Сталин. По ту сторону добра и зла - Александр Ушаков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Прибывший в конце апреля в Пекин Ким Ир Сен и не подумал ставить своего китайского «друга» в известность. Мао задумался. В случае чего, выручать корейского лидера из беды пришлось бы ему. Он попросил Сталина подтвердить его согласие на открытие военных действий. Москва так и сделала, но в своей ответной телеграмме Сталин подчеркнул: «Окончательное решение этого вопроса должно быть принято корейскими и китайскими товарищами совместно».
Мао попал в сложное положение. Он готовил вторжение на Тайвань и не имел никакого желания распылять свои силы. Но в то же время отказ поддержать Ким Ир Сена сорвал бы все его планы. Да и как он мог ответить отказом, если в Маньчжурии вместе с его бойцами сражалось 100 тысяч корейских солдат...
Тем временем северокорейские войска заняли Сеул. Несмотря на победу, сам Мао никакой эйфории не испытывал: северокорейская армия была очень растянута, а значит, уязвима. И Мао очень опасался, что этим воспользуются американцы, а их возможная победа разогреет их аппетит. Он предупредил о возможной катастрофе Ким Ир Сена. Однако тот, как и сам Сталин, не обратил на его опасения никакого внимания.
Тем не менее 4 августа 1950 года на заседании политбюро Мао впервые поставил вопрос о военной помощи Пхеньяну. Он понимал, что Ким Ир Сена не остановить уже ничем, и снова заговорил о том, что опомнившиеся американцы, в конце концов, возьмутся за дело со всеми нежелательными для Китая последствиями. И опасался он не зря. Утративший свои позиции в Китае Вашингтон не мог допустить поражения еще и на Корейском полуострове и пришел на помощь созданному им режиму. С благословения... Совета Безопасности ООН, данного без участия советских представителей, который они проспали.
15 сентября американские войска высадились в Инчоне и в результате мощного контрнаступления заняли Пхеньян. Перепуганный Ким Ир Сен буквально молил Мао и Сталина о помощи, и советский вождь снова обещал ему помочь, но... только после Мао. Сталину было над чем подумать. Берлинский кризис, победа Мао и, наконец, война в Корее взволновали Запад, который во весь голос заговорил о коммунистической агрессии. И, конечно, он не ожидал такой реакции Америки, которая кинулась защищать Южную Корею.
Верный своей подпольной тактике, он отозвал из Кореи всех советников из СССР, чтобы не дать повода говорить о советском вмешательстве. А когда Хрущев предложил послать на помощь Ким Ир Сену Малиновского, вождь отреагировал «исключительно враждебно».
После того как американцы взяли Пхеньян и в некоторых местах вышли на границу с Китаем, положение еще больше осложнилось. Тем не менее и на этот раз Сталин делал все возможное, чтобы не ввязаться в войну. И как знать, не он ли убедил Чжоу Эньлая, прилетевшего к нему в Сочи после того как американцы продолжили свое наступление к китайской границе вдоль реки Ялу, выступить на стороне окончательно павшего духом Ким Ир Сена. Сегодня уже никто не скажет, о чем они говорили, но Сталину удалось перевести стрелки на Пекин, и корейская война превратилась в жестокое столкновение между США и Китаем, а не Россией.
Таким образом, Сталин сумел исправить свою же ошибку и повернуть всю ярость Вашингтона против Китая, который потерял в боях почти миллион человек. И все же 30 китайских дивизий вместе с северокорейскими войсками не только изгнали захватчиков со своей земли, но и продвинулись на 100 километров южнее 38-й параллели, по которой проходила демаркационная линия.
Как того и следовало ожидать, моральный дух воюющих неизвестно за что американских солдат быстро падал, и летом 1951 года для Сталина наступил самый решительный и в то же время самый опасный момент. Поскольку он очень опасался, что начинавшие уставать от войны американцы пустят в ход ядерное оружие. О чем весьма прозрачно намекнул сам Трумэн. Что оставалось делать? Только одно: не дать американцам проиграть! Целых два года стороны вели упорные и тяжелые переговоры, и все это время на Корейском полуострове продолжала литься кровь.
Причем сферы влияния разделились, и если в воздухе безоговорочное прё-имущество имела американская авиация, то на земле господствовали китайские «добровольцы». Что было закономерным: воевать в джунглях было куда как сложно. И надо отдать Сталину должное, он сделал все возможное, чтобы стороны пришли к достойному для себя компромиссу. Который, в конце концов, и был найден, но уже через несколько месяцев после смерти Сталина.
