Не та профессия. Тетрология (СИ) - Афанасьев Семён

– Давайте наедине. И не шарахайтесь друг от друга при всём лагере, пока ничего не ясно.

– Выполняй, – коротко роняет Алтынай в ответ на вопросительный взгляд своего человека, с сомнением косящегося на свой локоть (прихваченный моей рукой).

Глава 32

– Что случилось? – спрашиваем синхронно с Алтынай уже в шатре, переводя взгляд с сотника на Актара.

– Пропал один из наших сразу после того, как отошёл в пуштунскую часть лагеря, – коротко докладывает человек Алтынай. – Ушёл договориться о порядке прохождения конных часовых на дальних подступах, после чего не вернулся. Пашто говорят, от них ушёл обратно.

– Мы ничего ему не делали, – торопится выпалить Актар. – Я уже проверил. Он действительно был у нас, обо всём договорились. Решали, что ночные смены сейчас ваши, так как ваши кони на открытом пространстве чуют лучше. Между собой люди не ссорились, не враждовали. Кроме того, я сам  переговорил с каждым из наших, – старик многозначительно опускает веки, намекая на то, что соврать ему не получится. – А ещё у нас тоже человек пропал. Пошёл за вашим вдогонку, что‑то переспросить. Обратно не вернулся.

– Давайте честно. До пропавшего пуштуна нам дела нет, тем более что исчез он в очень интересный момент. Кони, кстати, все на месте… Нашего человека скорее всего уже нет в живых, – после паузы роняет сотник Алтынай. – Ну или куда бы он делся? Средь бела дня, внутри лагеря. Мы не обвиняем пашто, но у всего должно быть своё объяснение. И его нужно найти, потому что в противном случае… – он недоговаривает, но всё понятно и так.

Распри между народами могут вспыхнуть с новой силой и в любой момент.

– Я не знаю, как доказать, что мы ни при чём, – упрямо бычится Актар. – Если бы Разия была вашей , она могла бы прочесть  каждого из нашего отряда, во всех подробностях. В вашу пользу. Но поскольку она – персиянка, ближе к нам, и вообще принята в мой род, то и насчёт её слов у туркан могут возникнуть подозрения на ровном месте. Даже если она будет говорит чистую правду, вы ей всё равно можете не поверить.

– Во‑первых, опросить каждого из твоих людей могу и я сама, – начинает рассуждать вслух Алтынай, напоминая о встроенном «детекторе лжи» почти у каждого вождя здесь. – Во‑вторых, есть мнение, что доказывать надо вину, а не невиновность. – Она при этом весело смотрит на меня, несмотря на остроту момента.

Ну да. Мы с ней это обсуждали. Презумпция невиновности как‑то слёту и моментально осела ей в мозги, уж не знаю, по каким соображениям.

– А никаких свидетельств вины пашто лично я пока не вижу, – веско подытоживает Алтынай. – Только туманные подозрения, основывающиеся большей частью на межплеменной розни.

– Ты мудра не по годам. Я рад, что у туркан есть такой вождь, – серьёзно кивает Актар, выдыхая с облегчением. – Но теперь понять бы, что делать дальше? Сегодня ваш человек пропал. Это очень плохо. Завтра, если не найдётся и наш, это будет уже гораздо хуже.

– То понятно, – подаю голос со своего места. – Что делать – тоже понятно. Пойдём искать. Не может быть, чтоб днём, да внутри лагеря, никто ничего не увидел.

_________

Единый на первый взгляд, большой лагерь, при ближайшем рассмотрении, на самом деле представлял собой совокупность трёх поменьше. Ближе к долине, в которой велись тренировки, стояли шатры туркан – их коням требовалось больше пространства вокруг. Ближе к взгорку, вплотную к скальным обломкам, остановились пашто. А чуть дальше, как будто образуя третью вершину треугольника, стояли куффары, старший из которых явно был давним и большим другом Атарбая.

Когда Актар, Алтынай, сам Атарбай вышли из ханского шатра, абсолютно все участники похода отложили свои занятия, ожидая развития событий: конфликт между туркан и пашто буквально висел в воздухе.

