовал новые, только что привезённые колокола. Круглый сирота, потерявший дар речи при виде гибели своей матери, Герасим скитался с паломниками слепцами. От города к городу, от монастыря к монастырю. В Смоленске, жестами объяснил прежнему звонарю, просьбу подняться на колокольню и подёргать за веревки. Шестидесятилетний дед, смилостивился и разрешил ударить в колокол, один раз, было это на следующее утро после Пасхи. Так и появился ученик звонаря Герасим при церкви. С тех пор прошло десять лет, немой немного усовершенствовал крепления канатов в звоннице, приспособил дощечки и стал играть музыку. Не зная ни одной ноты, не имея возможности произнести ни слова, Герасим играл произведения на главном и средних колоколах. Импровизировал, мог повторить перезвон через несколько дней после его исполнения. Настоятелю нравилось, люди были в восторге. Вот и принял решение священник приобрести новые, маленькие колокола, размеры которых несколько раз немой показывал руками. Было у Герасима два сокровенных желания, о которых он часто думал, первое - собрать весь город перед колокольней, на которой он исполнял перезвон, второе - снова научиться говорить.

      ***

      Ой, полным-полна моя коробушка,

      Есть и ситцы, и парча.

      Пожалей, душа-зазнобушка,

      Молодецкого плеча!

      Выйди, выйди в рожь высокую,

      Там до ночки погожу,

      Как завижу черноокую -

      Все товары разложу.

      Цены сам платил не малые,

      Не торгуйся, не скупись.

      Подставляй-ка губки алые,

      Ближе к молодцу садись!

      Вот и пала ночь туманная,

      Ждёт удалый молодец...

      Чу, идёт - пришла желанная,

      Продаёт товар купец.

      Катя бережно торгуется,

      Всё боится передать.

      Парень с девицей целуется,

      Просит цену набавлять.

      Знает только ночь глубокая,

      Как поладили они...

      Распрямись ты, рожь высокая,

      Тайну свято сохрани!

      Новгородский купец в шестой раз заводил патефон и слушал песню, так близкую его сердцу, под названием 'Коробейники'. Ах, какая песня, прямо про него поётся, шестнадцать лет назад, торгуя в лавке отца, Пахом познакомился со своей будущей женой. Ну и что, что супружницу зовут не Катя, и после знакомства не было ржи, но всё остальное-то было. Тоска охватила Ильича, захотелось домой, к жене, детишек повидать. Старшей доченьке Нюрочке, уже четырнадцать годков скоро, копия Марфы растёт. Такая же красавица будет, очень любит монетки считать, монеток немного, несколько булгарских пуло и парочка византийских, но всё сложено в деревянную шкатулочку, которую купец сделал сам и подарил дочери. Бывало, сядет Нюра на колено, откроет свой заветный сундучок, и рассказывает - на эту денежку куплю платье красное, на эту сапожки, а на эту лавку торговую - радуется сердце отцовское, душа поёт от воспоминаний. Годы, конечно, неумолимо бегут вперёд и будущим летом пора сватов принимать, но образ дочери запомнился именно таким. Лексей, узнав о девочке, перед отплытием просил передать от себя подарок: мешочек монет круглых и парсуну им нарисованную. На рисунке сам Пахом Ильич на фоне ладьи с командой, как живые. Пусть, мол, играет дочурка, батьку вспоминает. Хороший у него компаньон, дай Бог ему здоровья.

      - Скоро Смоленск, вон камень приметный, к закату будем в городе.

      Громкий голос кормчего прервал идиллию Ильича, пришлось прятать патефон в рундук и думать, как ловчее уговорить кузнецов сделать скидку на звёзды шипастые. Сорок шесть пудов железа, это не шутка. Пусть изделия из самого паршивого материала, не булат же, однако цену заломят наверняка несусветную. Будет ли столько гривен расплатиться? В Новгороде этот вопрос решился бы мимоходом. Коваша, Ижорка, Суйда - не просто названия рек, в болотах этого междуречья добывают руду, и дефицита опарошного железа нет, а вот, как обстоит с этим делом в Смоленске, купец не представлял.

      К причалу подошли ровно перед закатом, разгружать практически ничего не надо, струг остался на починке у компаньона. Товара для Смоленска Ильич почти не привёз, пара кубов досок, коробка с иголками, платки с цветами и с десяток амфор с вином не в счёт, старые запасы еще не распроданы. Оставался груз для Новгорода, так чего его разгружать, если завтра снова в путь. Купец сошёл с ладьи, перехватил поудобнее сундук с патефоном и зашагал по направлению к своей лавке. Ценный груз Новгородец никому не доверил нести, хочешь что-то сделать правильно - делай сам.