Как это ни удивительно, но корейская война принесла Сталину два совершенно противоположных результата. Он проиграл на Востоке, где США сблизились с Японией, и выиграл в Европе. И по мере того, как США увязали в войне в Корее, а в самой стране разгоралась антикоммунистическая истерия, западные союзники США начинали относиться к своему заокеанскому партнеру со все более возрастающим недоверием.
На Западе уже начинали понимать, что Вашингтон намерен идти дальше обычного сотрудничества, и очень опасались, что он развяжет третью мировую войну, на этот раз ядерную. И подписавшие Стокгольмское воззвание за запрещение атомного оружия миллионы европейцев считали истинным агрессором не коммунистов, а Америку. В свою очередь, Вашингтон проявлял открытое недовольство своими западными партнерами, которые только критиковали и совсем не помогали в войне.
И Сталин в своих «Экономических проблемах социализма» вряд ли так уж был далек от истины, когда писал, что противоречия и конфликты внутри империалистического блока ничуть не меньше, нежели между капитализмом и социализмом. Использовать же эти противоречия он намеревался при перевооружении Германии.
Несмотря на созданную американцами атомную бомбу, он был все еще силен. И те несколько союзных дивизий, образованных в апреле 1949 года НАТО, вряд ли могли противостоять мощным советским армиям в Центральной и Восточной Европе. И когда на создание ФРГ Сталин ответил образованием ГДР, никто даже не возразил. И тем не менее он дважды предлагал отказаться от Восточной Германии, если разделение страны являлось препятствием на пути ремилитаризации Германии. Выполнил бы он свое обещание или это был очередной маневр, сегодня уже не скажет никто...
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Убийство Михоэлса, арест ключевых фигур ЕАК и разгон самого комитета были, по существу, лишь первыми ласточками в проводимой Сталиным по отношению к евреям политике. Впрочем, дело было уже не в евреях, а вернее не только в них. Да, Советский Союз в первой арабо-израильской войне занял нейтральную позицию. Что же касается советских евреев, то все они были на стороне своих соплеменников. И не случайно один из видных политиков с восхищением восклицал: «Здорово наши бьют арабов!» А другой не менее видный ученый отдал значительную часть Сталинской премии московской синагоге.
Понятно, что такие проявления еврейского патриотизма, который преподносился как «национализм», не нравились вождю. В его стране патриотизм мог быть только один: советский. «Еврейский национализм» все чаще противоставлялся «советскому патриотизму», и обеспокоенный таким положением дел ЦК принял специальное решение — ограничить число евреев, занятых на руководящих постах.
Многие евреи были переведены на более низкие посты, некоторые уволены, и, в конце концов, идущая полным ходом кампания низкопоклонства перед заграницей переросла в борьбу против «еврейского национализма» под общим громким лозунгом наступления на космополитизм. Да и как не перерасти, если вождь получал письма следующего содержания.
«Товарищ Сталин! — писала Сталину сотрудница «Известий» Анна Бегичева. — В искусстве действуют враги. Жизнью отвечаю за эти слова! Виновники дезориентации театров... группа ведущих критиков, замаскировавшихся космополитов, формалистов, занимающих основные позиции в критике, направляющих мнение недалеких руководителей даже таких газет, как «Советское искусство» и «Известия». Их главари: Юзовский, Мацкин, Гурвич, Малюгин, Бояджиев, Варшавский, Борщаковский, Гозенпуд, Альтман. Эти критики поднимают низкопробные пьесы, пристраивают в театры таких пасквилянтов на нашу действительность, таких ловкачей и дельцов, как Масс, Червинский, братья Тур, Прут, Финн, Ласкин и проч. Космополиты пробрались в искусстве всюду. Они заведуют литературными частями театров, преподают в вузах, возглавляют критические объединения: ВТО, Союза писателей, проникли в «Правду»... «Культуру и жизнь»... в «Известия»...
Эта группа крепко сколочена. Скептицизмом, неверием, презрительным отношением к новому они растлевают театральную молодежь и людей недалеких, прививая им эстетские вкусы, чему, кстати, очень помогают пошлые заграничные фильмы, заливающие экраны (низкопоклончество перед Западом, отрицательное отношение к явлениям нового в нашей жизни).