Отчасти разрядила обстановку сама Алтынай, по‑свойски обнимающая Актара за плечо (вопреки всем пуштунским обычаям; но у дочери Степного Хана свои представления о верном). Заодно она что‑то втолковывала старику на ходу, активно размахивая второй рукой. Предводители похода ссориться явно не собирались, что тут же благотворно отразилось на всех простых людях.

Пашто выдохнули с облегчением, особенно с учётом своего численного меньшинства.

Туркан же скорее заинтересовались, что будет дальше: Атарбай, явно с ведома обоих вождей, своей ставшей уже привычной неторопливой рысью сбегал за Разиёй и теперь шёл с ней по лагерю, от шатра к шатру, не упуская никого и о чём‑то активно споря на фарси.

Способности новой «родственницы» Актара, по большому счёту, ни для кого секретом не были (в Степи ничего не утаишь), но всем было интересно: а что дальше? Положа руку на сердце, сами туркан не сильно верили в причастность пуштунов к пропаже своего человека. Но и не назначить виновного было никак невозможно. Оставалась, правда, ещё та часть лагеря, где жили куффары, однако пашто в роли обвиняемых и подозреваемых выглядели предпочтительнее и привычнее.

Атарбай тем временем вместе с Разиёй прошли в течение часа весь лагерь, останавливаясь то тут, то там, о чём‑то шёпотом споря. По крайней мере, со стороны всё выглядело именно так.

Ничего интересного не происходило. Видимо, что‑то в замысле здоровяка и персиянки пошло не так, поскольку они повернули на второй круг.

Лагерь достаточно быстро вернулся к обычным занятиям, поскольку, зная Атарбая, все понимали: таким образом он может бродить и час, и два, и три, выискивая что‑то, понятное только ему. Разия же, будучи женщиной и чуточку чужой, наверняка не могла прямо отказать брату дочери Хана и вынуждена была сопровождать его, если он её об этом в лоб попросил.

Лагерь пошептался и успокоился: ну мало ли, а вдруг за этим что‑то стоит. Пусть ищут. Хуже всё равно уже не будет.

Ещё через два прохода вдоль шатров здоровяк с персиянкой уверенно свернули к палаткам куффаров. Чуть не доходя до стоянки чужеземцев, Атарбай принялся быстро откидывать запоры и заглядывать в ящики, содержавшие груз, что прибыл на корабле.

Всё происходило на виду у лагеря, потому смотрелось обыденно и обычно. Открыв очередной ящик, Атарбай переглянулся с Разиёй, тут же прикрывшей рот краем платка и удивлённо раскрывшей миндалевидные глаза ещё шире.

Затем здоровяк почесал затылок, свёл руки в замок за затылком же и переливисто затейливо просвистел какой‑то непонятный сигнал.

Через пару мгновений из шатра куффаров (одного из) высунулся старик, друг Атарбая.

Здоровяк поманил того пальцем и взглядом указал на содержимое ящика.

Вообще‑то, все присутствовавшие свято почитали дисциплину в походе. Но происходящее было слишком интересным, чтоб сидеть сложа руки; да и запрета на какие‑то действия никто никому не давал.

Через некоторое время вокруг необычного ящика стояли и туркан, и пашто, с удивлением наблюдая расчленённые фрагменты двух тел.

В четырёх ногах, четырёх руках, двух головах и двух «коробках», ранее бывших туловищами, угадывались те самые двое пропавших, туркан и пашто.

– Иманды болсын, – туркан, не сговариваясь, принялись вскидывать руки в ритуальном жесте. (прим. Соболезнование по факту утраты и по случаю смерти).

Пашто, закаменев лицами, отзеркалили жест, лишь беззвучно шевеля губами.

– Вот и оба нашлись, – выждав паузу, обронил Атарбай, не впечатлившись увиденным, в отличие от многих.

Актар и Алтынай, подошедшие мало не последними, были скорее удивлены, чем напуганы или раздосадованы. Старик‑вазири собирался что‑то сказать и уже открыл для этого рот, но дочь Хана коротко хлопнула его ладонью по спине и, наклонив за шею к себе, что‑то ожесточённо зашептала на ухо.