      'Вот и пала ночь туманная, ждёт удалый молодец, чу, идёт - пришла желанная, продаёт товар купец', - напевая под нос куплет понравившейся песни, Ильич зашёл в дом-лавку. За стойкой, при свете двух лучин, Евстафий палочками отмечал количество проданных вещей. На восковой поверхности пластины рисунками были обозначены товары, которые продавались в лавке. В случае продажи стакана, возле рисунка, усечённого снизу треугольника ставилась палочка. Подобную бухгалтерию Пахом придумал сам, было очень удобно, когда много предметов торга и запутаться очень легко. Вводить ценники пока не решался, хоть и советовал компаньон, ибо сам процесс разговора, во время сделки, Ильичу очень нравился. Да и знал он весь свой товар наперечёт.

      - Пахом Ильич! Слава Богу, объявился, - Евстафий отложил восковую дощечку в сторону, - я уж начал подумывать, что оставил ты меня здесь навсегда. Вот сегодня трубу подзорную продал и три пары стекла для глаза. Мойша-аптекарь купил, зело радовался, только перед твоим приходом ушёл.

      Пахом прекрасно помнил аптекаря, тот приценивался к стеклянным изделиям ещё перед его отъездом, и тогда к консенсусу они не пришли. Наверняка Мойша выждал, пока жадный купец уедет, и решил попробовать договориться с его приказчиком.

      - И много сторговал?

      - По номиналу Пахом Ильич, трудно с ним торговаться, два раза уходил, потом возвращался. - Евстафий вздохнул, как-то обречённо и развёл руками, мол, 'не смогла я, не смогла'.

      - Главное продал, а с наваром али без, сейчас не столь важно. Гривны нужны, дело одно есть, завтра с утра в железный ряд пойду, к обеду, думаю идти на Новгород, ты здесь останешься. - Пахом открыл дверь, отделяющую торговое помещение от подсобки и направился в свою комнату, - К середине лета вернусь, пойдем, казну сдашь.

      Спустя полчаса Ильич располагал данными о состоянии торгового баланса. Выслушал местные новости, скопившиеся за время отсутствия, посмеялся над местной боярыней, которая несколько раз присылала ключницу с просьбой заменить зеркальце (может и пошла с того времени поговорка о неправильном зеркале и кое-чем кривоватом), поинтересовался попом, не пришедшим на дежурство и вскоре уснул. Ночью купцу снилась старшая дочка, строчившая на швейной машинке. Нюра сидела в платье из изумрудного бархата неописуемой красоты, повернула голову к отцу, встала, крутанулась вокруг себя, улыбнулась, мол, какая пригожая дочь у тебя. Постояла пару секунд, и вдруг в руках у неё оказался странный наряд, детали Ильич рассмотреть не мог, но подойти ближе к дочери не получалось. 'Это платье для жены посадника, сама сделала, по лекалам дяди Лексея, приезжай поскорее, папочка, мы тебя ждём', - сказала дочка, и сновиденье закончилось. Пахом вскочил с постели, снова вещий сон. После событий на реке, Ильич стал верить во всё, что ему приснится. Домой, скорее домой. Надо спешить.

      - Евстафий, ты где?

      Никто не отозвался. После того как купец уснул, приказчик выпил стакан вина из амфоры, напиток ему понравился, и в результате объятия Морфея застали его за стойкой лавки. Пройдя через подсобку, в открытую дверь Пахом понаблюдал за храпевшим помощником, ругаться и будить не стал, вспомнил о звёздочках и пошёл умываться.

      Железный ряд находился на окраине торга, кузни мастеровых людей стояли вообще у самой реки. Пройдя мимо бронников, раскланявшись со знакомым купцом из Пскова, Ильич подошёл к кузнецу, торговавшему подковами и различной железной мелочью. Для вида покрутил в руках петлю для двери, дожидаясь пока его заметят и заведут разговор. Подмастерье кузнеца, уловив кивок мастера, приблизился к Пахому, поздоровался и стал расхваливать мастерство учителя. Новгородец выслушал высокохудожественный трёп, согласился с великолепными навыками железных дел мастера, усомнился в качестве товара и, воспользовавшись новым, услышанным от Лексея словечком 'перетереть', попросил хозяина проводить до кузницы. Собеседник был не против. Заказов не было, а раз так, то и уголь попусту жечь не стоило, вот и сидел на торгу, возле своего лотка. Вскоре они стояли во дворе небольшого дома.